Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин

«Тихий Дон»: «Те дворы, где не осталось казаков, щерились раскрытыми сараями, обветшалыми базами, постепенное разрушение оставляло на них свои неприглядные следы. Христонина жена хозяйствовала с девятилетним сынишкой; Аникушкина баба совсем не хозяйствовала, а по жалмерскому своему положению усиленно ухаживала за собой: румянилась, наводила красоту и за недостатком взрослых казаков принимала ребятишек лет по четырнадцати и больше, о чем красноречиво свидетельствовали дощатые ворота, в своё время обильно измазанные дёгтем и досель хранившие бурые обличающие следы. Курень Степана Астахова пустовал, окна перед уходом забил хозяин досками, крыша местами ввалилась, поросла лопушатником, на дверях ржавел замок, а в раскрытые ворота база, непролазно заросшего бурьяном и лебедой, заходила в любое время поблудная скотина, ища приюта от жары или непогоды. У Томилина Ивана падала на улицу стена хаты, держала её врытая в землю рогатая подпорка, – видно, мстила лихому артиллеристу судьба за те немецкие и русские домики, которые разрушил он, будучи наводчиком.

И так по всем улицам и переулкам хутора».

Почти треть казачьих хозяйств не имела инвентаря, 16 % – рабочего скота. Однако другие две трети казачества ещё крепились: и необходимый инвентарь у них оставался, и рабочий скот – лишь бы рабочие руки были в хозяйстве.

Ленин предполагал, что стремительное подавление зажиточной части казачества, купечества и зажиточного крестьянства, в максимальные сроки и с минимальными потерями обеспечит установление Советской власти на Дону: база для этого имелась.

Большевиков можно обвинить в поспешности и безапелляционности, но только со скидкой на контрреволюционную и сепаратистскую деятельность казачьих лидеров.

«Здесь, – прозорливо отметил тогда Ленин про территорию Войска Донского, – можно усмотреть социально-экономическую основу для русской Вандеи», – он имел в виду ту область Франции, что последовательно сопротивлялась Французской революции.

Позиция Каледина была очевидна: либо мы сносим новую петроградскую власть, либо проводим дома свою политику, невзирая на центр. Ленин сотоварищи никак не могли согласиться с такой постановкой вопроса. К тому времени они уже поняли: в условиях государственного хаоса всякое промедление может обернуться катастрофой.

Однако и установка на жёсткое подавление казачьего самоуправления, без учёта смутных и не оформившихся ещё настроений огромных масс казачества вела, как показало время, к неменьшей катастрофе.

Противостояние было предопределено.

Никто не был готов к долгой и дипломатической работе. У большевиков не было на это времени и компетенции. У лидеров Войска Донского и добровольческого движения – желания.

* * *

1 декабря 1917 года командующий борьбой с контрреволюцией на юге Владимир Антонов-Овсеенко, имевший военное образование, но не имевший военного опыта, отчитался, что контрреволюционные силы на Дону собрали под ружьё до 50 тысяч казаков, хотя «в некоторых казачьих частях брожение по поводу этой мобилизации».

Цифры казаков «под ружьём» одновременно оказались и реальными, – да, примерно столько вернулось с фронтов Первой мировой, – и мнимыми: воевать с большевиками пока были готовы совсем немногие.

Тем не менее несколько сотен участников «Алексеевской организации» – в числе которых были сводный казачий батальон «Новочеркасская дружина», добровольцы 1-го Донского запасного полка, 5-го и 6-го Донских пеших батальонов и юнкера Новочеркасского казачьего училища – сумели 2 декабря взять Ростов-на-Дону и выбить оттуда местный ревком. Это было воспринято большевиками единственно возможным образом: как объявление войны.

В Новочеркасске в кратчайшие сроки сформировалась сильная и крайне опасная управленческая группа: Михаил Алексеев отвечал за финансы, внешние связи и гражданское управление, прибывший Лавр Корнилов – за военные вопросы, Алексей Каледин – за управление Донской областью. Начальником штаба стал генерал-лейтенант Сергей Марков.

Все четверо – известные полководцы, за плечами у каждого было по несколько войн. Генерал Алексеев ещё в Русско-турецкую 1877–1878 годов служил ординарцем у Скобелева. Лавр Корнилов был не только военным, но и политическим деятелем, едва не захватившим государственную власть ещё до большевиков. Брусиловский прорыв некоторое время именовали «калединским»: ведь именно руководимая Калединым армия в пух и прах разбила 4-ю австрийскую армию и в течение девяти дней продвинулась на 70 вёрст вперёд. Марков – как и Алексеев с Корниловым – прошёл ещё и Русско-японскую, а в германскую дослужился до заместителя начальника оперативного отдела штаба Ставки Верховного главнокомандующего.

Вслед за генералитетом в Новочеркасск явились лидер партии кадетов Павел Милюков, идеолог кадетов Пётр Струве, вождь октябристов Михаил Родзянко, князь Григорий Трубецкой, донской миллионер Николай Парамонов (в «Тихом Доне» есть момент, где Пантелей Прокофьевич говорит: «В такую разруху, куда его, хлеб, девать? К Парамонову не повезёшь» – это о нём) и другие влиятельные противники большевиков.

Представители военных миссий Франции, Англии и Америки уже вышли на связь с лидерами донского сопротивления. Прибывший в Новочеркасск французский полковник Гюше сообщил Алексееву, что Франция выделила 100 миллионов франков на поддержание антибольшевистского движения.

С 25 декабря 1917 года собравшиеся на Нижнем Дону подразделения стали именоваться Добровольческой армией. Основную её часть составила учащаяся молодёжь: кадеты, гимназисты, реалисты, студенты, семинаристы. Послужившие, опытные казаки в Добровольческую армию не стремились: счёт добровольцев шёл даже не на сотни, а на десятки. Самые дерзкие влились в два партизанских отряда: уроженца Калитвенской станицы, участника Первой мировой, дослужившегося до есаула Василия Чернецова и другого донского офицера, участника войны – Эммануила Семилетова.

В романе «Тихий Дон» Чернецов эпизодически появляется ещё во время боёв Первой мировой: «На моих глазах сотник Чернецов зарубил немецкого гусара <…> Видел лицо Чернецова. Сосредоточенно, сдержанно-весело, – за преферансом сидит, а не в седле, после убийства человека. Далеко пойдёт сотник Чернецов. Способный».

Отряд Чернецова нанёс большевистским отрядам ряд поражений и 27 декабря захватил Дебальцево: оно находилось близ границ Донской области. Там Чернецов расстрелял всех арестованных командиров, вплоть до взводных. Именно у Чернецова в отряде воевал будущий поэт Николай Туроверов.

В захваченных (или освобождённых – с какой стороны посмотреть) районах началась мобилизация. На казаков, не желавших покидать пределы Донской области и оставлять свои семьи, возлагалась задача удерживать границу, не допуская большевиков.

В Каргине Иван Сергеевич Лёвочкин выступил главным организатором антибольшевистского сопротивления: растерявший огромную часть своих доходов, он тем не менее был готов поддерживать боевые антибольшевистские казачьи дружины.

Иногородние в большинстве своём наблюдали всю эту суету отчуждённо: они понимали, что в образующейся на их глазах казачьей державе права их будут ущемлены.

Стремясь сгладить растущие противоречия меж казачеством и всеми иными сословиями, жившими на Дону, Каледин к началу 1918 года инициировал создание правительства Донской области, куда вошли не только казаки, но и представители крестьянства, промышленников, купцов.

Однако правительство создавшиеся проблемы разрешить уже не могло: казаки не доверяли крестьянам и не без оснований – крестьяне в подавляющем большинстве были за большевиков; промышленники же не доверяли никому.

* * *

1 января 1918 года Совет народных комиссаров принял в Москве постановление о борьбе