Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром - Василий Звягинцев

В каптерке Басманову выдали огромное количество всякой амуниции, начиная от пятнистого одеяния и глубокого металлического, но неожиданно легкого шлема до таких мелочей, как специальные, защитного цвета носовые платки, удобный походный несессер, солнцезащитные очки, портсигар с вмонтированной зажигалкой, пружинный нож, не боящиеся воды часы с надписью «Командирские» и еще много всяких интересных и остроумных вещей.

После завтрака офицеры на тренировочной палубе приступили к занятиям, а капитана пригласили еще выше, в каюту к Берестину. Одетый в бледно-зеленые брюки и рубашку военного покроя, но без знаков различия, «генерал» сразу перешел к делу.

— Мы решили назначить вас, капитан, командиром батальона. В вопросах внутреннего распорядка вы будете обладать всеми положенными правами. Необходимые приказы и инструкции получать непосредственно от меня. Люди ваши отдохнули, подкормились, пришли в себя, вспомнили, что такое настоящая служба. Прогресс налицо. Теперь можно начинать серьезные тренировки…

Это прозвучало угрожающе. Судя по вчерашним разговорам, муштровка и так велась до седьмого пота. По двенадцать часов в день. И если это еще несерьезно…

Берестин понял смысл удивленного взгляда Басманова.

— Нравы германской казармы я внедрять не собираюсь, не стоит беспокоиться. Но чтобы сделать из людей настоящих рейнджеров… Ну, это так называются специально подготовленные для проведения особых операций бойцы. Вы тут все тоже настоящие солдаты, но… Одно дело — геройски ходить в штыковые атаки цепями, и совсем другое — впятером и без шума нанести противнику тот же ущерб, что пехотным батальоном при поддержке артиллерии. Вы, наверное, читали Фенимора Купера и подобную литературу? Так вот, подготовка учитывает тактику и боевые приемы американских индейцев, летучих отрядов буров, японских самураев и всяких там охотников за черепами…

Вот мы и начнем отрабатывать специфические учебные программы. Стрельбу из всех видов оружия и в любых положениях, рукопашный бой, диверсионное, минно-подрывное дело, тактику малых групп в особых ситуациях… Личный состав разобьем на отделения по десять человек, взводы — по тридцать. Рот создавать не будем. Батальон из четырех взводов и спецвзвод усиления. Назначим командиров. До тех пор пока вы сами не пройдете курс подготовки, командовать будем я и инструкторы из состава экипажа корабля. А вот когда изучите все, что требуется, получите соответствующие разъяснения, тогда и примете всю полноту власти. Главное — довести все новые для вас приемы и знания до автоматизма, чтобы в деле голова была свободная. Вопросы есть?

Вопросы, конечно, у Басманова были, и на некоторые Берестин ответил довольно обстоятельно, от других же уклонился, сославшись на несвоевременность таковых. Капитан не мог не согласиться, что есть вещи, которые знать раньше времени не только бесполезно, но и опасно.

— Ну вот представьте, — сказал Берестин, — кто-то из ваших товарищей в конце концов окажется непригодным к избранной службе, захочет «подать в отставку». Если он будет знать только некоторые детали общетактической подготовки — это одно. А если всю нашу стратегическую цель и концепцию — совсем другое. Не думаю, что мы сможем его просто отпустить. И что тогда? Поэтому ограничимся необходимым. И прошу не обижаться. Даю вам честное слово офицера, что ничего противозаконного и аморального мы не готовим и урона вашей чести не будет в любом случае. Нечто неожиданное для вас — да, но не более…

…Задыхаясь, с хрипением втягивая обжигающий воздух измученными легкими, почти ничего не видя сквозь заливающий глаза едкий пот, Басманов все же добежал дистанцию до конца. Свалился на чахлую траву в тени перистой акации, сбросил горячую и мокрую изнутри каску, расстегнул замки бронежилета. Бежавшим вместе с ним офицерам было явно легче, они перешучивались срывающимися, впрочем, голосами, кое-кто даже закурил. А Басманову хотелось только лежать, откинувшись на ранец, смотреть в бледно-желтое небо и, если бы можно, глотнуть воды, какой угодно, пусть даже из болота, из лужи полувысохшей. Но воды не было и не будет до самого обеда.

За ближним холмом трещали автоматы и гулко хлопали ручные гранаты.

— Ну и как тебе, ваше высокоблагородие? — К Басманову подсел Мальцев, назначенный командиром взвода. Вопрос бессмысленный, и так все видно, но Басманов честно ответил и, словно оправдываясь, стал объяснять, что конноартиллеристам даже при экстренном отступлении рекомендуется рубить постромки передков и зарядных ящиков, но спасаться все-таки верхами…

— Это мне понятно, непонятно другое… Какая необходимость дрессировать нас именно здесь? До Африки вроде бы путь еще неблизкий…

Вопрос Мальцева никак нельзя было назвать праздным. Проскочив Дарданеллы, пароход «Валгалла» поначалу взял курс на юго-восток, то есть примерно к Суэцкому каналу, но вечером вдруг стал сбавлять ход и наконец совсем остановился. Сквозь сон пассажиры слышали, как гремит и лязгает якорная цепь.

Рассвет же осветил зеркальную гладь штилевого моря и желто-бурые холмы острова, судя по расстоянию от Дарданелл — из архипелага Киклады.

После завтрака началась выгрузка. Пароход кормой подошел к берегу метров на пятьдесят, опустил с обоих бортов десантные трапы, и волонтерам пришлось прыгать прямо в воду, спотыкаясь на подводных камнях, отплевываясь и матерясь, брести к берегу.

— Все нормально, господа! — подбадривал их Шульгин, стоя по колено в пене прибоя. — Десантирование тоже входит в программу. Скажите спасибо, что пока без оружия и снаряжения. А зимой и в шторм так вообще…

Построившись в колонну, мокрые офицеры под предводительством Шульгина и инструкторов, как водится — бегом, двинулись к разделяющей гряду холмов седловине. А за ней их ждал лагерь. Вполне нормальный, с желто-синими палатками, грибком для часового и обозначенной главной линейкой.

Настоящим потрясением были лагерные сортиры. Вот такого видеть не приходилось никому. Собранные из блестящих металлических труб и незнакомого материала, похожего на цветную лакированную фанеру, с отдельными кабинками, в которых на специальных кронштейнах вращались рулоны мягкой сиреневой бумаги, а в умывальниках из кранов текла горячая и холодная вода, они, наверное, оказали бы честь и царской ставке. Там, в Могилеве, как помнил Басманов, были обыкновенные, сколоченные из соснового горбыля…

На состоявшемся через полчаса построении Шульгин, представившийся как начальник учебно-тренировочных сборов, довел до сведения личного состава распорядок дня и прочие необходимые сведения.

— Вы меня еще не знаете, господа, но вы меня узнаете! — пообещал он в заключение. — В моем лагере трудно не будет. Будет ОЧЕНЬ трудно! Но и в итоге вы меня будете благодарить. Горячо. Потому что, во-первых, где бы вы ни оказались впоследствии, там наверняка будет лучше, чем здесь. А во-вторых, тому, чему вас здесь научат, не научат больше нигде. Вам никогда не придется опасаться за свою жизнь и безопасность. Обещаю, что на Земле не найдется человека, способного справиться в одиночку с выпускником моей школы. Правда… до выпуска надо еще дожить. Шучу, шучу, господа. Сейчас вольно, прошу садиться вот здесь, по склону. Кто хочет — курите. Мы приготовили для вас небольшое представление силами инструкторского состава.

И представление немедленно началось. Вначале на площадке появились два одетых в пятнистую форму здоровенных мастер-сержанта и изобразили рукопашный бой. Инструкторы бросались друг на друга с ножами и саперными лопатками, замахивались штыками и прикладами, били в невероятных прыжках и пируэтах ногами и руками в голову, грудь, живот противника, перекатывались через голову и вновь вскакивали целыми и невредимыми. Уследить за подробностями схватки было почти невозможно.

Когда единоборцы завершили драку (кто в ней вышел победителем — бог весть), около десятка инструкторов, отличающихся цветом касок, продемонстрировали групповой бой за укрепленную позицию. Это тоже мало походило на что-нибудь привычное, хотя каждый второй из зрителей участвовал в штыковых атаках на вражеские окопы.

— Полный… — криво усмехаясь и затягиваясь папиросой, сказал Басманову подполковник Сугорин. — С такими, действительно, и батальоном не справишься.

— Точно, — подтвердил есаул Короткевич, — в них, подлецов, не то что штыком или шашкой, из «нагана» не попадешь. До чего верткие!

Потом вообще началось невообразимое. С ревом на поле появился танк. То есть танком это чудовище можно было назвать лишь потому, что оно имело торчащую из скошенного лобового листа длиннющую пушку, громыхало гусеницами и плевалось синим дымом. В остальном же отличалось от нормального танка, как «Делоне Бельвилль» от телеги. Вздымая мелкую, как пудра, красно-коричневую пыль, оно (самоходная артиллерийская установка калибром сто миллиметров, сокращенно — САУ-100) начало метаться по полю, а те же инструкторы, не только пятнистые, но и стремительно-гибкие, как пантеры, чудом не попадая под гусеницы, запрыгивали на броню, вели беглый огонь по сторонам из автоматов и ручных пулеметов, соскакивали обратно, изображая действия танкового десанта, как пояснял через мегафон Шульгин, а затем, превратившись в неприятельскую пехоту, показали, как с такими созданиями можно бороться. Вначале сама мысль об этом казалась абсурдной. Но, увидев, как сержант вначале, словно охваченный паникой, бежит зигзагами по полю от неумолимо догоняющей и трещащей пулеметом машины, а потом вдруг бросается на землю, под сверкающие гусеницы, распластавшись, пропускает танк над собой и, привстав на колено, швыряет на моторную решетку дымовую шашку, изображающую гранату, офицеры изменили свое мнение, хотя представить себя на месте инструктора было жутковато.