Власть и наука - Валерий Сойфер

В статье была жестко продолжена линия 1948 года, и Лысенко мог рассчитывать на реванш после недавних поражений. Редколлегия "Правды" заявляла, что "Общеизвестны труды в развитии мичуринского материалистического учения академика Т.Д.Лысенко..." (126).

Зато снова доставалось уже мертвому Н.К.Кольцову, который, оказывается, "мало чего дал нашей науке" (127). Смехотворным было объяснение "Правды", что яровизация отброшена только потому, что ныне механизация сельского хозяйства возросла. Конечно, редакторы делали вид, что не помнят старые заверения Лысенко о максимальном эффекте от яровизации при механизации всех работ. Внутрисортовое скрещивание было названо очень плодотворной идеей, было заявлено, что органо-минеральные смеси уже дают тысячи тонн дармовой продукции, работы по повышению жирномолочности коров -- перспективны. Заключение гласило:

"Так называемая дискуссия, которая в течение ряда лет ведется на страницах "Ботанического журнала", не помогает развитию материалистической биологии, наоборот наносит ущерб науке... препятствует мобилизации всех сил на решение важнейших задач, выдвинутых партией..." (128).

Лысенко давно уже жаждал подавить критику, звучавшую со страниц "Ботанического журнала". Он много раз высказывался по поводу зловредной роли этого журнала, говорил в своих выступлениях о врагах, окопавшихся в редколлегии, о беспринципных псевдоученых, ничего в науке не смыслящих. Одно из последних таких обвинений Лысенко высказал в газете "Известия" годом раньше (129). После появления этой статьи в Академии наук СССР была создана специальная комиссия для проверки работы "Ботанического журнала". Комиссия работала несколько месяцев, изучила все номера журнала за два с половиной года, но пришла к выводу, что редколлегия работала хорошо, что "...журнал стремится наиболее полно освещать вопросы, соответствующие его профилю, и пользуется заслуженным авторитетом как в пределах СССР, так и за рубежом" (130).

В заключении был такой абзац:

"Комиссия стремилась обстоятельно и объективно разобраться в тех тяжелых обвинениях, которые выдвинул против "Ботанического журнала" академик Т.Д.Лысенко в статье "Теоретические успехи агрономической биологии", опубликованной в газете "Известия" 8 декабря 1957 г. Комиссия не нашла оснований, которые позволили бы обвинить этот квалифицированный прогрессивный журнал в протаскивании идеалистических концепций. Комиссия... дважды, 7 апреля и 9 мая 1958 г., обращалась к академику Т.Д.Лысенко с письмами с просьбой сообщить комиссии соображения о деятельности "Ботанического журнала" и возможно более подробно обосновать ту оценку, которая была дана автором в статье в газете "Известия" за 8 декабря 1957 г. Однако акад. Т.Д.Лысенко не ответил ни на одно из этих писем, выразив тем самым нежелание аргументировать тяжелые обвинения, публично сделанные им журналу, который публикует результаты работ большого коллектива советских ботаников" (131).

Бюро Отделения биологических наук АН СССР заслушало на специальном заседании заключение Комиссии и утвердило его, особо отметив два пункта:

"1. Одобрить заключение комиссии...

2. Считать целесообразным опубликовать заключение комиссии... в отделе хроники журнала "Известия АН СССР, серия биологическая"" (132).

Членам комиссии (члену-корреспонденту АН СССР Э.А.Асратяну /председатель/, академику А.Л.Курсанову, члену-корреспонденту АН СССР Е.Н.Мишустину, члену-корреспонденту АН СССР И.И.Туманову и кандидату биологических наук П.И.Лапину) от имени Академии наук СССР была выражена благодарность. Теперь, похоже, партийная уздечка для его обидчиков нашлась: в "Правде" была дана совершенно иная оценка позиции "Ботанического журнала".

Однако статья в "Правде" была лишь прелюдией к спектаклю, разыгранному Хрущевым на пленуме ЦК, открывшемся на следующий день (133). Сам Хрущев, выступая в первый день, говорил плохо о многих ученых (и псевдоученых тоже, например, о С.С.Перове, возможно, зная, что последнему протежировал В.М.Молотов /134/), но о Лысенко было заявлено другое:

"Заслужили всеобщее признание работы товарища Т.Д.Лысенко по вопросам биологии..." (135).

Когда начались выступления в прениях, спектакль продолжился. Роль "представителя масс", обеспокоенного судьбой лучшего ученого страны, разыграл секретарь ЦК Компартии Азербайджана И.Д.Мустафаев10. Его "благородный" гнев живо поддержал Хрущев, и между ними состоялся такой диалог:

"Мустафаев. Особенно плохо обстоит дело в области биологической науки, как об этом было указано в газете "Правда" от 14 декабря, где говорится о непонятном поведении "Ботанического журнала" и некоторых наших ученых. Вместо того, чтобы по-деловому, по-научному друг друга критиковать и указывать на недостатки, дело переходит на оскорбительный тон, на унижение.

Хрущев. Надо кадры посмотреть. Видимо, в редакцию подобраны люди, которые против мичуринской науки. Пока они там будут, ничего не изменится. Их надо заменить, поставив других, настоящих мичуринцев. В этом коренное решение вопроса.

Мустафаев. Никита Сергеевич, не только в этом журнале такой тон. Иногда ученые-коммунисты не думают о том, как надо вести себя. Недавно до меня дошли слухи, что наша делегация в Китае, среди которых были ученые-биологи, заявила, что теперь с товарищем Лысенко не только в теории покончено, но и на деле.

Хрущев. Это Цицин сказал.

Мустафаев. Это нехорошо. Если у них плохие личные взаимоотношения, то это не дает никому права охаивать достижения нашей науки.

Хрущев. Надо было на партийном собрании спросить, почему он так сказал, потребовать ответа как от члена партии.

Г о л о с а . Правильно" (136).

Затем слово предоставили Лысенко. Теперь в бой мог вступить и бедолага-пострадавший:

"Лысенко...

... Известно, что во всем мире в научных журналах, а нередко и в газетах идет так называемая "дискуссия" вокруг мичуринской биологии, которую реакционеры капиталистических стран называют "лысенкоизмом"... реакционеры в науке и журналисты буржуазного мира, в особенности США, Англии и других капиталистических стран, каких только грехов мне не приписывают. Все мои научные работы в биологии и агрономической практике объявляют жульничеством и обманом11 .

В американском журнале "Наследственность", том 49, ╧1 за 1958 год явный недруг СССР биолог Добжанский утверждает, что "позорное положение, в которое Лысенко поставил материалистическую науку, не скоро будет забыто"...

Этому автору хотелось бы, чтобы биологические журналы в СССР выступали против диалектического материализма, против марксизма-ленинизма (137).

... президент Академии наук академик А.Н.Несмеянов и академик-секретарь биологического отделения Академии наук СССР В.А.Энгельгардт, как мне кажется, не считают наукой те наши теоретические и биологические положения, из которых вытекают различные агротехнические и зоотехнические практические действия. Еще до сих пор в биологии считается более научным то положение, из которого никаких практических выводов сделать невозможно ( с м е х, оживление в зале)" (138).

Снова Лысенко показал отличное знание психологии слушателей. Ошибись он адресом, и вместо смеха мог быть освистан. Но он отлично знал, как лучше всего развеселить ЭТУ публику, вызвать у НЕЁ прилив эмоций. Действительно, вот на кого ОНИ вынуждены тратить народные деньги, вот каковы на поверку эти, с позволения сказать, ученые. И статисты в зале хохотали и оживлялись: такой язык был им понятен и по душе. Члены пленума -- секретари ЦК, обкомов, крайкомов, министры, которые знали истинное положение дел и которые через несколько лет ставили в вину на таком же пленуме Хрущеву то, что он поддерживал Лысенко, смеялись, когда более уместной была бы другая реакция. А Лысенко продолжал гнуть свою линию:

"Желательно было бы хотя бы в какой-то мере подвергнуть работу биологических учреждений критерию практики" (139).

Наверняка, Лысенко, произносившему эту тираду, грезилось второе аутодафе и, может быть, почище 1948 года. Поэтому он шел дальше: высказался крайне неодобрительно в адрес В.А.Энгельгардта с его надеждами лет за 50 расшифровать код генов, а потом опять обнародовал старую свою боль:

"Химию и физику живого тела, конечно, крайне важно изучать, но нельзя химией и физикой подменять биологию" (140).

"Приведу еще один пример. Нашей наукой вскрыт биологический закон почвенного питания растений. Это очень важно для разработки различных агротехнических способов удобрения полей. Противники же не только отрицают этот закон и предложенный способ удобрений, но и высмеивают, ничего не предлагая взамен" (141).

Лысенко говорил очень долго, ему уже несколько раз дружно аплодировали, вместе с ним все посмеялись над "промахами" науки -- и мировой, и отечественной. Пора было кончать, тем более что ничего завлекательного в активе "колхозного академика" не оказалось, и вытащить из-за пазухи волшебную синюю птицу, пленить воображение чем-либо подобным яровизации он уже не мог: старик выдыхался. Но что-то предложить надо было, без многообещающего НЕЧТО уходить с трибуны было бы позорно. И он выдал: