Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне уйти, сэр? — спросил рободворецкий.
Фирмен ответил не сразу. Он предпочитал проверяться в одиночестве. Разумеется, рободворецкий не человек. Строго говоря, механизмы — предметы неодушевлённые, однако казалось, что этот робот наделён каким-то подобием души. Как бы то ни было, неважно, останется он или уйдёт, потому что в схему всех личных роботов встроены измерители вменяемости. Этого требовал закон.
— Как хочешь, — сказал наконец Фирмен.
Рободворецкий всосал в себя горстку пыли и бесшумно выкатился из комнаты.
Фирмен подошёл к прибору, включил его и привёл в действие. Он угрюмо следил за тем, как чёрная стрелка медленно ползла мимо двойки и тройки — нормы, мимо шестёрки и семёрки — отклонений — к 8,2, где в конце концов замерла.
На одну десятую выше, чем вчера. На одну десятую ближе к красной черте.
Фирмен рывком выключил прибор и закурил сигарету. Он вышел из спальни медленно и устало, словно было не утро, а конец рабочего дня.
— Почта, сэр, — плавно подкатившись к нему, возгласил рободворецкий. Фирмен выхватил из протянутой руки робота пачку писем и просмотрел их.
— От неё ничего, — невольно вырвалось у него.
— Мне очень жаль, сэр, — быстро откликнулся рободворецкий.
— Тебе жаль? — Фирмен с любопытством взглянул на механизм. — Почему?
— Я, естественно, заинтересован в вашем благополучии, сэр, — заявил рободворецкий. — Так же как и Спид, в меру своего понимания. Письмо от миссис Фирмен способствовало бы подъёму вашего морального состояния. Нам жаль, что оно не пришло.
Спид тихо гавкнул и склонил морду набок. Сочувствие машины, жалость животного, подумал Фирмен. И всё-таки он был благодарен обоим.
— Я её ни в чём не виню, — сказал он. — Нельзя было полагать, что она станет терпеть меня вечно. — Он выждал, надеясь, что робот посулит ему возвращение жены и скорое выздоровление. Однако рободворецкий молча стоял возле Спида, который тем временем успел снова заснуть.
Фирмен ещё раз просмотрел корреспонденцию. Там было несколько счетов, какое-то объявление и маленький негнущийся конверт. На нём значился обратный адрес Академии, поэтому Фирмен торопливо вскрыл его.
Внутри конверта была открытка с надписью: «Дорогой мистер Фирмен, Ваше прошение о приёме рассмотрено и удовлетворено. Мы будем рады принять Вас в любое время. С благодарностью, дирекция».
Фирмен покосился на открытку. У него в мыслях не было добиваться приёма в Академию. Ни к чему в мире душа у него не лежала меньше.
— Это жена придумала? — спросил он.
— Не знаю, сэр, — отозвался рободворецкий.
Фирмен повертел в руках открытку. Он, конечно, всегда имел смутное представление о том, что существует Академия. О ней невозможно было не знать, так как она оказывала влияние на все сферы жизни. На самом же деле об этом важнейшем учреждении он знал очень мало — на редкость мало.
— Что такое Академия? — спросил он.
— Большое и приземистое серое здание, — ответил рободворецкий. — Расположено в юго-западной части города. До него можно добраться самыми различными видами общественного транспорта.
— Но что она собой представляет?
— Государственная лечебница, — пояснил рободворецкий, — доступная каждому, кто изъявит желание письменно или устно. Более того, Академия существует как место добровольного пребывания всех людей, у которых показания измерителя превышают десять, — на выбор, взамен хирургического изменения личности.
Фирмен в изнеможении вздохнул.
— Всё это мне известно. Но какова её система? Что там за лечение?
— Не знаю, сэр, — сказал рободворецкий.
— Какой процент выздоравливающих?
— Сто процентов, — без запинки ответил рободворецкий.
Фирмен припомнил нечто, показавшееся ему странным.
— Постой-ка, — сказал он. — Из Академии никто не возвращается. Так ведь?
— Нет никаких сведений о лицах, которые вышли бы из Академии, после того как очутились в её стенах, — ответил рободворецкий.
— Почему?
— Не знаю, сэр.
Фирмен смял открытку и бросил в пепельницу. Всё это было весьма странно. Академия так хорошо известна, все с ней так свыклись, что никому и в голову не приходит расспрашивать. В его воображении это место всегда рисовалось каким-то расплывчатым пятном, далёким и нереальным. То было заведение, в которое отправляешься, перевалив за цифру «десять», так как не хочешь подвергаться лоботомии, топэктомии и прочим операциям, ведущим к необратимой утрате личности. Но, разумеется, стараешься не думать о том, что можешь перевалить за десять, так как самая эта мысль не что иное, как признание своей душевной неуравновешенности, и потому не размышляешь о том, какой выбор тебе предоставят, если это случится.
Впервые в жизни Фирмен пришёл к выводу, что ему не нравится вся система. Придётся навести кое-какие справки. Почему из Академии никто не выходит? Почему так мало известно о тамошних методах лечения, если они действительно эффективны на сто процентов?
— Пожалуй, пойду на работу, — сказал Фирмен. — Приготовь мне что-нибудь на ужин.
— Слушаю, сэр. Всего хорошего, сэр.
Спид вскочил с кушетки и проводил его до двери. Фирмен опустился на колени и погладил лоснящуюся чёрную голову.
— Нет, парень, ты оставайся дома. Сегодня не придётся зарывать в землю кости.
— Спид никогда не зарывает костей, — вмешался рободворецкий.
— Это верно.
Нынешние собаки, так же как их хозяева, не испытывают неуверенности в завтрашнем дне. Нынче никто не прячет костей.
— Пока.
Он прошмыгнул мимо хозяйской двери и выскочил на улицу.
Фирмен опоздал на работу почти на двадцать минут. Войдя в двери, он позабыл предъявить обследующему механику удостоверение о прохождении испытательного срока. Гигантский стационарный измеритель вменяемости обследовал Фирмена, стрелка скакнула выше семи, зажглись красные сигнальные лампы. Резкий
