Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром - Василий Звягинцев

Бросилась в глаза поразительная чистота — сияющий паркет и словно час назад вычищенные ковровые дорожки, — что, впрочем, почти компенсировалось интенсивностью запахов гуталина и табачного дыма.

Перед Басмановым остановился один из «леопардов», в котором, присмотревшись, он узнал штабс-капитана Мальцева, завербованного им в первый день вместе с поручиками. Был он свеж, чисто выбрит, очень коротко подстрижен. И никак не походил на худого, нервного, заросшего серой щетиной беженца, каким был всего десять дней назад.

— О! Нашлась пропажа! — радостно воскликнул Мальцев, пожимая Басманову руку. — А мы, брат, думали, что ты сбежал…

— Куда бы это я сбежал? — удивился капитан.

— Мало ли куда? Да хоть в Париж… — Басманов вспомнил, что действительно высказывал подобную мысль, только вот Мальцеву или кому другому? Все же, кажется, с Мальцевым он об этом не говорил.

— Да что же Париж, мы теперь, может, и почище Парижа кое-что увидим.

— Уж здесь ты прав! Такое, боюсь, увидим… — Мальцев осекся. Он еще не понял, в каком качестве появился на судне Басманов и стоит ли перед ним откровенничать. — А тебя еще не переодели? Ты когда прибыл? Где разместился?

— Там, наверху… На втором этаже, ближе к корме. Сейчас и не знаю, найду дорогу или нет…

— А-а, на господской половине… Ну-ну. В начальство выбился? А чтобы не заблудиться, надо схему изучить, они везде висят. У тебя там не «второй этаж», а верхняя палуба. Наша — палуба Б, ну и так далее. Привыкнешь.

— Никуда я не выбивался, сам ничего не знаю. Посадили, привезли, поселили… барахло свое бросил и пошел вас искать. А вы что, плохо устроены?

— Не сказал бы. У всех одноместные каюты, но кое-кто предпочитает двойные, чтоб веселее. И еще пустых осталось — пропасть… Дивизию нашу свободно растолкать можно! Говорили мне умные люди в свое время — поступай в гардемаринские классы. Тогда после реального училища без экзаменов брали. Нет, понесло меня в кавалерийское! Моряки хоть всю войну как люди прожили — обед за столом из фарфоровых тарелок, каждый день рубашка свежая, кителек беленький, а мы пять лет в грязи, вшей кормили, портянки по месяцу не меняли, эх! — Он с досадой выругался, чуть не плюнул на пол, но ковровая дорожка вовремя удержала. — Но и служба тут, скажу я тебе…

— Чем же она плоха?

— Да не плоха, чего зря говорить. Только и в юнкерах меня так не гоняли. Первые дни чуть не сдох, а уж я с семнадцати лет в строю, ты меня знаешь! Ох и материли тебя поначалу, сосватал, мол, так его и распротак! А потом ничего, отъелись, отоспались, даже нравиться начало, после бардака нашего беспросветного. Сам все увидишь. Пойдем лучше выпьем за встречу.

В большом ресторанном зале второго класса, с колоннами и множеством четырехместных столиков посередине и двухместных вдоль стен, сидели за столами и толпились у стойки буфета с полсотни таких же пятнистых офицеров. Басманов даже ощутил некоторое неудобство от своей «правильной» формы.

— Господа, смотрите, кто к нам пришел! — громко объявил Мальцев, и все обернулись.

— …Едим бесплатно, пьем бесплатно кому что нравится, — повествовал штабс-капитан, когда закончились общие приветствия и рукопожатия со знакомыми и приятелями. В тихом углу устроились впятером — Басманов, Мальцев, подполковник Генерального штаба Сугорин, некогда весьма близкий к Лавру Георгиевичу Корнилову, а по последней должности — командир полка Добровольческой дивизии, и те самые поручики, с которых все началось, — Давыдов и Эльснер.

— На берег пока не пускают, да никого и не тянет, нажрались того берега… — Мальцев чиркнул себе ребром ладони по горлу. — Здесь спокойнее, всего в достатке, есть чем развлечься…

— Кроме девочек, — криво усмехнулся Давыдов.

Сугорин плеснул в бокалы вермута, едва до половины.

— А чего так скромно? — поинтересовался, придержав горлышко бутылки над своим бокалом, Басманов. Ему хотелось выпить за встречу, как полагается, вволю.

— Скоро сам не захочешь. Когда утром двадцать кругов по палубе, а потом до обеда так накувыркаешься… Тяжело выходит.

— Вот как? А что еще тут с вами делают?

— Неужто не знаешь? Ну, раз не знаешь, то сам увидишь. А пока не увидишь, не поймешь. Если б мы солдат да юнкеров перед войной так муштровали, вот бы армия была…

— А оружие, а снаряжение! — вмешался поручик Давыдов.

— Ничего не скажешь, напридумывали люди! Я вот думаю — отчего мы ничего подобного на фронте не видели? Я с американцами в Архангельске вот так был… — Сугорин сцепил пальцы рук и тряхнул ими перед собой. — Ничего особенного у них не имелось, те же винтовки, ну, еще танки привозили, «Марк-2»… И вояки так себе. Вот жратва да, нормальная… Если б таким оружием, как у нас, они хоть две дивизии вооружили, через месяц войну б кончили…

— О чем это вы? — пытался включиться в разговор Басманов, но не получилось, собеседники его не слушали, продолжая какой-то давний спор.

— При чем тут американцы? Это ж наши, русские, из Африки, и оружие у них свое, секретное, на заводах в Йоханнесбурге сделано. За границей они только детали заказывали, а собирали сами…

— Э-э, поручик, ты меня не сбивай! Я тоже не пальцем… В академии кое-чему учился. Есть такое понятие — общий уровень развития техники. Вот ты хоть режь меня, не поверю, что сейчас на каком угодно заводе можно построить аэроплан, чтобы летал, скажем, по пятьсот верст в час…

— Про аэропланы не знаю, не приходилось дела иметь, а про остальное скажу — ничего особенного. Автомат Федорова когда на фронте появился? В шестнадцатом. И никто не удивился. Здесь почти то же самое. Сделано поаккуратнее, конструкция попроще, и только. На Тульском оружейном и не такое сделать можно! То же и танки. Совершенно ничего сверхъестественного…

— Господа, подождите, господа! — вмешался до того молчавший Эльснер. — Я все-таки три курса технологического прослушал. Если толковый инженер внимательно изучил опыт войны, учел все недостатки техники да располагает неограниченными средствами и производственной базой, то он и вправду может сделать многое. А вот сколько непреодолимых проблем придется решать в серийном производстве…

— Ладно, — отмахнулся от него полковник. — Если все это есть, значит, сделать его было возможно… Меня другое больше занимает — против кого все? С кем мы воевать должны? С туземцами — не похоже. С регулярной армией — где, с какой и в чем смысл? Какие бы мы молодцы ни были, с сотней человек много не сделаешь.

— Да ну, господин полковник, с такой сотней повоевать можно! — возбужденно возразил Давыдов. — Мы вон на кубанских переправах ротой в штыковую против дивизии красных ходили, и то…

— А может быть, действительно затерянное в дебрях Африки княжество, как в «Копях царя Соломона»? — мечтательно протянул поручик Эльснер. — Тогда действительно, для охраны границ и сопровождения караванов с золотом больше и не надо. Десять-пятнадцать человек всегда отобьются от туземцев и грабителей…

— Ну, это уже сказки пошли, а я привык рассуждать в более серьезных категориях. Рано или поздно все, что нужно, мы узнаем. Раз нас так тренируют, значит, есть определенная цель. И следует быть к ней готовыми. А сейчас я спать пойду…

— Куда спать, рано еще. Лучше давайте в бильярд сразимся по маленькой…

— Лень что-то. Да и настолько я отвык от нормальной жизни, что для меня сейчас лечь в чистую постель, в отдельной каюте, ночничок зажечь, книжку полистать, папироску спокойно выкурить… И собственный клозет с электричеством! Не-ет, господа, вот что ценить надо, а не бесплатную выпивку… Уж чего-чего, а выпить я и на фронте во всякое время мог… — Подполковник вежливо откланялся, пошел к выходу; наблюдавший за ним Басманов заметил, что на полдороге Сугорин резко сломал траекторию, словно влекомый магнитом подошел к стойке и сгреб несколько банок диковинного, консервированного, словно свинина, пива.

…Несмотря на предстоящий ранний подъем, за разговорами и вином просидели далеко за полночь. Словно впервой, действительно, после хорошего «проворота» утром на службу? В гвардейских полках и не то бывало.

Говорили о многом, и много Басманов узнал такого, что действительно не лезло ни в какие ворота. Но от этого предстоящая служба казалась еще интереснее.

Утром он проснулся от солнечных бликов на потолке, легкого покачивания и ощущения движения. Действительно, пароход на приличной скорости шел на юг.

Капитан успел вымыться под душем, побриться, откупорить баночку пива из шкафа-ледника, где его было в достатке, когда в дверь постучал матрос и попросил следовать за ним.

В каптерке Басманову выдали огромное количество всякой амуниции, начиная от пятнистого одеяния и глубокого металлического, но неожиданно легкого шлема до таких мелочей, как специальные, защитного цвета носовые платки, удобный походный несессер, солнцезащитные очки, портсигар с вмонтированной зажигалкой, пружинный нож, не боящиеся воды часы с надписью «Командирские» и еще много всяких интересных и остроумных вещей.