Сёгун - Джеймс Клавелл

Оми слегка ослабил хватку на рукоятке меча.

— Я повторяю: она не моя собственность. Спасибо, что показали мне это место, Анджин-сан. До свидания.

Оми подошел к лошади Блэксорна и подержал ее, пока тот садился.

Он взглянул на Оми. Если бы он мог потом выбраться живым, он бы прямо тут же прострелил голову этому самураю. Это было бы самым безопасным для него.

— До свидания, Оми-сан, и благодарю вас.

— До свидания, Анджин-сан, — Оми посмотрел, как отъезжал Блэксорн, и не спускал с него глаз, пока тот не одолел весь склон. Он отметил точное место трещины камнями и потом, в смятении чувств, уселся ждать на земле, погрузившись в свои мысли.

Вскоре появились забрызганные грязью Мура с несколькими крестьянами.

— Торанага-сама попал в трещину точно в этом самом месте, Мура. Здесь остались его мечи. Принеси мне их до захода солнца.

— Слушаюсь, Оми-сама.

— Если бы у тебя были мозги, если бы ты был заинтересован во мне, своем господине, ты бы уже это сделал.

— Пожалуйста, извините меня за глупость.

Оми уехал. Они недолго следили, как он уезжал, потом встали вокруг камней и начали копать. Мура понизил голос:

— Уо, ты завтра поедешь с багажом.

— Да, Мура-сан, но как это сделать?

— Я предложу тебя Анджин-сану. Ему все равно.

— Но его наложница, ох-хо, она дошлая, — шепнул в ответ Уо.

— Она с ним не поедет. Я слышал, она сильно обожглась. Она потом поедет в Эдо на корабле. Ты знаешь, что делать?

— Один на один встретиться со святым отцом, ответить на его вопросы.

— Да, — Мура расслабился и заговорил в полный голос: — Уо, ты можешь поехать с Анджин-саном, он хорошо заплатит. Постарайся быть ему полезным, но не слишком, чтобы он не забрал тебя насовсем в Эдо.

Уо засмеялся:

— Ой, я слышал, Эдо такой богатый город, что там все мочатся в серебряные горшки, даже эта. А у женщин кожа — как морская пена и совсем без волос на лобке.

— Это правда, Мура-сан? — спросил другой из деревенских. — У них нет волос на лобке?

— Эдо, это была только маленькая вонючая рыбацкая деревушка, ничем не лучше нашей Анджиро, когда я попал туда первый раз, — ответил им Мура, не переставая копать. — Это было в тот раз, когда мы с Торанага-самой гонялись за Беппу. Мы тогда отрубили в общей сложности больше чем три тысячи голов. Что касается волос на лобке, то все девушки, которых я знал, были с волосами, кроме одной кореянки, но она сказала, что выщипала их все, волосок за волоском.

— Что только не сделают женщины, чтобы привлечь нас, да? — сказал кто-то.

— Как мне бы хотелось посмотреть на это, — шамкая, сказал Ниндзин. — Да, мне бы хотелось посмотреть на Нефритовые Ворота без кустиков.

— Ставлю лодку рыбы против ведра навоза, что выдрать эти волосы очень больно, — присвистнул Уо.

— Будь я ками, я бы посетил Небесный Павильон Кику-сан. Говорят, она родилась уже надушенной и без волос!

Среди смеха Уо спросил:

— А есть разница, Мура-сан, когда лезешь в Нефритовые Ворота без зарослей?

— Так получается плотней, чем в других случаях. Ээээ! Получается ближе и глубже, чем я пробовал до этого, а это важно, правда? Так я понял, что для женщины лучше, когда нет волос, хотя некоторые суеверные в этом вопросе и жалуются на зуд. Это все-таки ближе и тебе, и ей — это сближение делает все по-другому, правда? — Они засмеялись и нажали на работу. Яма под дождем становилась все глубже и глубже.

— Держу пари, Анджин-сан много раз подбирался к ней очень близко, раз она так провожала его до ворот! Ээээ, что бы я ни отдал, чтобы быть на его месте, — Уо вытер пот с бровей. Как и все остальные, он носил одну набедренную повязку, бамбуковую коническую шляпу и был босиком.

— Ээээ! Я был там, Уо, на площади, и все видел. Я видел, как она улыбалась, и меня проняло до кончиков пальцев.

— Да, — сказал другой, — я думаю, что одна ее улыбка сделала бы меня твердым, как дуб.

— Но не таким большим, как у Анджин-сана, да, Мура-сан? — хихикнул Уо. — Ну-ка, расскажи нам еще раз эту историю.

Мура обрадовался и снова рассказал про первую ночь и баню. Его рассказ раз от разу улучшался, но никто не возражал.

— О, надо же быть таким огромным! — Уо изобразил, как он несет такой член перед собой, и так расхохотался, что поскользнулся и грохнулся в грязь.

— Кто-нибудь из вас думал, что этот чужеземец попадет из того подвала прямо в рай? — Мура оперся на лопату, переводя дыхание. — Я никогда не поверил бы в это — как в древнюю легенду. Карма, правда?

— Может быть, он был одним из нас — в прежней жизни — и вернулся с тем же разумом, но с другой кожей.

Ниндзин кивнул:

— Возможно. Должно быть, по тому, что святой отец сказал, я думал, что он будет очень долго гореть в дьявольской топке в аду, разве святой отец не сказал, что он наложил на него особое проклятье? Я слышал, он напустил на Анджин-сана кару большого иезуитского ками, и, ох-хо, я был очень напуган, — он перекрестился, и другие не обратили на это внимания, — но если вы меня спросите, я думаю, что иезуитская Мадонна вряд ли накажет его.

Уо сказал:

— Ну, я не христианин, как вы знаете, но, извините, мне кажется, что Анджин-сан хороший человек и лучше, чем христианский отец, который воняет, ругается и пугает всех подряд. И он хорошо относится к нам, правда? Он по-доброму ведет себя с людьми — говорят, он друг господина Торанаги, его нужно также уважать, правда? И не забывайте, Кику-сан почтила его своей Золотой Щелью.

— Насчет золотой ты прав. Я слышал, ночь стоила ему пять кобанов.

— Пятнадцать коку за одну ночь? — выпалил Ниндзин. — Ээээ, как повезло Анджин-сану! Его карма огромна назло врагам Бога Отца, Сына и Мадонны.

Мура сказал:

— Он заплатил один кобан — три коку. Но если вы думаете, что это много… — он остановился и заговорщически огляделся, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает, хотя он, конечно, знал, что под таким дождем никого нет — и даже если бы они были, какое это имеет значение?

Все тоже прекратили работу и придвинулись поближе к нему:

— Да, Мура-сан?

— Мне только что шепнули, что она собирается стать наложницей господина Торанаги. Он купил ее контракт сегодня утром. Три тысячи коку.

Это была умопомрачительная цифра, больше чем зарабатывала вся их деревня на рисе и рыбе за двадцать лет. Их уважение к ней увеличилось. И к Анджин-сану, который соответственно был последним человеком на земле, который насладился с ней как с куртизанкой первого ранга.

— Ээээ! — промямлил Уо, не в силах говорить. — Столько денег — я не знаю, хочется ли мне плакать, мочиться или пукнуть.