Сталин - Дмитрий Волкогонов

Однако Шапошников напомнил старую русскую военную традицию: если начальник Генерального штаба объявляет выговор начальнику штаба фронта, виновник должен тут же подать рапорт об освобождении его от должности.

Сталин посмотрел на Шапошникова как на неисправимого идеалиста, но ничего не сказал. Бывший царский полковник своей интеллигентностью обезоруживал Верховного... Эта черта помогала Шапошникову ненавязчиво, тактично учить Верховного. Учить пониманию стратегии, военного искусства и даже технико-тактическим вопросам. Но серьезно возражать Сталину маршал не мог.

Когда на вооружение поступила реактивная артиллерия, Сталин стал требовать активного ее применения. Но, во-первых, еще не хватало как самих установок, так и боеприпасов к ним, а, во-вторых, некоторые командиры использовали их против плохо разведанных целей. Все это привело к тому, что ожидаемого эффекта новая техника не давала. Шапошников доложил Сталину причины недостаточной эффективности и предложил послать командующим фронтами специальную, особой важности, директиву. Сталин согласился.

"Части действующей Красной Армии за последнее время получили новое мощное оружие в виде боевых машин М-8 и М-13, являющихся лучшим средством уничтожения живой силы противника, его танков, моточастей и огневых средств. Дивизионы и батареи М-8 и М-13 применять только по крупным, разведанным целям. Огонь по отдельным мелким целям категорически воспретить. Все боевые машины М-8 и М-13 считать совершенно секретной техникой Красной Армии...

И. Сталин

1 октября 41 г. 4 ч. 00 мин. Б. Шапошников"869.

Шапошников был ярко выраженным военспецом. Думаю, что он понимал ущербность политической системы, но никогда не давал повода усомниться в своей лояльности ей.

Если Шапошников помог Сталину постичь суровую логику вооруженной борьбы, значение эшелонирования при обороне и наступлении, роль и место стратегических резервов в операциях, то Георгий Константинович Жуков, самый прославленный полководец Великой Отечественной войны, оказал влияние на Верховного в другом. Сталин видел в Жукове не только талантливого полководца, волевого исполнителя решений Ставки, но и человека в чем-то, как казалось Сталину, родственного себе в смысле решительности, силового напора, бескомпромиссности. Именно такое предположение высказал однажды в разговоре со мной А.А. Епишев.

Еще со времен гражданской войны Сталин уверовал в институт представителей высшей власти на фронтах. Именно поэтому он так часто направлял представителей Ставки на фронты в годы Великой Отечественной войны. Сталин считал своим главным представителем (а затем сделал и заместителем) Г.К. Жукова. Почему? Да потому, что Жуков, по мнению Верховного, был способен, невзирая ни на что, провести его, Сталина, решения в жизнь, способен на жесткие, а иногда и жестокие шаги, волевую бескомпромиссность. Я бы сказал, заключил Епишев, Жуков наиболее отвечал представлению Сталина о современном полководце. Затем, помолчав, Епишев добавил: конечно; все это, видимо, у Жукова было. Но Сталин в полной мере оценивал лишь волевую сторону полководца, а его умственную силу увы, недостаточно.

Это замечание в прошлом члена Военного совета армии, прошедшего дорогами войны от Сталинграда до Праги, представляется весьма удачным. Все мы сегодня знаем огромную роль Жукова в разгроме немецких войск под Москвой, спасении Ленинграда, в Сталинградской операции, десятках других "глав" войны. Характерно, что Сталин по мере роста популярности и известности Жукова, особенно в конце войны, все более сдержанно относился к нему. Не случайно в самом конце войны, когда нужно было координировать действия трех фронтов в битве за Берлин, Сталин формально не поручил это Жукову, а оставил за собой. А маршала направил командовать 1-м Белорусским фронтом. Верховный думал о будущем, об истории, и ему не хотелось ни с кем делить заключительный, триумфальный аккорд войны, взлет на вершину Победы.

Сталин понимал, что твердостью характера Жуков не уступает ему. Верховному Главнокомандующему. Он особенно почувствовал этот несгибаемый характер в начале войны, во множестве боевых фактов. В первых числах сентября 1941 года, например, командующий Ленинградским фронтом К.Е. Ворошилов и член Военного совета фронта А.А. Жданов обратились к нему за разрешением заминировать корабли Краснознаменного Балтийского флота (КБФ) и при угрозе сдачи Ленинграда затопить их. Сталин разрешил. И уже 8 сентября Ворошилов и Жданов подписали соответствующее постановление.

К моменту, когда было принято решение Военного совета, из Москвы прилетел Жуков с полномочиями Сталина. "Вот мой мандат, - сказал Жуков, новый командующий фронтом, передавая записку Верховного. - Я запрещаю взрывать корабли. На них сорок боекомплектов!"

Вспоминая этот эпизод в 1950 году, Жуков скажет: "Как вообще можно минировать корабли? Да, возможно, они погибнут. Но если так, они должны погибнуть только в бою, стреляя. И когда потом немцы пошли в наступление на приморском участке фронта, моряки так дали по ним со своих кораблей, что они просто-напросто бежали. Еще бы! Шестнадцатидюймовые орудия! Представляете себе, какая это силища?"870

Сталин узнал об отмене Жуковым решения Военного совета фронта, а фактически его, Верховного, распоряжения, от Жданова. Сталин не стал никак комментировать сообщение Жданова: он не мог не оценить смелости и дальновидности нового командующего фронтом и дал понять, что пусть все останется так, как решил Жуков. Сталин знал, что в критические минуты Жуков может быть безжалостным и бескомпромиссным. Верховному это импонировало, это было в его духе. Жуков беспощадно боролся с трусами и паникерами, был способен на самые крутые меры, если того требовала обстановка. Например, в критический момент обороны Ленинграда в том же сентябре 1941 года генерал армии Жуков продиктовал приказ No 0064, где говорилось: "Военный совет Ленинградского фронта приказывает объявить всему командному, политическому и рядовому составу, обороняющему указанный рубеж, что за оставление без письменного приказа Военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу.

Настоящий приказ командному и политическому составу объявить под расписку. Рядовому составу широко разъяснить"871.

Поставив свою подпись, Жуков дал расписаться и остальным членам Военного совета фронта: Жданову, Кузнецову и Хозину. Чтобы добиться, казалось бы, невозможного, он был готов прибегать и к подобным страшным мерам.

Естественно, это не могло всем нравиться, особенно пострадавшим: отстраненным от должностей, отданным под суд, пониженным в звании. К. Симонов в своих воспоминаниях "Глазами человека моего поколения" пишет, как во время обсуждения романа Казакевича "Весна на Одере", выдвинутого на соискание Сталинской премии, Сталин заметил: "Не все там верно изображено: показан Рокоссовский, показан Конев, но главным фронтом там, на Одере, командовал Жуков. У Жукова есть недостатки, некоторые его свойства не любили на фронте, но надо сказать, что он воевал лучше Конева и не хуже Рокоссовского..."872

Сталин не раз был крут и несправедлив по отношению к Жукову не только после войны, но и в ходе ее, особенно в начале. В июле 1941 года, когда возникла критическая ситуация в районе Вязьмы, Жуков предложил нанести контрудар в районе Ельни, с тем чтобы предотвратить выход немецких войск в тыл Западного фронта. Сталин, не дослушав доклад, грубо оборвал Жукова:

- Какие там контрудары, что вы мелете чепуху; наши войска не умеют даже как следует организовать оборону, а вы предлагаете контрудар...

- Если вы считаете, что я, как начальник Генштаба, годен только на то, чтобы чепуху молоть, я прошу меня освободить от должности начальника Генштаба и послать на фронт, где я буду полезнее, чем здесь... - ответил Жуков.

Присутствовавший при разговоре Мехлис вмешался:

- Кто вам дал право так разговаривать с товарищем Сталиным?

Результатом разговора явилось назначение Жукова командующим Резервным фронтом. Однако Сталин не смог обойтись без этого выдающегося полководца, хотя Берия и Мехлис всячески пытались скомпрометировать его в глазах Верховного. В первый период войны Жуков стал для Сталина "палочкой-выручалочкой". Когда в результате неумелых действий советского командования группа армий "Центр" в начале октября 1941 года сумела, прорвав оборону, окружить значительную часть войск Западного и Резервного фронтов, Сталин послал Жукова выправлять катастрофическое положение. Показав на карту, как вспоминал Жуков, Сталин с горечью бросил:

- Смотрите, что Конев нам преподнес. Немцы через три-четыре дня могут подойти к Москве. Хуже всего то, что ни Конев, ни Буденный не знают, где их войска и что делает противник. Конева надо судить. Завтра я пошлю специальную комиссию во главе с Молотовым...