Замок лорда Валентина (сборник) - Роберт Силверберг

Однако Повелительница Снов испытывала это ежедневно: на протяжении многих лет она и ее служительницы посылали свои души странствовать по свету в поисках нуждающихся в помощи.

Он не увидел отдельных душ: слишком велик и населен был мир, чтобы добиться такой точности даже за счет величайшей сосредоточенности. Пролетая по небу горячим ветром в восходящих воздушных потоках, он обнаруживал отдельные пятна ощущений: то дурные предчувствия, то страх, стыд, вину, внезапный всплеск сумасшествия, серое, широко раскинувшееся покрывало отчаяния. Он опустился пониже и увидел естество душ, черные кромки, пересеченные алыми полосами, острые зазубренные пики, причудливо перепутанные дорожки ворсистой плотной ткани. Он взмыл еще выше, в безмятежность царства небытия; он пересекал мрачные пустыни, от которых исходило цепенящее одиночество; он описывал круги над сверкающими заснеженными полями и лугами, где каждая травинка светилась несказанной прелестью. Он увидел те места, где свирепствовали болезни, голод, где царил хаос, и почувствовал, как от крупных городов горячим суховеем поднимаются страхи, ощутил, как некая сила со всепроникающим барабанным раскатом бьется в морях. Его со всей мощью охватило ощущение нависшей угрозы, надвигающейся катастрофы. Валентин увидел, что на мир опустился невыносимый груз и сокрушает его с постепенно нарастающим усилием, подобно медленно сжимающемуся кулаку.

Во всех странствиях его сопровождала благословенная Повелительница Снов, его мать. Если бы не ее присутствие, он мог бы обгореть и обуглиться в пламени чувств, исходящих из колодца мировой души. Но она оставалась рядом, облегчая ему путь через темноту к порогу понимания, неясно маячившему впереди и напоминавшему исполинские ворота Деккерета в Норморке, закрывавшиеся только тогда, когда мир был в опасности. Но перед самым порогом он остался один и переступил через него без посторонней помощи.

Дальше была только музыка, музыка… она словно стала видимой — дрожащий, вибрирующий звук, протянувшийся через пропасть тончайшим подвесным мостом… И он ступил на тот мост и увидел всплески яркого звука в потоке внизу, кинжально-острые импульсы звука над головой, линию уходящего в бесконечность красного цвета и пурпурные с зеленым дуги у горизонта, которые пели для него. Потом все это многообразие уступило место одному-единственному звуку — устрашающему, оглушительному реву, который поглотил все вокруг и черной неудержимой колесницей накатил на вселенную, безжалостно расплющивая ее. И Валентин понял.

Он открыл глаза. Повелительница Снов, его мать, спокойно стояла между танигалами и с улыбкой наблюдала за ним, любуясь им словно спящим младенцем. Она сияла с него обруч и положила обратно в шкатулку.

— Видел? — спросила она.

— Я так и думал, — ответил Валентин. — Происходящее на Зимроэле не случайность. Да, это проклятие, и лежит оно на всех нас уже несколько тысячелетий. Мой чародей Делиамбер сказал мне однажды, что мы прошли здесь, на Маджипуре, долгий путь, ничем не заплатив за изначальный грех завоевателей. Еще он сказал, что по счету нарастают проценты. А теперь счет предъявлен к оплате. То, что началось, — наше наказание, наше унижение, отмщение всем нам.

— Да, именно так.

— А то, что мы видели, это и есть само Божество, матушка? Оно держит мир крепкой хваткой и сдавливает его все сильнее? А тот звук, такой страшно тяжелый, — тоже Божество?

— Те образы, которые явились тебе, Валентин, тебе и принадлежат. Я видела нечто другое. Божество не имеет конкретного облика. Но, я думаю, ты узрел суть вещей.

— Я видел, что Божество лишило нас своей милости.

— Да. Но не безвозвратно.

— Ты уверена, что еще не слишком поздно?

— Уверена, Валентин.

Он помолчал. Потом заговорил снова:

— Да будет так. Я увидел, что нужно сделать, и я сделаю это. Как символично, что я пришел к пониманию всего в Семи Стенах, которые леди Тиин воздвигла в честь своего сына после его победы над метаморфами! Ах, матушка, а ты построишь такое здание для меня, когда я исправлю дело рук лорда Стиамота?

Глава 10

— Еще раз, — Хиссун повернулся лицом к Альсимиру и еще одному кандидату в рыцари. — Нападайте на меня, теперь оба.

— Оба? — переспросил Альсимир.

— Оба. И если увижу, что вы играете в поддавки, месяц будете чистить стойла — это я вам обещаю.

— Как ты думаешь справиться с нами двумя, Хиссун?

— Пока еще не знаю. Но я должен научиться. Нападайте, и тогда посмотрим.

Он весь лоснился от пота, а сердце бешено колотилось, но тело его было раскованным и послушным. Сюда, в пещерный гимнастический зал в восточном крыле Замка, он приходил каждый день и занимался не меньше часа, независимо от прочих обязанностей.

Хиссун считал необходимым развивать силу и выносливость, вырабатывать еще большую ловкость. Иначе ему, с его честолюбием, несомненно, придется здесь тяжко. Принцы на Замковой горе возводили атлетизм в культ, постоянно испытывая себя верховой ездой, турнирами, гонками, борьбой, охотой — словом, всеми теми простыми первобытными забавами, на которые в Лабиринте у Хиссуна не было ни времени, ни желания. А теперь, когда по воле лорда Валентина он оказался среди множества крепких, сильных мужчин, он знал, что должен сравняться с ними на их поле, если намерен надолго остаться в их компании.

Конечно, ему не по силам изменить свое щуплое, худощавое телосложение на что-либо подобное грубой мускулистости какого-нибудь там Стазилейна, Элидата или Диввиса. Такими, как они, ему никогда не стать. Но он мог превзойти их, следуя своим путем. Вот, например, забава с дубинкой: еще год назад он даже не слышал ни о чем подобном, а теперь, после многих часов тренировок, стал почти мастером. Здесь требовалась быстрота глаз и ног, а не сверхъестественная сила. В фехтовании на дубинках выражался в каком-то смысле его подход к жизни.

— Готов, — крикнул он.

Он стоял как полагается, слегка согнув ноги, настороженный и гибкий, немного разведя руки, сжимавшие легкую тонкую дубинку — палку из дерева ночного цветка с оплетенной рукоятью. Он переводил взгляд с одного противника на другого. Они оба выше его: Альсимир — дюйма на два-три, а его друг Стими-он и того больше. Но он проворнее. За все утро ни один из них не смог даже коснуться его дубинкой. Но вдвоем одновременно — это меняет дело…

— Вызов! Встали! Начали! — воскликнул Альсимир.

Противники двинулись на него, подняв дубинки в положение для нападения.

Хиссун сделал глубокий вдох и сосредоточился, стремясь образовать вокруг себя сферическую зону защиты — пространство, закрытое непроницаемой и непробиваемой броней. То, что сфера была воображаемой, значения не имело. Этот прием ему показывал наставник по фехтованию на дубинках Тани: делай свою защитную зону все равно что из стали, и тогда ничто не проникнет через нее. Секрет состоит в умении сосредоточиться.

Как Хиссун и ожидал, Альсимир приблизился к нему долей секунды раньше Стимиона. Альсимир высоко поднял дубинку, попробовав на прочность северо-западный сектор обороны, а потом сделал ложный выпад пониже. Когда он добрался до периметра обороны Хиссуна, тот легко парировал удар движением кисти и, не прекращая движения, — он уже все рассчитал на уровне подсознания, — переместил дубинку правее, где с северо-востока наносил чуть запоздалый удар Стимион.

Послышался шуршащий звук скольжения дерева по дереву; проведя своей дубинкой до половины оружия Стимиона, Хиссун уклонился, заставив Стимиона со всей силы ударить в пустое пространство. Все это заняло буквально мгновение. Стимион потерял равновесие и, крякнув от неожиданности, шагнул на то место, где только что был Хиссун, который слегка стукнул его дубинкой по спине и развернулся к Альсимиру. Дубинка Альсимира взмыла вверх: он начал второй выпад. Хиссун легко отбил его и ответил ударом на удар, с которым Альсимир справился хорошо и парировал его с такой силой, что столкновение дубинок отозвалось в руке Хиссуна до локтя. Но он быстро оправился от сотрясения и, увернувшись от очередного выпада Аль-симира, отскочил в сторону, чтобы избежать удара Стимиона.

Теперь они занимали иное положение: Стимион и Альсимир стояли не перед Хиссуном, а с двух сторон от него. Они наверняка попробуют сделать выпад одновременно, подумал Хиссун. Этого нельзя допустить.

Тани учил его: время всегда должно служить тебе, а не быть твоим хозяином; если тебе не хватает времени для движения, тогда раздели каждый миг на несколько мгновений поменьше, и тогда тебе хватит времени на все.

Верно. Хиссун знал, что абсолютной одновременности не бывает.

Именно так, как в течение многих месяцев делал на тренировках, он переключился в тот временной режим, который привил ему Тани: рассматривая каждую секунду как сумму десяти десятых долей, он обосновался в каждой из них по очереди, как если бы шел через пустыню и раз за разом останавливался на ночлег в каждой из десяти попадающихся на пути пещер. Теперь его восприятие коренным образом изменилось. Он увидел Стимиона передвигающимся отрывистыми движениями, поднимающим дубинку, чтобы опустить ее на Хиссуна. Но Хиссун без малейшего труда вклинился между двумя долями секунды и отбил дубинку Стимиона в сторону. Альсимир уже начал свой выпад, но у Хиссуна было достаточно времени, чтобы уйти от него, а когда рука Альсимира вытянулась полностью, Хиссун легонько стукнул по ней повыше локтя.