Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов

Спасти их теперь могло только чудо. Или действия Ставки и миссия генерала Иванова.

28 февраля (13 марта), вторник

Миссия Иванова и Ставка

До вечера 28 февраля генерал Алексеев, оказавшийся безраздельным хозяином в Ставке, действовал в соответствии с логикой не только фактического руководителя армии, но и, по большому счету, всей страны, находящейся в тяжелых военных условиях. Он сознавал, что восстание в столице, сопровождаемое солдатским бунтом, более опасно, чем возможное немецкое наступление, а потому следовал приказу императора и снимал с позиций фронтовые части. Не мог Алексеев не понимать и последствий расстройства всего государственного механизма в военное время, хотя, как мы знаем, принадлежал к тому кругу лиц, которые не считали невозможным пожертвовать Николаем II, тем более — его окружением, во благо России. Действуя не спеша, он выжидал развития событий.

Эшелон Георгиевского батальона, полурота Железнодорожного полка и рота Собственного Его Величества полка были отправлены из Могилева около 11 часов утра. Вагон Иванова, выехавшего через два часа, был прицеплен к эшелону в Орше. Права Иванова были определены специальным документом, подписанным Алексеевым и генерал-лейтенантом Кондзеровским: «На основании 12-й статьи Правил о местностях, объявленных на военном положении, мною представляется Вашему Превосходительству принадлежащее мне на основании 29-й статьи Положения о полевом управлении войск право предания гражданских лиц военно-полевому суду по всем делам, направляемым в военный суд, по коим еще не состоялось предания обвиняемых суду»[2046].

Еще из Ставки генерал приказал коменданту Царского Села: «Прошу Вас сделать распоряжение о подготовке помещения для расквартирования в городе Царское Село и его окрестностях 13 батальонов, 16 эскадронов и 4 батарей. О последовавшем распоряжении прошу меня уведомить завтра, 1 марта, на станции Царское Село»[2047]. С дороги Иванов обменивался телеграммами со Ставкой, со штабами Северного и Западного фронтов, с 42-м корпусом, интересуясь отправкой войск и указывая места высадки передовых частей. Рузскому он телеграфировал, что назначенные в его распоряжение части должны высадиться с целью сосредоточения на станции Александровская вблизи Царского Села, где получат дальнейшие указания. Иванов сообщал, что сам намерен прибыть в Царское к 8 утра 1 марта и остановиться на вокзале до выяснения обстановки. Части Западного фронта должны были высадиться на станции Царское Село и ждать его указаний.

Однако Иванов мог и не догадываться, что всей полнотой информации не располагает. Вот что вспоминает генерал Тихменев: «Я уговорился, что буду уведомлять его о движении прочих частей, направляемых из района Северного фронта в его распоряжение, и что он будет телеграфировать непосредственно мне о своем движении.

— Только сомневаюсь я, Ваше Высокопревосходительство, чтобы вы получили мои телеграммы, перехватывать их будут.

Я оказался прав. Сколько помнится, из нескольких посланных Ивановым телеграмм (о чем я узнал от него впоследствии) я получил только одну. А моих телеграмм он не получал вовсе». Позднее Тихменев прочтет свои телеграммы в книге «Палладиум свободы», которую написал комендант Думы, называвший «Палладиумом» Таврический дворец[2048]. Намек Тихменева на то, что передаваемые по военным каналам телеграммы перехватывала Дума, вряд ли оправдан, она в тот момент подобными возможностями не располагала. Зато располагала Ставка, которая способна была информировать кого угодно, включая и Думу.

В телеграммах и приказах, которые Алексеев рассылал днем 28 февраля, трудно обнаружить признаки открытой нелояльности. Информацию главнокомандующим фронтами о событиях последних трех дней в Петрограде, составленную на основании донесений от Беляева и Хабалова, начштаверх заканчивал словами: «На всех нас лег священный долг перед Государем и Родиной сохранить верность долгу и присяге в войсках действующих армий, обеспечить железнодорожное движение и прилив продовольственных запасов». Но он по-прежнему никого не торопил и сам не торопился. Только в 12.15 Алексеев послал телеграмму Брусилову, предложив ему выделить из Юго-Западного фронта в распоряжение Иванова 3-й и 4-й гвардейские Преображенские полки и отправить, как только представится возможность; а если потребуется, быть готовым послать дополнительно одну из гвардейских кавалерийских дивизий. Позднее Алексеев телеграфировал главнокомандующим Северным и Западным фронтами: «Если обстоятельства потребуют дальнейшего усиления войск, направленных в Петроградский округ, то подлежат отправлению остальные полки и батареи 2-й и 15-й кавалерийский дивизий. От Юго-Западного фронта предназначена часть гвардейских полков, которые отправятся, когда позволят условия железнодорожного движения»[2049].

Исход событий в стране в тот момент действительно в огромной степени зависел от железных дорог, от контроля над ними. Это определяло возможность проведения военной операции против восставшей столицы. Это определяло безопасность императора. Это определяло судьбу Петрограда. Как подчеркивал отправленный в МПС комиссар Бубликов, город «можно было усмирить даже простым перерывом железнодорожного сообщения с Петербургом: голод через три дня заставил бы Петербург сдаться. Мне это, сидя в Министерстве путей сообщения, было особенно ясно видно»[2050]. Итак, ключом от ситуации владел тот, кто владел железной дорогой.

В 11.15 утра Алексеев запросил у еще находившегося на свободе Беляева о судьбе министра путей сообщения и способности МПС управлять железными дорогами. В 12.25 Беляев в характерной для него в тот день манере ответил, что министр путей сообщения едва избежал ареста и скрывается на чужой квартире, министерство переживает полный паралич, а потому предлагал железные дороги передать под военный контроль. На этой телеграмме Беляева Алексеев наложил резолюцию: «Управление всеми железными дорогами временно принимаю на себя через товарища министра путей сообщения на театре военных действий»[2051]. В 13.16 от Алексеева ушла телеграмма командующим войсками Петроградского, Псковского, Минского, Киевского, Казанского, Одесского и Иркутского округов с требованием обратить «чрезвычайное внимание на ограждение железнодорожных служащих узловых станций, мастерских и депо от посягновений внести в них смуту извне»[2052].

Неожиданно Алексеев откажется от идеи военного руководства железной дорогой. Почему? Товарищем главы МПС в Ставке был генерал-майор Кисляков. Именно после беседы с ним Алексеев отказался подписать соответствующий приказ[2053]. Почему? Спиридович считал, что Кисляков был «изменником в Ставке», который предпочел отдать железные дороги новым хозяевам МПС. А может, Алексеев не очень-то и хотел, чтобы его друзья в Петрограде были лишены возможности влиять на перевозки?

В Таврическом дворце прекрасно сознавали значимость контроля над транспортом. В полпервого дня член военной комиссии ВКГД старший лейтенант Филипповский отдал поручику Грекову приказ занять Николаевский вокзал. Откуда был этот поручик и куда он потом исчез, никто потом установить не сможет, попытки его найти закончатся безрезультатно. Но в тот день Греков наделал много шума.