Маркс и Энгельс - Галина Серебрякова

В эту же пору Энгельса постигло еще одно большое горе — в Манчестере скончался от рака Карл Шорлеммер.

Шорлеммер принадлежал к поколению первых коммунистов, хотя был моложе Маркса и Энгельса. Если бы оптимизм, трудолюбие, глубокий ум и талант могли продлить человеческую жизнь, Шорлеммер жил бы более столетия. Только мучительный недуг смог изгнать его из научной лаборатории

Узнав о смерти друга, Энгельс тотчас же отправился в Манчестер От имени правления Германской социал-демократической партии он возложил на его могилу венок с красными лентами.

Вернувшись домой, Энгельс написал некролог, посвященный памяти выдающегося химика и верного партийного товарища, и поместил его в газете «Вперед» на их общей родине.

Жизнь не давала вождю рабочих погружаться в скорбь Она звала его к действию.

На Международный конгресс горнорабочих в Лондон прибыла делегация немецких горняков и явилась на Риджентс-парк-род, чтобы повидаться с Энгельсом. Беседа была значительна, она касалась положения немецких шахтеров, борьбы за их экономические и политические права.

Лето — бурное время в Англии. Пока королевская семья тешится балами и раутами и высший свет подражает в этом двору, парламент до роспуска обсуждает предложения правительства и в стране начинается горячка избирательной кампании Энгельс, внимательно наблюдая за ходом выборов в английскую палату общин, отмечал растущее влияние независимых рабочих депутатов. Их успех казался ему предвестником создания самостоятельной политической рабочей партии.

Как всегда, борющийся мир был постоянно в поле зрения Энгельса. Датский социал-демократ сообщал ему о состоянии рабочего движения на его родине. Итальянский революционер Лабриола подробно описывал все, что относилось к подготовке Генуэзского учредительного съезда партии итальянских трудящихся. Энгельс сурово раскритиковал Каутского, который в угоду примиренцам с буржуазным общественным строем выбросил из статьи Эвелингов, опубликованной в журнале «Новое время», разделы, обнажавшие политические пороки фабианского общества.

Супругов Вебб и их приверженцев, по мнению Энгельса, объял жестокий страх перед грядущей пролетарской революцией, и они стремились предотвратить создание рабочей партии в Англии. По просьбе Лафарга Энгельс подсказал ему многое для выступления в палате депутатов. Как требовательный учитель, оценивал он выступления Бебеля, Либкнехта и супругов Эвелингов.

Приходил Степняк-Кравчинский, интересный собеседник и добрый спорщик. Его симпатии к народовольцам, обанкротившимся в России, вызывали не раз упреки Генерала, которому, однако, нравилось, что русский писатель, возражая, давал ему повод к резким отповедям и размышлениям вслух.

После долгого перерыва к Энгельсу снова наведался Максим Максимович Ковалевский. Энгельс обрадовался возможности отдаться священным воспоминаниям о тех, кого давно уже не было в живых, основательно выспросить приезжего из России.

Ковалевский еще больше располнел, стал весьма громоздок и казался былинным великаном Его низкий и звучный голос, даже когда он говорил шепотом, разносился по всем трем этажам дома

— Сущая иерихонская труба, никак не гожусь я для конспирации; не вышел для этого ни комплекцией, ни речевым аппаратом, — шутил он сам над собой. Его большое, как бы высеченное из дерева, по-своему красивое лицо впечатляло умным и добродушно-насмешливым выражением. Разносторонне образованный и на ходу подхватывающий высказанную кем-либо мысль, он, однако, был несколько легковесен в философских суждениях, но сохранял редкое свойство: никогда не подавляя собеседника, он умел вдохновить его и подтолкнуть на глубинные обобщения. Сам Ковалевский тогда превращался в жадно внимающего слушателя.

Нельзя было в эту пору говорить о великой северной державе без того, чтобы не вспомнить о голоде, который обрушился на нее. Как средневековая чума, опустошал недород Россию. Гибли люди, разрушалось земледелие, падал скот, тощала земля без удобрения. И не было конца горю и бедствию народному. Начинался неизменный спутник неурожая — тиф. Помещики наживались, продавая по мародерским ценам голодающим крестьянам сухую ботву от картофеля.

На мрачном темном фоне страдающей от голода России ярче светилось протестующее слово смельчаков революционеров. Все духовно живое, лучшее сплачивалось в борьбе за низвержение царской тирании Народники и марксисты решали вопрос о временном союзе и совместных действиях. Вожаки рабочего движения в других странах внимательно наблюдали за всем происходящим в России и пытались способствовать такому сближению передовых революционных отрядов. Одним из сторонников объединения был народоволец публицист Русанов, коротко знавший Лафаргов, Бебеля и Либкнехта. Его статьи под псевдонимом Сергеевский печатались в газете немецких социал-демократов «Вперед».

Весной 1892 года Русанов прибыл в Лондон и тотчас же отправился к Энгельсу. Его встретила Каутская и ввела в кабинет, где за столом, попивая из больших глиняных кружек эль, сидело несколько мужчин, разговаривающих вперемежку по-немецки и по-английски. Луиза Каутская села у окна, за круглым столом и принялась разбирать бумаги и письма.

Один из присутствующих, с энергичным лицом, обрамленным седой большой бородой, поднялся с места, подошел к Русанову и, крепко встряхнув, пожал его руку.

— Я Энгельс… — сказал он по-английски и спросил, на каком языке предпочитает говорить посетитель.

Неожиданно для самого себя Русанов, который не только не был марксистом, но скорее враждовал с учением о пролетарской революции, почувствовал неодолимое желание высказать свое огромное почтение Энгельсу. Перед Русановым стоял человек, принадлежавший истории на вечные времена. Это освещало его особым внутренним светом. Простой, как все, Энгельс был, однако, в чем-то главном другим.

— Гражданин Энгельс, — сказал Русанов по-французски, — позвольте русскому социалисту выразить чувство искреннего восхищения человеком, который был достойным другом великого Маркса и который до сих пор является духовным главой социалистического Интернационала… В вас я вижу живое продолжение, вижу воплощение Маркса…

Энгельс засмеялся и остановил Русанова резким жестом.

— Та-та-та, молодой товарищ! Полноте, к чему этот обмен любезностями между нами, социалистами? Нельзя ли проще? У вас горло должно было пересохнуть от этого ораторского упражнения… присаживайтесь-ка к столу и промочите его вот этой кружкой эля.

Растерявшемуся Русанову пришлось подчиниться. Энгельс настойчиво допытывался у него обо всем, что было известно русским о голодающей России. Он хвалил в пику «политическим романтикам», как он назвал группу Лаврова, к которой примыкал и Русанов, подлинно социалистическую полезную деятельность Плеханова и его друзей.