Западня - Кэти Сьюэлл

Ему никогда не приходила в голову идея встречаться с кем-нибудь здесь, в Лосином Ручье, но что, если бы он действительно влюбился тут в кого-нибудь? Он был уверен, что никогда прежде не влюблялся по-настоящему. Желание испытывал множество раз, даже страсть… Первой была Катрина. Он был влюблен до безумия несколько месяцев, но чувства мигом улетучились, когда выяснилось, что у них нет ничего общего. Единственная женщина, к которой он испытывал сильные чувства, была Лесли. Коллега, в доме у которой он снимал комнату после того, как муж ее покинул. Они были любовниками в течение года, а потом остались близкими друзьями. Она была на двенадцать лет старше, но очень привлекательная и сексуальная. Кроме того, она очень практичная женщина, и ее помощь и поддержка были неоценимы при подготовке к экзаменам. Их роман закончился задолго до катастрофы с Дереком Роузом, но она оказалась его единственным союзником. Да, он действительно любил ее и до сих пор любит.

За две недели до Рождества Чарльз и Ширли Боулби устроили вечеринку. У них была своя турфирма, страховое агентство и… большой удобный дом в новом районе города. На вечеринку Давида подвозила Марта. По дороге она давала ему наставления:

— Я буду ждать ровно в два. Они обычно закругляются в это время. Так что я отвезу тебя домой. Не позволяй приболтать себя поехать к какой-нибудь бабенке. Останешься на одну ночь, а не сможешь отвязаться от нее никогда, понял? И держись подальше от этой Хейли. Ее дружка сейчас нет в городе, но ты же не хочешь связываться с женщиной страшного громилы-лесоруба?

— Ты права, Марта. — Он слушал рассеянно из-за того, что она очень безрассудно водила машину, да еще поворачивалась, чтобы посмотреть на его реакцию. Она собиралась заехать за ним в два часа, но он уже сейчас чувствовал себя уставшим. — Лучше приезжай за мной в двенадцать. Тебе же тоже нужно когда-то спать.

— Не думай, что ты мой единственный клиент, малыш, — саркастически засмеялась она. — Я надеюсь этой ночью неплохо заработать. Сегодня многие не захотят садиться за руль. — Она мотнула головой в сторону темного шоссе впереди. — Я так думаю, десятка два людей будут умолять меня развезти их по домам. Разве я могу спать в такое время? А двоих пассажиров я не беру — один заказ, никаких попутчиков.

— Ну и бизнес у тебя!

— Я, может, и простая, но не дура, — сказала она, высаживая Давида у подъезда. — Я буду ждать здесь.

Давиду открыл один из сыновей-подростков Боулби. Он забрал куртку и проводил в гостиную, где уже было полно народу. Хогг, спотыкаясь, кинулся к Давиду с распростертыми объятиями. Хогг обычно пил мало, но сегодня, видно, уже принял.

— Наш золотой мальчик! — завопил он. — С кем вы тут еще не знакомы?

— Думаю, я знаю почти всех. Не беспокойтесь, я сам представлюсь.

— Этот юноша работает с нами, — выпалил Хогг высоким резким голосом, ни к кому конкретно не обращаясь. — Он — моя правая рука. — Он похлопал Давида по спине, даже ущипнул за щеку, потом направил к столу с закусками. Его супруги Аниты, страдающей от последствий вирусной инфекции, нигде не было видно.

Гостиная была увешана аляповатыми картинами, а свет был слишком ярким. Здесь собрались человек шестьдесят-семьдесят, которые во всей красе представляли высшее общество Лосиного Ручья, — бизнесмены, представители городской администрации, старший медперсонал клиники, два директора школ, самые влиятельные учителя плюс их жены и мужья. Все они принарядились в лучшее, что смогли приобрести, в спешке делая рождественские покупки во время коротких поездок в Йеллоунайф или Эдмонтон. И все же выглядело это неожиданно гламурно, а после пары порций джина с тоником, щедро налитых хозяином, Давид даже почувствовал нечто вроде рождественского настроения. Сам он выглядел весьма недурно. Темный шоколадно-коричневый костюм подчеркивал крахмальную белизну рубашки. Галстук он купил год назад во Флоренции, когда был там на конференции. Это было незадолго до случая с Дереком Роузом. Давид тронул мягкую шелковую ткань, поправил узел и попытался представить себе, как бы он отреагировал, скажи ему кто-нибудь тогда, что всего через год он будет здесь, на краю цивилизации.

Он огляделся по сторонам, высматривая, к кому бы подойти. Иен стоял к нему спиной, возле наряженной елки, и беседовал с молодой дамой, работающей, кажется, в городской администрации. Девушка кокетливо смотрела на своего собеседника и смеялась над каждой его фразой. Выглядел Иен отменно. Светлые длинные волосы кольцами лежали на воротнике сорочки. И волосы, и воротник выглядели довольно чистыми. Он сменил джинсы на узкие кожаные брюки, и даже Давиду было понятно, что именно привлекало девушек в Иене.

Девушка заметила, что Давид смотрит на них, и, видимо, сказала об этом Иену. Тот обернулся и, ни слова не говоря, оставил собеседницу.

— Выглядишь роскошно, — похвалил он, указывая на необычный галстук.

— Ты тоже, старик, — ответил Давид, имитируя его акцент. — Разумно ли оставлять такую прелестную девушку? Ее кто-нибудь может увести!

— Я всегда могу подобрать то, что оставил. — Иен закурил, глубоко затянулся и стал разглядывать Давида, смешно скосив глаза. — Слушай, бросай — тебе нужно расслабиться. В конце концов, сейчас Рождество, а ты бродишь тут, будто тебе стетоскоп в задницу засунули. Почему бы тебе не развлечься?

Неужели он и правда так выглядит? Скованный, лишенный чувства юмора кретин, полностью соответствующий сложившемуся представлению канадцев о британцах… Вероятно, Шейла неспроста изводит его. Иен прав, нельзя всю жизнь только и делать, что переживать о больных и о том, что о тебе подумают. Пора плюнуть на свои невротические заморочки и страх допустить ошибку.

— Я понял, я постараюсь.

Иен засмеялся во весь голос, и все повернули головы в его сторону.

— Не нужно стараться, дубина, наоборот, тебе нужно оторваться по полной программе.

Давид почувствовал, как внутри поднимается теплая волна признательности к этому человеку, несмотря на то что он и высказал неприятную для Давида правду. Оторваться, не думать о последствиях… Правда, это не лучшим образом отразится на нем, во всяком случае, на его здоровье.

Девушка, с которой беседовал Иен, не обратила внимания на непочтительное обхождение кавалера и присоединилась к ним. Крепко сбитая темноволосая красавица с карими глазами и большим выразительным ртом была немного моложе, чем казалось из-за обильного макияжа. Она схватила Иена за руку и привлекла к себе:

— Эй, представь меня своему другу.

— Это Аллегра…

Она повернулась к Давиду и стала болтать. Оказалось, ей было что рассказать. Всего год назад она окончила школу, но выдавала себя за роковую женщину, накачиваясь, бокал за бокалом, дешевым шампанским. Ее болтовня была глупой, но очаровательной: она щебетала об отсутствии нормального парикмахера, нехватке магазинов одежды, ее бывшем возлюбленном и его бесчисленных недостатках. Иен исчез. Комната заполнялась людьми. Кто-то стал играть «Ночь тиха» на расстроенном пианино. У Давида в руках появлялся стакан за стаканом. Он даже заподозрил, что тут составили заговор, чтобы посмотреть, как он поведет себя, когда потеряет контроль над собой. Казалось, это вполне приемлемая манера поведения в этом городе. Люди приезжали сюда, потому что они слишком много натворили в других местах или потому что это было то самое место, где можно потакать своим недостаткам. Где еще можно жить самому и позволять другим жить такой жизнью? Давид часто оглядывался, пытаясь отделаться от Аллегры, которая приклеилась к нему так, будто они уже были любовниками. Она наверняка согласилась бы поехать с ним в его трейлер, но он знал, что тогда он поссорится с Мартой, и не хотел использовать ее машину для подобных дел. В любом случае, как бы сильно ни жаждал он женского тепла, ему никогда не нравились свидания на одну ночь, а девушка была не из тех, с кем бы он хотел провести больше одной ночи. И потом, она была слишком юной, а у него не было презервативов. Он вспомнил об этом, невзирая на пары алкоголя, затуманившие разум. И самому следовало соблюдать правило, которое он внушал своим молодым пациентам: если ты свободен и раскрепощен, всегда имей при себе кондом.

Он постарался избавиться от Аллегры как можно тактичнее и направился к Илейн, молодой учительнице, у которой недавно муж погиб в авиакатастрофе. Давид с ужасом осматривал останки этого высокого симпатичного парня. Он попытался совершить вынужденную посадку на вырубке в густом тумане. Просека была достаточно широкой, но на ней было полно пней, и его маленький самолет буквально распался на части, разорвав тело пилота на куски.

Илейн сидела в одиночестве на стуле у окна, вглядываясь в темноту за стеклом. Со времени похорон она сильно поправилась. От ее былой красоты и молодости не осталось и следа. Давид поздоровался и неуклюже топтался рядом, поскольку сесть было негде. Шум вокруг стоял оглушающий.