Неистребимый. Трилогия - Сергей Зайцев

Да, я по нему скучал… И в то же время я его ненавидел. Так сильно, что иной раз от этой ненависти у меня темнело в глазах. То, что он из меня сотворил, не поддается никакому описанию. И может быть, моя ненависть была бы слабее, не согласись на это изменениея сам…

Кажется, я чересчур погрузился в воспоминания.

Или в нытье – это как посмотреть.

Я шевельнулся, выпрямляя спину. Над водой плыл какой-то прозрачный звон, похожий на удар далекого колокола, который решил длиться бесконечно. Я никак не мог понять, то ли слышу его на самом деле, то ли этот звон возникает лишь в моей голове. Режим сиглайзера был заблокирован – бывает у меня временами такое настроение, когда любая музыка не в тему и хочется обыкновенной тишины, – поэтому с ним этот звон никак не мог быть связан. Может быть, таким образом мозг реагирует на непривычную для него пустоту? На внезапную изоляцию от потоков разнообразной информации, ранее поступавшей непрерывно? Или? Или что? Да ничего. Непонятно…

Нет, этот парень меня утомил – сзади ко мне неуклюже крался матрос с кривым ножом в руке. Крался уже минут пять, осторожно переставляя ноги и стараясь ступать бесшумно. Привычное к совершенно иной работе тело не обладало необходимыми для убийцы навыками и создавало слишком много шума даже для человека, только потерявшего свой острый слух… Хм… похоже, кое-что все-таки осталось или потихоньку возвращается, раз я так хорошо ощущаю этого засранца спиной, не глядя. Засранца с сознанием пустым, как свежевырытая могила.

«Еще один марн», – подумал я почти спокойно.

Я резко повернулся и четкой подсечкой сбил его с ног. Матрос упал в одну сторону, нож отлетел в другую, забренькав по темной, зашарканной грязными подошвами палубе. Я стремительно наклонился, собираясь пальцами вырвать ему горло.

Занесенная рука внезапно остановилась. Замерев над матросом, ошеломленный собственным намерением, столь внезапным и острым, что оно едва не осуществилось, я пытался понять, откуда во мне снова взялась эта убийственная агрессивность… Тоже «забота» Закона?

– Но он же не виноват, – пробормотал я вслух. И вместо того чтобы убить, просто коснулся пальцами его лба. Смотревшие на меня без всякого смысла глаза тут же закатились.

– Что тут происходит, Зверь тебя заворожи?

Лоханщик – так здесь называли капитана и хозяина судна, – появившись из-за угла жилых отсеков, больше смахивающих на большие деревянные ящики, наспех поставленные на палубу, чем на каюты, сердито уставился на меня круглыми немигающими глазами. От широкоплечего, крепко сбитого тела корда исходила ощутимая физическая сила, а изрезанное ветром и временем лицо принадлежало человеку, привыкшему командовать – хотя бы и на своей лоханке.

Нокаутированный матрос, по-местному – палубник (я предпочитал пользоваться более привычными для себя понятиям), валявшийся возле моих ног, не подавал признаков жизни. Я все еще стоял, склонившись над ним. Картинка на взгляд со стороны что надо. Без объяснений не обойтись Я выпрямился и вздохнул:

– Свяжи своего палубника и запри где-нибудь до конца рейса, пока я не покину корабль. У тебя ведь есть свободные комнаты?

– Я спросил, что тут происходит?! – еще более грозно спросил лоханщик. И не поворачивая головы, повысил голос: – Петил, Бурсбар! Сюда!

За его спиной почти тут же возникли две такие же крепкие фигуры, но с более молодыми лицами. Увидев своего напарника на палубе, они одинаково нахмурились и смерили меня взглядом, не предвещающим ничего доброго. Но остались стоять, ожидая распоряжений хозяина, хотя броситься на меня им ох как хотелось. Хотя бы ради развлечения в этом скучном монотонном плавании, во время которого даже паруса не приходилось поправлять – таким ровным и устойчивым был несший нас в нужном направлении ветер.

– Он пытался убить меня, – как можно спокойней проговорил я. Кажется, эта фраза становится моим необходимым жизненным атрибутом. Матросы изумленно переглянулись и уставились на меня еще более неприязненно.

– Чушь! – рявкнул лоханщик, сдвинув два лохматых куста бровей к переносице, – Мовадин и ребенка не обидит! Кроме того, правила запрещают трогать клиентов, и все мои ребята всегда выполняют их неукоснительно! Но если ты, хальд, сейчас же не объяснишь, что тут происходит на самом деле, я эти правила нарушу!

Угрозы, угрозы… и ведь он вправе их расточать, если быть справедливым.

– Старик, ты когда-нибудь слышал о марнах?

– Что? Да кто ты такой, чтобы ради тебя…

– Разве тебе было заплачено недостаточно, чтобы удержать от подобных вопросов?

На это он не нашелся что ответить сразу. Тай уже успела меня проинформировать, что заплатила вчетверо против обычного, чтобы заставить этот плоскодон пуститься в рейс.

– У меня нет желания спорить, поэтому просто выслушай. Я мог бы убить твоего Мовадина сотню раз еще до того, как он замахнулся своим ножом. Именно поэтому я его пощадил. Как здоровый человек жалеет убогого, не повинного в том, что он так убог… Я вижу, ты все еще сомневаешься. Как, на твой взгляд, борт твоего плоскодона достаточно крепок, чтобы его нельзя было сломать голыми руками?

– Голыми руками? – машинально переспросил лоханщик, мрачно глядя на нож, валявшийся в трех шагах от его поверженного матроса, который он заметил только сейчас, после моих слов. Когда он поднял взгляд на меня, я уже ломал борт. Отламывал без всякого видимого со стороны усилия кусок за куском и крошил в пальцах прочное, почти каменной твердости дерево, словно гнилую труху, усыпая мелким крошевом палубу.

Демонстрация силы иногда действует лучше всяких объяснений. Глаза всех троих делались все шире. Когда дыра в борту стала размером с голову, капитан сипло выдохнул:

– Хватит. Верю. Не порть больше корабль. Ребята, возьмите Мовадина.

– И оставьте меня в покое.

– Хорошо, светочтимый.

Они утащили беднягу, и я снова остался один.

Наверное, эти марныбудут сопровождать меня всю дорогу. Марны, в которых злая воля мага дал-роктов превращала обычных людей. Для Драхуба они были лишь пешками в его игре, их судьбы его не интересовали… Прибью подонка, как только попадется у меня на пути. Могу же я позволить себе хоть немного злости в адрес того, кто действительно ее заслуживает, в отличие от этих бедолаг?

Я пошел проведать Злыдня.

Стойла для дракхов были расположены на корме, сразу за каютами, и при виде этого огромного черного зверя настроение значительно улучшилось. Чарс тоже явно мне обрадовался: подняв свою бронированную чешуйчатую морду от корыта с лебсом (за счет заведения), он запрядал ушами и фыркнул мне в лицо. Затем, не удовлетворившись вонью, которой обдал меня из своей глотки, попытался осторожно ухватить зубами за плечо. Я уклонился, не желая подвергаться столь сомнительной ласке, и несколько раз сильно шлепнул ладонью по его твердой скуле – иначе бы мой толстокожий приятель просто ничего не почувствовал.