Призрак в зеркале (СИ) - Алексей Мурашкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Чего он несёт?!. — вскипело во мне негодование. — Взаправду нафантазировал себе, будто усадил в кокпит своей драгоценной самовозки латентного суицидника?!.»
— И кого берёте на освободившееся место? — не скрывая желчи, поинтересовался я. — Если парня, что не полез в открытую калитку, предпочтя дождаться, когда вылечу — передайте ему моё им восхищение. Он далеко пойдёт!..
— Хватит ёрничать! Разглядел своё «привидение»? Хотел от него удрать, да не вышло? И где оно пригрезилось — в зеркалах, или воспалённом мозгу? Даже догадываюсь, кто тебе подселил в него эту ересь. Вас засекли накануне. Выпивающих в кафешке с тем журналюгой…
— Не надо так о моём старинном друге! И я пил только сок…
— Кому-то собутыльник, — не услышал меня шеф, — а кому-то будущий тесть. Но откуда тебе знать! Ты же у нас не интересуешься светской хроникой!
— Верно. Области наших интересов как-то не пересекаются.
— Уверен? А то б знал, что дочка этого «рыцаря пера» от первого брака помолвлена с Лайквудом.
Меня словно в прорубь окунуло. Даже начал смутно припоминать, где мог видеть раньше лицо застенчивой журналистки. «Познакомлю с дочуркой…»! Курт забеспокоился, его изобретательного красноречия не хватило произвести впечатление? Если так, то он сильно себя недооценил! Надо же такое сочинить! Призрака — двойника будущего зятя и главного соперника приятеля-неудачника. Чтобы окончательно расшатать тому, внезапно вкусившему дурманящий аромат успеха, и так неустойчивые нервы. Финансовое благополучие будущей семьи ребёнка, разумеется, поважнее них или даже жизни отпрыска добрых знакомых, по детской наивности посвятившего тебя в старшие друзья. А может понадеялся, что не стану упираться и сдамся, пустив тридцать первого к победе, приехав к своему главному позору. Тогда он ни черта не разбирается ни в людях, ни в автогонках!.. Журналист, называется! «Портретист смерти»! Захотелось не просто пофотографировать, а поучаствовать в создании натуры?!.
В юные годы, ещё не выбрав окончательно стезю, теперь приведшую на реанимационную койку, я грешил сочинительством мистических историй в подражание тогдашним мэтрам ужасов вроде нынешнего Стивена Кинга. Эксперименты со свечой и зеркалом — из тех времён. Это Вангер мне присоветовал: дабы убедить читателя, нужно поверить самому. И чёрт побери! Даже сейчас я готов был поклясться, что он искренне верил в тот пьяный бред, который нёс тем субботним вечером! Иначе с чего б я в него уверовал?!.
— Делай выводы сам, — видя моё состояние, насколько мог, смягчил голос шеф. — Сращивай кости, восстанавливай нервишки, короче — возвращайся в реальность. А чтоб упростить тебе задачу, открою одну деталь. Машина, на которой в семьдесят пятом разбился Золтан Раш, была синей. Только номер на обтекателе и заднее антикрыло — золотистыми. Из-за чего соперники, преимущественно наблюдая, как он уезжает от них, и прозвали его «жёлтым призраком».
*****
«…Комфортно лидируя, допустил ошибку, — писали про мою аварию в статье. — Впрочем, команда не исключает прокол колеса или проблемы с рулевым управлением, которые ввиду значительных повреждений не представляется возможным установить…» И это босс называет наглым враньём?!. Трястись над безупречной репутацией своей самовозки, что даже такую неопределённую формулировку посчитать едва ли не предательством! Правда, на машину грешить тоже не получалось. Она была великолепна и скорее всего ни при чём.
Так в чём же дело — в глупой оплошности, помутнении рассудка, или?.. Перед самым вылетом режиссёры, видимо, уже не ожидая интересных событий на трассе вплоть до клетчатого флага, сделали прямое включение из госпиталя в Штатах. Наш «размен» с Лайквудом тоже не попал ни в трансляцию, ни в повторы. Телекамеры на том участке единовременно дали сбой, зафиксировав лишь последствия. Пересматривать по много раз, как выковыривают и грузят в вертолёт собственное бесчувственное тело, я, естественно, не стал.
Пропущенный же мною последний акт драмы действительно походил на выведенный в заголовке «сумбур». Вместо прогулки за пейс-каром до финиша Лайквуд свернул в боксы. Механики бросились менять ему колёса, думая, он получил медленный прокол, наехав на обломки. Сперва его выкрики приняли за ругательства. Но он повторял: «Флаг! Где …ов [3] красный флаг?!.» Наконец тот был вывешен и гонка остановлена. Результаты посчитали, исходя из позиций по завершении последнего полного круга, а закончил его первым как раз он, когда, въезжая по пит-лейн, пересёк черту. Тогда-то многие и усмотрели в его поведении не благородный жест, а коварный умысел.
Страсти по итогам чемпионата не унимались почти год. Одни со сдержанной ехидцей пожимали плечами: таков, мол, сложный технический спорт, и белые пока выигрывают чаще не только в шахматах. Другие негодовали. И всё было б до скукоты банально, не присоединись ко вторым сам триумфатор. Он даже пожертвовал семье Мэвриков призовые за титул. Что-ж, имея на ближайшее будущее весьма солидный контракт, чемпион мог себе позволить некоторое расточительство.
А я, заработав по очку за поул и круг лидирования, пару — за наибольшее число таких кругов, плюс несколько — за позицию на финише сразу перед круговыми, почётно занял уже привычное последнее место в итоговой турнирной таблице. Провалив шанс спасти карьеру и не предпринимая следующих попыток, я подхватил эстафету у Курта, сменив руль на перо. Больше мы не общались. Хотя у нас был целый год объясниться. До его второго (и последнего) инфаркта….
Но однажды мне довелось брать интервью у его зятя. Во время четверговой пресс-конференции пилотов накануне гоночного уикенда в сорока километрах от Болоньи. А потом мы сидели в уютной кафешке, точь-в-точь как тогда с Вангером, наслаждаясь весной (первый день мая выпадал на ближайшее воскресение) и шедеврами итальянской кухни. Только сок через трубочку в этот раз потягивал Лайквуд, а я вместо виски хлестал пиво, благо, успел отрастить ёмкость, куда это делать. И между нами, как и в тот субботний вечер, велась неторопливая беседа не для микрофонов и печати. Обоим было что вспомнить и о чём поспорить.
К своему первому титулу за прошедшие восемь с лишним лет Фриц прибавил ещё два. Немецкоязычное прозвище за ним, правда, так и закрепилось, но, благодаря заслугам перед автоспортом, уже не носило прежний уничижительный характер. И сам он сделался более открытым и доброжелательным. То ли счастливая семейная жизнь повлияла, то ли стабильность успехов. А может, не проходящее болезненное
