Сказки народов Восточной Европы и Кавказа - Народные сказки

— Идем.

Пришли на площадку. Дунул змей — стала площадка медной. Змей и говорит:

— Бей ты первый.

— Нет, — отвечает Покатигорошек, — бей ты сначала: ведь ты тут хозяин, а не я!

Вот ударил змей Покатигорошка по голове — по щиколотки в медную площадку его вогнал.

Вытащил Покатигорошек ноги, как замахнулся своей булавой, как ударил змея — вогнал его в медь по колени.

Вырвался змей, размахнулся, ударил Покатигорошка что было сил — и его по колени в медь вогнал… Обрадовался, да рано: Покатигорошек сейчас же вытащил ноги, изловчился и ударил змея булавой — вогнал его в медь по пояс. Хотел было змей вырваться, да не тут-то было: Покатигорошек его еще раз булавой ударил. Не дал опомниться — в третий раз ударил и убил до смерти…

После того пришел к сестре и спрашивает:

— Куда змей наших братьев запрятал?

Привела его Оленка к камню — камень огромный, сотне казаков не сдвинуть. Покатигорошек толкнул его, камень так и отвалился в сторону, на мелкие крошки рассыпался.

— Живы ли вы, братцы мои родные? — спрашивает Покатигорошек.

А братья так ослабели, что и ответить не могут.

Вытащил Покатигорошек братьев из ямы, дал им с силами собраться и повел их всех к отцу, к матери. А змеев двор спалил, чтобы и памяти о змее не осталось.

Увидели отец и мать всех своих детей живыми-здоровыми — то-то обрадовались! Стали их целовать, обнимать, к сердцу прижимать.

ТРИ БРАТА.

Калмыцкая сказка

Перевод И. Кравченко.

ного лет тому назад жили старик и старуха. V них были желтая собака и бурая кобылица. Кобылица жеребилась в день по три раза: утром, в полдень и вечером.

Однажды старуха сказала старику:

— Если бы я съела мясо жеребенка, вынутого прямо из утробы матери, то помолодела бы. Давай зарежем кобылицу.

— Если мы убьем кобылицу — нашу кормилицу, что же потом будем делать?

А старуха заладила свое:

— Хочу помолодеть! — и послала желтую собаку за кобылицей.

Прибежала собака к кобылице. Кобылица ее спрашивает:

— Ты зачем пришла?

— Мне приказано тебя привести, зарезать тебя хотят. Решила я тебе помочь. Я подпалю бечевку, которой тебя вязать будут.

Привела собака кобылицу. Не долго думая, старик и старуха наточили ножи. Старуха и говорит:

— Собака, принеси бечевку!

Желтая собака подпалила бечевку и принесла ее. Связали бурую кобылицу и только хотели резать, а кобылица как рванется, опрокинула старика и старуху и убежала. Не вышло дело.

Немного спустя старуха опять говорит старику:

— Эх! Поела бы я жеребятинки, сразу бы помолодела. — И так надоела старику, что согласился он резать кобылицу.

Опять послала старуха собаку. Прибежала собака к кобылице.

— Ты зачем пришла?

— Велят опять тебя привести, зарезать тебя хотят, — говорит собака. — Да только я и теперь подпалю бечевку.

Пошли собака с кобылицей. Старики повалили кобылицу.

— Собака! Принеси бечевку, — приказывают.

Подпалила собака бечевку и принесла. Связали старик со старухой кобылицу, резать хотят. Да не тут-то было. Опять сбила кобылица обоих: старика закинула за один бугор, старуху — за другой. Убежала.

Только через два дня добрались старики до дому.

Долго старуха помалкивала, а потом опять за свое:

— Поела бы я жеребятинки, помолодела бы. Давай зарежем кобылицу.

Сказала так и послала за кобылицей желтую собаку. Пришла собака к кобылице.

— Зачем пришла?

— Тебя хозяева требуют.

— А что мне там делать?

— Хотят тебя убить, — отвечает собака.

— Подпали же опять бечевку, — просит кобылица.

— Ладно, сделаю, — согласилась собака и привела кобылицу.

Старики вдвоем повалили кобылицу.

— Принеси бечевку, — говорят собаке.

Подала собака пережженную бечевку. Связали бечевкой кобылицу покрепче, а как стали резать, забросила кобылица старика и старуху за речку и убежала. Только на прежнее место не вернулась больше кобылица.

Бежала она, бежала и прибежала в стоянку одного грозного ха́на[21]. Слышит, кто-то жалобно плачет. Побежала туда и видит: лежат трое маленьких новорожденных мальчиков, брошенных в ямке. Отца хан угнал воевать, а мать померла от голода и холода. Кобылица положила мальчиков себе на спину и побежала подальше от злого хана.

Бежала она, бежала и прибежала в большой дремучий лес. Смастерила там себе жилье из травы и стала кормить детей своим молоком.

Жили у нее мальчики, пока не выросли большими. А кобылица жеребилась утром, в полдень и вечером. Всю землю кругом скоро заполнила она табуном. Однажды сказала кобылица трем мальчикам:

— Вы оставайтесь здесь, а я пойду подальше и там где-нибудь ожереблюсь.

Взбежала она на большую гору и осталась там. Жеребилась утром, в полдень и вечером и развела еще один огромный табун. Заполнил он опять всю землю кругом. Поскакала назад кобылица, домой к трем мальчикам, и говорит им:

— Пойдите пригоните второй табун.

Оделись три мальчика, сели на лошадей и отправились за табуном. Через три года доскакали они до другого табуна. Пока собирали, прошло еще три года. Пока пригнали домой — еще три. А когда пригнали табун домой, хорошо зажили вместе со своей кормилицей-кобылицей.

Однажды кобылица и говорит им:

— Попрощаться нам надо. Стара я стала.

Сказала и обернулась черным облаком. А когда улетело облако на небо, меньшой из трех заплакал. Вдруг облако опустилось на землю, вышла из него кобылица и спрашивает:

— Чего ты плачешь? Вон старший брат твой еду варит. Иди к нему! Ну!

Побежал меньшой к старшему брату. Опять обернулась кобылица черным облаком, закричала по-лебединому и взвилась в небо. Снова меньшой из трех братьев стал о ней плакать. Горько плакал, пока снова не спустилась к нему кобылица.

— О чем ты плачешь? — спрашивает.

— Не дала ты мне имени, так безымянным и оставляешь… — ответил меньшой.

— На голубом стеклянном бугре возросший — Кокодэ́ Мудрый — будет твое имя.

Дав имя меньшому, взвилась кобылица облаком, улетела в небо.

Остались три брата одни на земле. Выстроили себе дом, не доставал тот дом до неба всего на три пальца. Дом разукрасили: на дверях тигр и медведь — того гляди, схватятся. На притолоках ворон и сокол — вот-вот бросятся друг на друга. На верхней притолоке попугай. Окна в доме из огненного стекла. Перед дверями растет дерево шабда́л, вершиной в небо упирается. Ветви его свисают вниз и издают чудесные звуки — будто раковины поют и трубы играют. Покоряются все этим звукам — в небе пляшут птицы, а на земле звери. Такое прекрасное дерево перед дверями. По правую сторону дома — табун игривых лошадей. По левую — табун лоснящихся лошадей. Позади дома — табун ретивых лошадей. Впереди дома — табун прытких лошадей. А рядом с домом серая гора Богзати́н, вершиной самые белые облака подпирает.

Так жили-поживали три брата.

Однажды меньшой и говорит братьям:

— Что же это мы так живем? Поищем-ка себе жен.

Приказал Кокодэ Мудрый оседлать серо-голубого коня. Взял конюх Кокодэ Мудрого узду и пошел за серо-голубым на зеленую траву, где били из земли прохладные ключи.

Чтобы мягко было валяться коню, рассыпан там бархатный песок. Чтобы не потер конь ноги, привязан он арканом из ваты.

Приготовился в путь конь Кокодэ Мудрого. Доброе тело свое подобрал к крестцу, упругое тело свое подобрал к ушам, быстрое тело свое подобрал к глазам, резвое тело свое подобрал к четырем чашам золотым. Вот и готов конь.

Пора одеваться Кокодэ Мудрому.

Надел он искусным мастером сшитую, десятью цветами переливающуюся белую одежду. Она на нем как влитая. Надвинул на лоб шапку с кистью Нильви́нг. Она на нем как влитая. Опоясал себя поясом Лоды́нг из кожи пяти четырехлетних лошадей. Он на нем как влитой. Надел красные сапоги со скрипом. Они на нем как влитые. Взял оружие верное.

Когда вышел Кокодэ Мудрый из дому, чтобы сесть на коня, прыгнул конь чуть-чуть не до неба и вернулся на прежнее место, где ждал его хозяин. Потом обошел справа налево дом и отправился в путь вместе с хозяином. Полетел он, как пущенная из лука стрела, растаял, как марево в раскаленном зное летнего дня.

Едет Кокодэ Мудрый и видит вдали то ли ласточку, то ли еще что величиной с муху. Подъехал поближе, увидел перед собой кибитку с белой дверью без петель. Сошел с коня, серебряный чум-бур[22] в руке, вошел внутрь и сел у правой решетки. У левой решетки сидит старуха, пищу готовит. А перед старухой сидит, волосы расчесывает такая раскрасавица, что как обернешься назад, то при свете ее красоты можно перечесть всех до одной рыбешек в океане. При сиянии ее лица можно табун караулить, при блеске ее глаз писать и ночью можно. Закричала на него старуха: