Ночь. Рассказы - Дмитрий Александрович Давыдов

Он опрокинул стакан белой жижи, вонявшей перегноем, – горящая смола растеклась по пищеводу и обожгла желудок. Он так мечтал об этом: сам хозяин заведения обслуживает его, а стройный официант подбирает за ним грязную посуду. В дни бесконечных унижений Савва представлял, как в будущем забавляется над теми, кто его недооценил. А они станут проглатывать его надменность и пресмыкаться перед ним. Но наяву все не так. Нет радости смотреть в глаза хозяина полные смирения и покорности. Нет торжества над Гришей, который ходит в смятении и страхе. Нет счастья в этом, лишь стыд.

Гости разошлись. Савва принялся помогать с уборкой столов, но Гриша побледнел, вскрикнул: «Я тощий!» – и со слезами выбежал из зала. Вышел хозяин заведения и опасливо глянул на Савву. Извиниться бы перед хозяином за выходку гостей, но хозяин извинился сам. Савва стоял в недоумении и смотрел, как хозяин собирает посуду и относит на помывку.

По привычке он прошел через служебный выход и увидел Гришу, который копошился в мусорном баке. Савва разглядел, как тот жадно рвал черные пакеты, доставал объедки и небрежно поглощал, капая жиром на белую официантскую сорочку. Отвращение мгновенно сменилось жалостью. Савва видел в Грише себя прежнего. Даже захотелось подойти к нему и ободрить парой слов. Сегодня выдался тяжелый день. Не для Саввы и не для таких как он, но для них. Тощих.

В книжном киоске стояла не Жанна, а стройная девушка. Голова ее опущена – волосы свисали и закрывали лицо. Как странно. Они всегда казались жизнерадостными. Поникший хозяин заведения, Гриша, глотающий слезы, и эта девушка, которая скрывает лицо без улыбки – все это небывалое.

Стояли две остановки вместо одной привычной. Но для него это неважно: он добирается пешком.

В подъезде Савва равнодушно взглянул на лестницу и вызвал лифт. Он ждал, что почувствует жгучее взывание совести, но внутри опустело. Он не укорял себя за слабый характер, не оскорблял обидными словами, он спокоен. Он уже получил то, о чем грезил, без всякого удовольствия. Себя он изменил, или сама жизнь изменилась – неважно. Он получил желаемое. Но что именно он хотел?

На этаже пахло съестным. Савва торопливо отворил дверь, скинул куртку, стащил ботинки, не расшнуровывая, и неуклюже зашел на кухню. У плиты стояла мать и впопыхах готовила, хотя стол заставлен всевозможной едой. Миска супа с кусками разваренной говядины, запеченная курица с золотистой корочкой, отварной картофель, усыпанный свежим укропом, нарезка колбас и сыров, а венчал это пиршество бисквитный торт с шоколадным кремом.

«Кушай, Саввушка, – говорила мать и гладила по его волнистым и сальным волосам, – тебе завтра понадобится».

Он закончил с едой, отмахнулся от навязчивых мыслей и тяжело побрел на покой. Но только повалился на кровать, как стал икать и думать, что плохо поступил с собой: наелся до отвала еще и на ночь. Но приторная сладость во рту успокаивала и даже убаюкивала. Он вспоминал детство, как лежал в маленькой кроватке, рассасывал арбузную карамель и засыпал.

Савва проснулся среди ночи, схватился за горло и содрогаясь закашлялся. Не хватало воздуха. Глаза вывернулись наружу, кожа на лице посинела. Вокруг только темнота. Это конец. Невыносимая тоска одолела им. В голове мерцали картинки ничтожно прожитых дней. Стало жалко себя и отвратительно от этой жалости. Почему он сразу не взялся за себя? Почему сдавался и шел на поводу низменных желаний? Час расплаты настал.

Он отхаркнул обильную слюну, вдохнул полной грудью и растянулся в постели. Припадок стих. Он остался жив.

Наутро разболелась голова. Может, и славно умереть сегодня, чем продолжать это бестолковое существование. Из кухни доносился грохот посуды: мать готовила завтрак. Но сейчас меньше всего хотелось есть. Савва открыл ящик стола – шар на месте. Сунул руку в карман и нащупал свернутую купюру. В прихожей он тихо расшнуровывал ботинки и надел. Вышел, притворил за собой дверь и суетно затыкал кнопку вызова лифта.

Савва спустился и почувствовал облегчение: не пришлось заталкивать в себя еду. Мама стала пристально следить за питанием. Мама всегда с излишком заботилась о нем, но теперь что-то не то. Не материнская любовь движет ею, что-то иное.

На улице он окунулся в жидкий туман, который с каждым шагом рассеивался. Нет настроя на пешую прогулку. Он безотрадно встал на остановке и залез в подошедший автобус. Сунул деньги водителю, но тот не взял и проговорил что-то невнятное. Савва только прошел в салон, как перед ним подпрыгнула худая старушка, стесненно уступая место. Он сел и пустым взглядом смотрел в окно. Что еще удивит?

Сквозь редкие волны тумана проглядывалась трибуна, вокруг который скопление людей. Массовое взвешивание началось. Подобные мероприятия вызывали у Саввы неприятную дрожь. Хорошо, что он минует это сумасбродное сборище, этот маскарад, который лишь увеличивает угнетения между людьми. Хм, с каких пор его беспокоит угнетение людей, а не таких как он?

Он дошел до заведения и дернул ручку. Дверь осталась бездвижна. Он дернул еще раз – ничего, дверь заперта. Может, он приехал слишком рано? Нет же, как всегда. Может, еще никто не пришел? Нет же, заведение открывают раньше, кто-нибудь да пришел! Он отшагнул назад и хмыкнул: как же он сразу не заметил это. На двери висел рваный тетрадный лист, приклеенный на скотч. На нем начиркана надпись: «Закрыто по техническим причинам». И никто не сообщил. Да и как бы ему сообщили? Возможно, через день-другой придет письмо. Еще недавно он бы забеспокоился: работы больше нет. Но теперь с инопланетным подарком он спокоен.

Савва развернулся и поплелся на остановку. Шум с трибуны нарастал, любопытство подтолкнуло украдкой подсмотреть. Как странно видеть всюду таких же как он в таком возвышенном настроении. И как странно не видеть всюду стройных и подтянутых. На трибуне не стояла знакомая делегация с рослым главой города, вместо них громоздились полные люди с обвисшими животами и в пиджаках в горизонтальную полоску. Там стояла и она, Жанна. Она взошла на весы – на табло высветилась цифра: 164. Шквал бурных рукоплесканий заглушил ее восторженный смех. Жанне торжественно вручили грамоту и знакомый круглый подарок в фольге. Она отошла и встала рядом с другими, у которых те же призы и такие же выдающиеся объемы.

Савва ничего не понимал. И не хотел понимать. Он сковыривал ногой землю и вдумывался в происходящее, но не выходило. В голове ни единой мысли, ничего. А рядом с ним шептались: «Почему он не идет?.. вот смешной… ему бы тоже награда досталась…» – но Савва не слушал.