Слезы Макиавелли - Рафаэль Кардетти

— А дель Гарбо был хитрец, — вступил в разговор Гвиччардини. — Он переделал только корешок книги. Если память мне не изменяет, прежде это была «De republica»[9] Цицерона. Он подсказал нам, где искать. Логически рассуждая, знак должен находиться в рукописи Лукреция.

Веттори возвел очи к небу и тяжко вздохнул:

— Только не говори о логике, Чиччо! В этой истории вообще нет никакой логики. Сначала гора трупов, а теперь поиски клада… Вот ты, например, знаешь, где находится эта проклятая книга?

— Он нет. А я знаю.

Марсилио Фичино произнес это уверенно. Старика, которого последние месяцы раздирали сомнения, будто подменили: поиски словно вновь придали смысл его существованию.

— В те времена ты только родился, Пьеро, а тебя, Франческо, еще и в помине не было. Один из моих друзей, Поджо Браччолини, нашел средневековый список этого текста и доверил его мне. Он хранится здесь.

— Да, но как дель Гарбо удалось до него добраться?

— Кажется, я знаю. Я попросил одного мастера отреставрировать переплет. Он сидел вот за этим письменным столом, рядом с тем местом, где работал художник.

— Но когда он мог получить к нему доступ?

— Закончив рабочий день, мастер просто убирал рукопись в ящик. А дель Гарбо, как я уже говорил, работал день и ночь, чтобы вовремя завершить реставрацию. Так что по вечерам он оставался один.

— Нет ничего проще, чем открыть ящик и вложить что-нибудь в рукопись… Она все еще на месте?

— A priori да.

Оба юноши робко приблизились к тому месту, на которое указывал Фичино. Казалось, что надежда наконец раскрыть тайну их парализовала. Дрожащей рукой Гвиччардини открыл ящик.

Книга хорошо сохранилась, учитывая ее возраст. Несколько страниц запачканы и кое-где разорваны, но в целом читать ее было легко. Юноша удостоверился, что в ней нет никаких приписок, и, озадаченный, положил драгоценную рукопись на стол.

Теперь за дело взялся Веттори. Не раздумывая, он открыл книгу на последней странице и оторвал от переплета внутренний клапан, тогда как Фичино вопрошал Всевышнего, какой смертный грех мог он совершить, чтобы ему в ученики достались такие варвары. Не обращая внимания на ворчание старика, Веттори продолжал свое разрушительное дело. Наконец он решительным движением оторвал то, что оставалось от переплета.

В тот самый миг, когда кожа отделилась, на кафельный пол, кружась, упал листочек бумаги. Веттори развернул его, стараясь не помять еще больше. В середине страницы незнакомым тонким и четким почерком были написаны черными чернилами несколько слов. Он прочитал их вслух:

— «Настоящим дозволяем подателю сего получить сумму в триста дукатов». Здесь еще дата, 22 января 1498 года, и что-то вроде шифра — 18-9.

— И это все? — спросил Гвиччардини. — Обычный вексель?

— Дата, указанная в документе, совпадает со временем, когда здесь работал дель Гарбо. Не знаю, правда, что может означать шифр. Нам придется установить того, кто выдал вексель, и получателя, иначе мы все равно ничего не узнаем. Пожалуй, такой вексель мог составить только нотариус, и об этом должны остаться какие-то сведения в городских архивах.

— Вы забываете об одной мелочи, — вмешался в разговор Гвиччардини. — Такого рода документы хранятся в комнате за семью печатями. Даже Никколо не имеет туда доступа. Догадайтесь, у кого есть единственный ключ, который открывает эту дверь?

Веттори скорее простонал, чем выговорил:

— Держу пари, у сера Антонио.

Когда двадцать лет назад сер Антонио вступил в должность, нотариальные акты были свалены кучами на чердаке и отданы на милость крыс и дождевой воды. Убежденный, что сила государства измеряется рвением, которое проявляют его представители, храня его память, начальник канцелярии был глубоко уязвлен таким непотребством. И однажды, охваченный неуемной жаждой деятельности, он решил создать безупречную и единственную в своем роде систему хранения документов.

Все свои силы он посвятил этой высшей цели: совершенствованию классификации дел, собранных в его хранилище. И, не в силах унять свой зуд, поставил себе кровать в той же комнате и большинство ночей проводил там. Раза три-четыре в неделю он вставал посреди комнаты, закрывал глаза и смаковал тонкий запах запечатанной воском бумаги. И тогда, закончив работу, он засыпал глубоким сном, уверенный в том, что даже архивы Всевышнего не так хороши, как архивы республики.

Его неотступные поиски совершенства по-прежнему у многих вызывали лишь насмешки. Однако он был уверен, что сегодняшние насмешники завтра сами станут рьяными его последователями. Благодаря ему открывались новые возможности. Начальники канцелярий величайших монарших дворов Европы будут обращаться к нему за помощью, чтобы в свою очередь превратить свои архивы в истинные произведения искусства.

Сер Антонио полагал, что таков его славный удел — стать непревзойденным светилом архивного дела.

Он мог часами созерцать свои архивные сокровища, высматривая малейший документ, поставленный не на место или просто недостаточно ровно. И конечно, опасаясь, что чья-нибудь неумелая или попросту недостойная касаться столь искусно упорядоченных записей рука может разрушить весь этот дивный порядок, он никому не позволял заходить в свое святилище.

Хранилище было расположено на втором этаже западного крыла Палаццо Коммунале, и его постоянно охраняли двое стражей. Ключ от двери канцлер всегда носил на шее на тонком шнурке из красного шелка.

Вот уже много месяцев он требовал установить прочную стальную решетку на окно, выходящее на площадь Синьории. И напрасно Содерини внушал ему, что в такое крохотное отверстие не пролезет даже очень маленький мужчина, сер Антонио не отступал и каждую неделю возобновлял свою просьбу.

По крайней мере, в одном гонфалоньер не ошибся: мужчина для этого был, конечно, слишком велик, а вот ребенок — нет.

Марко это удалось без труда, к тому же запоры были самые что ни на есть простые. Он раскрыл окно настежь и знаком велел Деограциасу подсадить его повыше. Неподалеку караулил Макиавелли, удостоверяясь время от времени, не заснули ли Веттори и Гвиччардини, занявшие позиции в стратегических точках площади.

Марко бесшумно проскользнул внутрь. Его глаза понемногу привыкли к темноте комнаты. Как он и ожидал, стены были сплошь заставлены нотариальными актами, расположенными безупречно ровно.

Немного обескураженный обилием документов, он вытащил из кармана клочок бумаги, на который Аннализа выписала сведения из векселя. Хоть он и знал их наизусть, но перечитал еще раз. Если пристрастие начальника канцелярии к порядку было столь навязчивым, как говорили, то теоретически акты, заверенные в январе месяце 1498 года, должны быть собраны в одном определенном месте.

Он подошел к самой ближней полке и наугад вытащил один акт. На первой странице стояла дата: декабрь 1497 года. Взволнованный таким открытием, он протянул руку, вытащил еще один пергамент и с удивлением обнаружил, что он относится к марту 1491 года.

Тогда он вынул целую охапку актов и разложил их на кровати. На них стояли даты от 1485 до 1498 года без всякой хронологической последовательности, и их почти нельзя было прочесть, настолько выцвели чернила, которыми пользовался писец. Документы, расположенные в соседнем ряду, судя по изящному и плавному почерку, были написаны той же рукой. Следующий раздел отличался следами загибов вверху каждой страницы, сделанных кем-то неловким.

Марко со злостью засунул документы обратно. Совершенно очевидно, сер Антонио — единственный, кто разбирается в логике своей знаменитой системы, которой он хвастался по всему городу. Надо было иметь такой сдвинутый ум, как у него, чтобы изобрести столь странные сочетания.

Ночи кропотливого труда не хватило бы, чтобы разобрать даже четвертую часть документов, находящихся в комнате. Марко уже потерял надежду и готов был все бросить, когда цифры из секретного послания дель Гарбо всплыли в его памяти. На каждой стене было по двенадцать рядов полок, то есть всего сорок восемь. Он начал с самого нижнего ряда на первой стене и сосчитал количество рядов, идущих вверх. Таким образом, восемнадцатый ряд оказался на середине высоты стены напротив двери.

У него сильно забилось сердце, когда он с облегчением обнаружил акт, на котором стояла дата 22 января 1498 года. Сунув листок под рубашку, мальчик бросился к окну. Он уже перекинул ногу через подоконник, когда услышал скрип ключа в замочной скважине.

Охваченный паникой, Марко понял, что вылезти в окно он уже не успеет. В отчаянии он не нашел ничего лучшего, как спрятаться под кроватью.

Комнату осветило мерцающее пламя свечи. Из своего укрытия Марко мог видеть тощие ноги сера Антонио, который расхаживал взад-вперед по комнате. Начальник канцелярии лихорадочно метался от одной полки к другой. Время от времени он выхватывал наугад листок, рассматривал его несколько секунд, потом перекладывал на более подходящее место.