Пленница лунного эльфа - Лена Хейди

Теперь надо было нарисовать символ «надежда» на сером блинчике. Квадратик, треугольник сверху, пара волнистых линий, и моё художество, напоминающее домик, вспыхнуло алыми всполохами.

Над камнем моментально заискрилась довольно большая золотистая магическая сфера, а над ней – призрачное, словно голографическое, изображение Олафа.

Его глаза цвета радуги возбуждённо блестели на бледном осунувшемся лице, а во взгляде на меня светилось не что иное, как надежда и огромное желание исправить то, что он когда-то натворил, поддавшись боли и гневу.

– И снова здравствуй, Олаф, – сдержанно поприветствовала я его, чувствуя, что начинаю нервничать всё сильнее.

– Привет, Александра, – улыбнулся он мне, и я уловила на его лице промелькнувшую тень вины.

Душу кольнуло плохое предчувствие, и не напрасно: неожиданно мои мужья отлетели назад, словно откинутые невидимой ударной волной, а вокруг меня и сферы возникла непрошибаемая полупрозрачная стена, накрыв искрящимся магическим куполом.

– Что ты творишь? – со страхом воскликнула я, наблюдая, как Ли, Кай и Нант колотятся в энергетическую преграду, тщетно пытаясь её пробить, а все остальные свидетели ритуала застыли, не в силах пошевелиться.

Лишь только Син стоял рядом по-прежнему спокойно, и его невозмутимое лицо и полурасслабленная поза придали мне уверенности.

– Лекси, ты ещё можешь всё отменить и прервать ритуал, – мягко обратился ко мне Олаф. – Одно твоё слово – и всё прекратится. Но если ты решишь продолжить – знай, что игры кончились. Теперь всё очень серьёзно и по-настоящему. Магия этого мира снимет проклятие лишь в обмен на весомую жертву – твои руки. И я тут ничего не могу изменить, прости. Выбор за тобой, – тяжело вздохнул он.

Я посмотрела на горб моей новой мамы, потом на Иринку. Подумала о Надин и своих будущих дочках. Если ценой их здоровья и красоты будут мои руки – что ж, так тому и быть.

– Что я должна сделать? – дрогнувшим голосом уточнила я, чувствуя, как на глаза наворачиваются невольные слёзы.

– Погрузи руки по локоть в магическую сферу и не вытаскивай их, как бы больно тебе ни было. Если отдёрнешь – ритуал прервётся, и второго шанса провести его уже не будет, – пояснил Олаф, заметно нервничая.

С нескрываемой паникой я посмотрела на Сина, и тот уверенно мне кивнул.

– Слабоумие и отвага… – мрачно пробормотала я свой диагноз, бросила на колотившихся в непрошибаемую стену мужей взгляд «запомните меня молодой и красивой» и рывком погрузила руки в светящийся энергетический шар.

Это было всё равно что добровольно окунуться в расплавленную лаву. От адской боли потемнело в глазах, из груди вырвался крик, а ноги подкосились.

Я начала оседать, и моё орудие пыток – золотистая метровая магическая сфера – неожиданно принялось опускаться вместе со мной: ножки стола плавно уходили в землю до тех пор, пока столешница не опустилась на траву.

Краем агонизирующего сознания я поняла, что это устроил Олаф, не желающий, чтобы ритуал прервался.

Я рухнула на колени, по лицу текли слёзы, но я их даже не чувствовала: мне казалось, что с моих пылающих в адской печи рук кто-то сдирает кожу – один лоскуток за другим, и было абсолютно ясно, что именно это испытывала перед смертью Мириэль.

Но внезапно боль начала стихать и постепенно стала терпимой. Подняв глаза, я увидела искажённое от мучений бледное лицо Олафа, а переведя взгляд на Сина, обнаружила, что мой друг тоже испытывает жуткие страдания: на его лбу выступил пот, вены на висках вздулись, а губы были уже искусаны в кровь.

Два сильнейших мага Ксантарии – живой и мёртвый – забирали на себя мою боль, и мы все трое словно доказывали магическому источнику, что в этом мире ещё есть такие понятия, как взаимовыручка, дружба, самопожертвование. Если бы не маги – не уверена, что продержалась бы ещё хотя бы минуту.

Видимо, пыточная сфера сполна насытилась нашими страданиями, поскольку она вдруг окрасилась в яркий розовый цвет, потом мигнула, как икнувший от сытости кот, и от неё вверх стремительным лучом вылетело сверкающее облако, со скоростью ядерного взрыва затянувшее всё небо и через пару минут растворившееся без следа.

Вслед за этим прозрачным туманом испарился магический шар, и я к превеликой своей радости увидела, что мои родные конечности всё ещё со мной. Вот только они были несколько странными: теперь от локтя до запястья их опутывала витиеватая эльфийская татуировка золотистого цвета.

Я с полнейшим отупением посмотрела на это художество и подняла растерянный взгляд на Олафа. Краем глаза я заметила, что мужья продолжают отчаянно пробиваться ко мне, и их костяшки уже были сбиты в кровь, а Син устало опустился на землю.

А потом обернулась и потрясённо ахнула: сработало! Никто из свидетелей ритуала до сих пор не мог пошевелиться, но моя мамочка стояла рядом с отцом уже настоящей красоткой! От её горба, полноты и скукоженности артритных рук не осталось и следа. Она помолодела, и её почти кукольное личико с огромными изумрудными глазами обрамляли густые чёрные волосы, ниспадающие свободным каскадом. Только ради того, чтобы вернуть ей молодость, красоту и здоровье, я не задумываясь повторила бы этот садистский ритуал ещё раз.

Иринка с Иви тоже преобразились, и от их утончённой эльфийской красоты теперь захватывало дух.