Цель оправдывает средства. Том третий (СИ) - Модус Илья Сергеевич

— Звучит как план главного злодея во второсортном боевике, — поморщилась Асока. — Как-то не вяжется с его предыдущими поступками и глубиной планов.

— Я тоже думаю, что разумные с годами не меняются, — вторил мыслям ученицы я. — Но тогда в чем суть? Зачем давать мне власть и возможность построить строить свою Империю, если он мог все это сделать сам?

— Ну… Заполучить ваши достижения, захватив ваше тело по итогу? — предположила Асока самый популярный вариант ответа.

— Опять же — слишком сложно, если твоя цель — уничтожить все живое в галактике, — заметил я. — Проще лично устроить глобальную бойню и не играться с учениками. На которых ему традиционно не везет.

— Тогда не знаю, — пожаловалась Асока.

— Что, никаких идей? — улыбнулся я.

— Вообще не одной, — призналась девушка. — Но, судя по вашему хитрому лицу, думаю, что у вас есть ответ.

— Есть, — согласился я.

— И что, вы позвали меня сюда только лишь для того, чтобы сидеть с загадочной физиономией и говорить о том, что знаете страшную тайну, но не скажете? — поморщилась ученица.

— Знаешь, некоторые разумные считают, что герой истории всегда должен самостоятельно доходить до ответов на главные вопросы повествования, — провел аналогию с литературными произведениями я.

— Тупые разумные, — констатировала Асока. — По их логике, все они тогда должны знать наперед все, что произойдет и готовы к любой проблеме. Но что-то по положению дел в галактике это не ощущается.

— Пожалуй, не могу с тобой не согласиться, — кивнул я. — Если бросать разумного в реку и наблюдать, выгребет ли против течения и станет ли он после такой проверки лучшим пловцов на планете, то можно перетопить немало народу. Но, думается мне, именно такой план Вишейта.

— Э… Не поняла, — захлопала глазами девочка. — Он что… Ставит на вас опыты?

— На мне и всей галактике, — вздохнул я. — Представь себе, что ты — разумный, с огромной Силой, и тебе больше пяти тысяч лет. Все твои гениальные планы идут под откос из-за мелочей, которым ты не уделяешь внимания. Мне кажется, что Вишейт — по-своему гениален. Он способен проворачивать колоссальные операции и планы, но всегда сыпется на деталях. Но в этот раз он сделал куда как умнее. Он вывел свой план на новый уровень, сделав своей целью достижение крупных, значимых событий, каждое из которых вытекает из предыдущих. И если одна-две детали пойдут не по плану, на общем ходе сюжета его повествования это не отразится.

— Хм… А можно простым языком и для тех, кто не обучался у пятитысячелетнего манипулятора? — попросила девушка.

— Конечно можно, — заверил я. — Нафемский ритуал поместил в голову Вишейта тысячи, если не миллионы сознаний. Все их мысли, знания, чувства, эмоции. Сомневаюсь, что даже целестийцам такое под силу выдержать и не поплыть мозгами. Думаю в этом и кроется его пренебрежение деталями — в расщеплении личности. Когда в твоей голове больше одного сознания — это не просто выдержать. Твои мысли путаются с чужими и то, что кажется тебе логичным, на самом деле, при взгляде со стороны — бред сивой кобылы, ни разу не просчитанный и шаткий, не выдерживающий критики.

— А это значит…

— Это значит, что план Вишейта в самом деле — подчинить себе галактику, — вздохнул я. — И делает он это чужими руками, оставаясь вне самой ситуации, наблюдая за ней со стороны — как он это делал до тех пор, пока я не избавился от него в своей голове. Я думаю, что за тысячелетия он начал понимать порочность своих намерений — покорить галактику и поглотить ее. И вместо этого он пытается ее привести к миру, объединить под властью одного правителя.

— Вас, — уточнила ученица.

— Думаю, что да, — согласился я. — Все что происходит сейчас — это проверка. Он дал мне силу и ресурсы для построения Империи. Не Новой Республики, как это мог бы сделать любитель джедайского мировоззрения, не новой Империи ситов, как это воплотил бы в реальность сторонник твердой руки и деспотии ситов, прогнувшись под Палпатина. А государства, одновременно умеющего действовать и «мягкой» и жесткой силой. Умеющего договариваться и когда нужно — быть изобретательно безжалостным.

— И кроме вас других кандидатов не нашлось? — с сомнением произнесла Асока.

— Ну, почему же, — я ведь не первый в этом теле. Просто ты этого не знаешь. — Я склоняюсь к мысли о том, что все то, что я получил от Вишейта — создано моими предшественниками. Теми, кто следовал его учению до меня.

— И об этом не знали Руки? — усомнилась Асока.

— Он мог изъять из их разумов эти воспоминания, — предположил я. — Или в самом деле — действовать за их спинами. Чем-то же он занимался три с половиной тысячи лет?

— Не находите, что если он в самом деле воспитывает из вас хорошего, по его мнению правителя, то уроки — немного жесткие? — скривилась Асока. — Почему просто не сесть, поговорить и решить все миром?

— Он в первую очередь сит, — напомнил я. — Он не склонен договариваться. Он умеет лишь убеждать действием — запугиванием, шантажом, угрозами и прочими приятными вещами. Я не думаю, что он не доволен тем, что мне подчинена большая часть галактики. Наоборот, скорее всего он гордится этим. Я заполучил территорию и население в таких размерах, что ему никогда и не снились. Но его не устраивало то, что я прекратил завоевание. Он говорил мне, что пока галактика не объединена под одной рукой, сильной и волевой, в ней всегда будут конфликты и войны. И лишь сильный правитель способен их остановить, пресечь — как он сам делал в свое время. Но это его заблуждение. Нельзя навязать свою идеологию силой. Чем крепче сжимаешь кулак — тем больше у тебя проскользнет меж пальцев.

— Так что, и вовсе его не сжимать?

— Почему же. Кулак — это сила, если угодно — кнут, который следует применять в свое время. Но кнут не может быть постоянным. Должна быть и вкусняшка — подсластить горькую пилюльку. Поэтому, я считаю, что Вишейт недоволен тем, что я не собираюсь завоевывать Первую Галактическую Империю и Новую Республику. По этой причине он и выкатил из запасников свои супердредноуты, призвал Нова-Гвардию — чтобы показать мне, что бывает с нерадивыми учениками, когда они ослушаются наставника. Он хочет вывести меня из душевного равновесия, чтобы я без разбора бросился за ним, попутно покоряя остальную галактику. И не сомневаюсь, что по его замыслу, когда мы с ним встретимся в самом конце, за мной будет стоять вся галактика, во всеоружии. А он с довольной рожей погибнет, поведав перед смертью какой он молодец, что воспитал достойного сменщика.

— Ублюдочный план, — фыркнула Асока. — Положить на алтарь победы миллиарды, лишь бы только научить кого-то правильно править?

— Не забывай, что мы говорим о существе, чье понимание происходящего отличается от нашего, — напомнил я. — Для него нет таких ценностей как любовь дружба, взаимное уважение и человечность. Это познал Валкорион, но не Вишейт. Последний — это маньяк, поехавший по фазе. Для которого любая высокая цель оправдает средства ее достижения. И это он хочет привить мне.

— А вы? — затаив дыхание поинтересовалась Асока.

— А я… — сложно дать ответ на такой вопрос. — Я не поставлю на кон все, чтобы захватить власть. Мне достаточно и того, что у меня есть. За это, за Закуул, за его население, за тебя, за клонов, чиссов, панторанцев, нагаев, твилеков, куарренов, родианцев, тойдарианцев, зелтронов и всех, кто к нам присоединился по доброй воле — я буду воевать всеми доступными мне средствами. Я буду мстить за убитых и оскверненных. Но править пепелищем не собираюсь.

— А вы не думали, — помолчав, спросила Асока, — что Вишейт хочет как раз того, чтобы в галактике осталось лишь пепелище?

— А смысл? — пожал плечами я. — Кем тогда править? За что сражаться?

— Например за то, что можно из этой галактики создать после того, как старый мир будет разрушен? — тихо предложила Асока.

— Интересная мысль, — согласился я. — Помнится, Вишейт говорил Герою Тайтона, что поглотив всю жизнь в галактике, он может быть кем хочет и когда захочет. Он может делать все, что пожелает — освоить любую профессию, изучить любую галактику, или же не делать ничего. Порой мне кажется, что он свихнулся на идее того, что каждое его действие контролируют целестийцы и хотел всеми путями выбраться из-под их внимания. Сделать нечто, что удивит их, поставит на одну с ними ступень.