Охотник на знаменитостей - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот такая штука жизнь.
— Простите, Анна Иосифовна, что пришлось доставить вам неприятные минуты, — произнесла я. — И еще я хочу вас спросить вот о чем: вам знакомо такое имя — Елена Андреева? Она проживала в Белогорске, по всей видимости, знала Александра Ивановича и вашу дочь. Ей сейчас около сорока лет.
— Елена Андреева? Нет, — покачала она головой. — Я не знаю такой особы.
— Может быть, знает Наташа?
— Надо спросить у нее. А что случилось?
— Она шантажировала Александра Ивановича. Грозилась рассказать новой супруге о том, что в его жизни уже была женщина.
— Почему же Александр скрывал это? — удивилась Анна Иосифовна. — Что такого страшного в том, что ты — вдовец?
Я пожала плечами.
— Не знаю… Новый город — новая жизнь. Я, честно говоря, не поняла этого каприза, чужая душа — потемки.
— Вы говорите, та женщина пошла на шантаж? — задумчиво спросила хозяйка дома.
— Именно. Александр Иванович собирал деньги и передавал ей время от времени.
Анна Иосифовна покачала головой.
— Неужели такое бывает? Чтобы женщина занималась такой грязью…
Если бы она только знала о тех выкрутасах, свидетелями которых были мы с Борисом Расторгуевым.
— Бывает… Такое время…
— Люди утратили веру! — произнесла пожилая женщина. — Православие утеряно для большинства россиян, а ведь искренне верующий человек не опустится до такой низости.
Я не стала спорить, потому что кое в чем Анна Иосифовна была права.
— Я вспомнила!
Ого!
— Соседку Александра и Лиды звали Елена. Жила на одной лестничной площадке, дверь напротив, совсем молоденькая девушка, она еще постоянно курила в подъезде.
— Опишите ее более детально. Волосы светлые?
Анна Иосифовна задумалась.
— По-моему, нет. Скорее — каштановые.
— Понятно… Формы пышные, глаза серые, пухлые губы, выражение лица такое — будто уже готова раздеться, правильно?
Бабуля кивала, восторженно глядя на меня.
— Да, верно. Очень похоже описываете.
Все ясно. Кто же знает нас лучше, чем наши соседи? Порой мы сами о себе столько не знаем.
Случайно или нет, но я вертела в руках фотографию, которая как-то сразу привлекла мое внимание.
— Это что же, на карнавале происходит?
На снимке был изображен смеющийся паяц, женщина в костюме Чио-Чио-Сан и улыбающаяся малышка Мальвина.
— Что это?!
Анна Иосифовна также взглянула на фотографию.
— Здесь Наташе три годика. Насколько я помню, они отмечали Новый год.
Я ткнула пальцем в лицо паяца.
— Вот это что такое?
— Это Александр в костюме. У него была такая роль в театре.
— Это маска?!
— Да, конечно. Эта роль очень нравилась Александру…
Свою смерть Пономаренко встретил также со смеющейся маской на лице.
Послышался звук отпираемой двери.
— Это, наверное, Наташа, — встрепенулась Анна Иосифовна, — пойду открою. Она сегодня рано вернулась.
В прихожей послышался разговор, и вскоре в комнату заглянула высокая девушка в джинсах и пуховой куртке. Она неприветливо взглянула на меня. Девушка была похожа на мать, только черты лица были немного грубее, а фигура плотнее.
— Наташа, это Таня, знакомая твоего отца. Приехала сообщить, что он умер…
Я поднялась с места и вгляделась в лицо Наташи Пономаренко. Где-то я ее видела.
— Здравствуйте, Наташа…
И тут меня пронзило насквозь, словно казненного на электрическом стуле! Я вспомнила день прощания с Александром Ивановичем в здании оперного театра и странную девушку, которая наблюдала за мной со стороны.
Вот мы и встретились!
Я смотрела в глаза молодой женщине и поняла, что она тоже узнала меня.
— Я — детектив, — сказала я.
Глава 24
Дуэль взглядов закончилась. Девушка резко повернулась и бросилась прочь из квартиры, захлопнув за собой дверь.
— Наташа! — вскрикнула Анна Иосифовна, ничего не понимая.
Я бросилась следом.
Пришлось кое-как натянуть на себя обувь и набросить верхнюю одежду. Немного времени уже было потеряно.
Я выскочила на улицу и успела заметить отъезжающий автомобиль — «шестерку» «Жигули» бежевого цвета.
Я подскочила к своей машине, открыла дверцу, плюхнулась на сиденье так же неуклюже, как Винни — Пух, и стала запускать двигатель.
— Ну же!
Стартер нехотя проворачивался, не торопясь делать свое дело. У «шестерки» Наташи двигатель был прогрет и завелся сразу, а мой уже успел остыть.
Упущу!
Наконец двигатель завелся.
Я до упора нажала на педаль газа и вырулила на проезжую часть. Где она теперь?
Автомобиль помчался по улице незнакомого города. Где теперь искать дочь Пономаренко? Хотя улицы во всех городах одинаковы — прямо и направо. Или налево…
Я гнала машину на предельной скорости и вертела головой.
Здорово она оторвалась.
Движение было не очень интенсивным, час «пик» еще не наступил. Не снижая скорости, я обходила автомобили, яростно мигала дальним светом фар транспортным средствам, движущимся навстречу.
Вот она!
Бежевая «шестерка» стояла перед светофором, на котором горел красный свет. Будь что будет — я вырулила на встречную полосу, объезжая целый ряд машин, и оказалась рядом с автомобилем Наташи.
Та посмотрела в окно и увидела, как я подаю знаки: остановись! Надо поговорить!
Свет сменился. Наташа заставила автомобиль резко уйти вперед. Моя машина ринулась следом.
— Черт, что она делает! — выругалась я.
«Шестерка» летела по скользкой зимней дороге со скоростью восемьдесят километров в час.
В Тамбове нет ГАИ, что ли?!
Я поднажала на педаль акселератора и стала нагонять бежевые «Жигули».
Внезапно автомобиль Наташи свернул на другую улицу, резко затормозив, отчего машину занесло. Вот черт! Она же самоубийца!
Девушка справилась с управлением, автомобиль помчался вперед.
— Однако… — уважительно произнесла я вслух, одновременно устремляясь следом.
Гонка продолжалась. Бежевая «шестерка» старалась оторваться от погони, а я не отставала. Дьявол! Так не может продолжаться вечно, а что делать — я не знаю. Не могу же я таранить чужую машину на полном ходу.
«Шестерка» снова пыталась повернуть! Она резко затормозила, чтобы сделать поворот. В этом месте дороги участок проезжей части оказался более скользким, автомобиль сильно занесло, и он влетел передней левой частью в фонарный столб.
Скрежет корежащегося металла оказался очень сильным. «Шестерка» застыла на месте в совершенно беспомощном состоянии.
Я притормозила рядом, вывалилась из машины и подскочила к «Жигулям», распахнув неповрежденную правую дверцу.
— Жива?! Все в порядке?
Молодая женщина, склонив голову на рулевое колесо, плакала навзрыд…
Глава 25
Разговор состоялся уже после того, как прибывшие работники Госинспекции дорожного движения составили протокол и сделали девушке внушение за неаккуратную езду по зимним дорогам.
Я заверила милиционеров, что помогу отбуксировать поврежденный автомобиль и сделаю все возможное, чтобы помочь пострадавшей.
Плюгавенький сержант подозрительно покосился на иногородний номер моей машины, но ничего не сказал.
Я передаю рассказ Наташи в том виде, в каком его услышала.
— Это были годы сплошного кошмара. Мать пила очень сильно, каждый вечер являясь домой в полуобморочном состоянии. Отец пытался бороться со злом, вызывал «Скорую помощь», хотел поместить ее в лечебницу, даже бил. Моя жизнь, жизнь маленькой девочки, состояла из горьких слез. Я стояла за занавеской у окна в своей комнате и плакала каждый раз, когда начинался очередной скандал.
В тот самый день, поздно вечером, когда мать пришла домой в нетрезвом состоянии, отец не стал ругать ее, даже не смотрел в ее сторону.
Меня уже уложили в постель, и проснулась я от того, что услышала стоны. Матери стало плохо, и она молила отца о том, чтобы он помог ей — дал лекарство или еще что-нибудь. Не знаю, что было дальше, только вскоре отец зашел в мою комнату, увидел, что я не сплю, и велел одеться.
Я так и сделала. Весь сон прошел, и мне уже не хотелось спать. Я спросила, что мы будем делать, а отец ответил, что пойдем в гости. Я не очень соображала, который час, мы просто оделись и ушли. Мать продолжала стонать и просить о помощи. Я спросила отца, что случилось, но он ответил мне: «Пьяная… Сама не знает, что говорит. Утром проспится и даже не вспомнит». Он запер входную дверь и забрал с собой все ключи.
Мы переночевали в доме одного знакомого отца, он жил неподалеку, а утром вернулись домой.
Отец открыл дверь, и мы вошли. Была полная тишина. Я спросила: «А где мама?» Он прошел в комнату, но тут же вернулся обратно и сказал, что я сейчас же должна уйти к бабушке. Я хотела увидеть мать, но отец не позволил.