Исторические очерки Дона - Петр Краснов

Отрезвевший за время длинного пути, Разин одумался и покаялся. В Москве перед казнью Разина жестоко пытали. Разин молчал, когда били его кнутом, подвешивали за ребро к потолку, жгли угольями и каленым железом. Разину обрили макушку и капали на нее холодной водой. Разин не проронил ни слова.

6 июня 1671 года Разина привезли в Кремль и ввели на возвышение, где его ожидал палач. Красная площадь была черна от народа.

Молча, опустив голову, выслушал Разин чтение боярином приговора суда. Он низко поклонился на четыре стороны собравшемуся народу. Палач подошел к нему. Разин несколько раз перекрестился, обращаясь лицом к церкви Казанской Божией Матери, три раза поклонился народу, говоря:

— Прости!.. Прости!.. Прости!..

Разина положили между двух бревен и отрубили ему правую руку по локоть и левую ногу по колено… Ни стона, ни крика… Ахнул народ. Нужно было продолжать «четвертование» — рубить левую руку и правую ногу. Палач торопился. Он сразу отрубил Разину голову.

Народ простил Разину. Народная молва окружила кровавый бунт «изверга рода человеческого» красивой сказкой и песней. Сколько холмов над Волгой, урочищ, лесных ущелий связаны с его именем — «стол Степана Разина», «шапка Разина», «Разинская тюрьма», «Стенькин бугор» и т. д.

Да… «погуляли, поцарствовали, попили, поели». Русский черный народ это любит и не гнушается при этом кровью невинных жертв. Чужая кровь ему нипочем… Своя? — «Жизнь наша — копейка!!»

Простил Разину и царь.

Когда молодой Государь Петр в 1695 году прибыл с войском на Дон для осады Азова, нашел он «во взятии его препятствия». Пошли расспросы бывалых казаков, и кто-то сказал, что разбойный атаман Стенька Разин трижды бывал под Азовом.

Государь полюбопытствовал о Разине. На ладьях, на которых шел по Дону Петр, оказался старый казак Морковкин, ходивший с Разиным под Азов и в Персию. Государь потребовал Морковкина на свою ладью. Морковкин заробел было, и Государь, заметив, что казак «в смятении», приказал угостить его водкой, усадил на корме, где сидел сам с атаманами и старшинами, и сказал:

— Ну, поведай нам о своем атамане Степане Разине.

Была теплая, летняя лунная ночь. Медленно гребли на царском струге казаки, спускаясь по Дону, и складно и подробно рассказывал Морковкин о Хвалынском море, о том, как строили и снаряжали казаки корабли, о высадках в Персии, о взятии Персидских городов, о их богатстве, о большом морском сражении с Персидский флотом, где дрались Разинцы один против двух и где полегла половина ватаги Разина.

Царь слушал внимательно и, когда Морковкин кончил свой рассказ, царь сказал окружавшим его казакам:

— Жалко, что не умели тогда из Степана Разина сделать великую государству пользу, и жалко, что он не в мое время.

Дошла до нас трогательная, красивая песня — завещание Разина. Народная молва приписывает ее самому Степану Разину:

— «Схороните меня, братцы, между трех дорог:Меж московской, астраханской, славной киевской;В головах моих поставьте животворный крест,В ногах мне положите саблю вострую.Кто пройдет или проедет — остановится,Моему ли животворному кресту помолится,Моей сабли, моей вострой испужается:Что лежит тут вор, удалый добрый молодец,Стенька Разин, Тимофеевич по прозванию…»

Глава XXIII

Бунт Стеньки Разина тяжело отозвался на Донском Войске.

Обычное жалованье казакам не было послано из Москвы. Казакам было запрещено ездить за рубеж Донского войска и торговать добычей и солью. Войско писало в Москву в Посольский приказ: «Мы на Дону помираем голодною смертью, ибо к нам весною жалованья и торговых людей ни единого судна не бывало».

Только после тяжелого голодного лета, осенью, в августе 1671 года, после казни Разина, прибыл на Дон стольник Косогов с отрядом в 1000 стрельцов. Он привез из Москвы Донцам деньги, хлебные и пушечные запасы. Он сообщил, что Донской атаман Корнилий Яковлев и посланные с ним Михайло Самаренинов и казаки легковой станицы, везшие Разина, в Москву «Великому Государю в верных своих службах перед святым Евангелием обещались».

Косогов требовал, чтобы все войско принесло такую же присягу.

Три дня подряд шумел и волновался Войсковой Круг на Черкасском майдане. Казаки говорили, что они «Великому Государю служить рады верно и без крестного целования, а креста-де им целовать не для чего…»

Лишь после долгих переговоров и угроз со стороны стольника Косогова, 25-го августа 1671 года, атаманы и все казаки, бывшие на кругу, при стольнике и войсковом дьяке, по «чиновой книге», присланной из Москвы, принесли клятву в том, чтобы «старшинам и казакам все открывшиеся на Дону возмущения и тайные заговоры противу Великого Государя в то ж время укрощать, главных заговорщиков присылать в Москву, а их последователей по войсковому праву казнить смертью… С калмыками дальнейших сношений не иметь, кроме увещания служить Государю с казаками вместе; скопом и заговором ни на кого не приходить, никого не грабить и не убивать, и во всех делах ни на кого ложно не показывать. На здравие Государя и всей его царской фамилии не посягать и, кроме царя Алексея Михайловича, другого государя, польского, немецкого и из других земель царей, королей или принцев иноземных и российских на царство московское никого не призывать и не желать, а если услышат или узнают на государя или всю его царскую фамилию скоп, или заговор, и с таким в злоумышленниками, не щадя жизни своей биться…»

За Кругом Донские казаки нижних и верхних городков и все Войско Донские в том же Великому Государю крест целовали.

Это не была настоящая присяга Московскому Государству. Это было лишь, как верно определи историк Сватиков, обещание Государю «на случай» какой-либо измены или заговора против Государя. Это было подтверждение и развитие казачьего привета Московскому царю:

— «Здравствуй царь в кременной Москве, а мы, казаки, на Тихом Дону»…

Свежи в памяти были потрясения Смутного времени в России, когда самому самостоятельному существованию России грозила опасность, когда шведы и поляки шли на Москву. Только что кровавою грозою пронесся бунт Разина.

Войско Донское продолжало сноситься через Посольский приказ в Москве. Оно продолжало быть свободным государством, связанным с Россией ее над ним протекторатом. И этот протекторат обязывал Войско быть верным России.

В 1676-м году царь Алексей Михайлович скончался. На престол Московских государей вступил сын его Федор Алексеевич.

Вся Россия была приведена к присяге новому царю. В Москве присягнула ему зимовая станица с войсковым атаманом Корнилием Яковлевым и станичным атаманом Иваном Семеновым. Посланник из Москвы от царя дьяк Семен Котловский привел к присяге все Войско Донское.

Этой присягой Войско Донское утрачивало самостоятельность. Оно еще долго боролось за нее, и не столько присяга, сколько изменившиеся жизненные условия, мощный рост Государства Российского уничтожили остатки государственности Донского Войска.

Ширились пределы Российские. На Дон шли новопришельцы уже не как будущие вольные казаки, но как работники на казачьих землях. Войны с турками и Крымцами вели не казаки от себя, но Россия с ее царем, братом Федора Алексеевича — Петром Алексеевичем. Донские казаки принимали в ней участие, как союзное войско, подчиненное царю.

Россия окружала и захлестывала поднявшимися в ней новыми силами Всевеликое Войско Донское.

Глава XXIV

Время царствования на Руси Петра I для войска Донского было тяжелым временем потери Донскими казаками самостоятельности. Круто изменилась за первую четверть XVIII века жизнь Донских казаков — Россия в своем поступательном движении захлестнула Дон.

Петру шел двадцать пятый год. Он побывал за границей, был и на Дону, взял с казаками Азов, когда поняли, оценили его и заговорили о нем по казачьим куреням.

В 1698 году, стрельцы, отбывшие два года тяжелой и томительной скучной службы в Азове, были посланы вместо Москвы на новую службу в Великие Луки. На походе они возмутились и требовали: «Немцев побить, бояр; идти к Москве и к Донским казакам». Их почти всех казнили. Донские казаки, узнав о том в Черкасске, говорили приезжему из Воронежа писарю: «Знать и ты потешный… Дай только нам сроку, перерубим мы и самих вас, как вы стрельцов перерубили».