Без Отечества… - Василий Сергеевич Панфилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С кузиной мама дружит с детства, они давным-давно притёрлись друг к другу, и судя по всему, никаких неудобств в таких отношениях не находят. Это пусть несколько покровительственная, но всё ж таки искренняя дружба и родственная приязнь.
Роли ведомой и ведущей выстроены с детства, привычны, и наверное, даже уютны. Ничего, в общем-то такого, обычное дело. А как, что… не суть важно.
Уже засыпая, я подумал о скачках настроения, не до конца слившихся личностях из двух времён и возникающих от этого проблемах. Только вот что с этим делать… не знаю. Не к психиатру же идти, чёрт подери?! Медитацией заняться, что ли?
Как вариант — взять в Университете психологию дополнительным предметом? Не очень-то хочется…
… но похоже — надо!
* * *
Громыхнуло так, что задребезжали стёкла в домах, а потом снова, и снова…
— Дьявол! — экспрессивно выразился немолодой мужчина, придерживая чуть не слетевшую шляпу и ускоряя шаг, — Не иначе там, в Небесах, кто-то затеял наступление и начал артиллерийский обстрел неприятеля!
К его ногам, путаясь в поводке и прижимаясь к земле, прижался испуганно скулящий пожилой фокстерьер.
— Тибо, трусишка… — ласково произнёс месье, подхватывая собаку под живот, — Ну, маленький… не бойся!
Ускорив шаг, он догнал трамвай и заскочил на ходу, опередив первые капли дождя, упавшего на мостовые Парижа. Почти тут же в спину меня толкнул порыв ветра, заставляя ускорять шаг.
В небе ураган закручивает облака в причудливые узлы, набухающие на глазах, наливающиеся грозовой чернотой. Время около полудня, но в самый короткий срок стемнело так сильно, будто солнце уже садится на край горизонта.
Наэлектризованная атмосфера топорщит дыбом волоски на руках, щёкочет кожу крохотными электрическими разрядами…
… или это мне кажется?!
Всё вокруг стало так готично, мрачно и торжественно, что не нужно даже декораций, чтобы почувствовать себя героем романа о Дракуле, и притом, чёрт подери, не главным! Гроза, молнии, опускающаяся на город Тьма…
… ах, как это восхитительно страшно!
Снова порыв ветра, бросивший в лицо капли дождя, и вот уже по парижским мостовым застучал сильнейший ливень, смывая с тротуаров собачьи «каштаны», окурки и весь тот сор, что не успели убрать нерадивые дворники. Кажется, не прошло и минуты с того мгновения, когда упала первая капля, но вот уже потоки воды на мостовых выше щиколоток.
Сбросив с себя куртку, в последний момент успеваю ухватить сорванную ветром кепку, и скомкав её, запихиваю в карман брюк. Подняв куртку над головой, как зонт, мотаю головой Валери, уже промокшей, но чёрт подери, улыбающейся!
У неё чёрные кудряшки, налипшие сейчас на лбу, тёмно-карие глаза, ослепительная белозубая улыбка и потрясающий голос! Хохоча, она подхватила меня под руку, и мы побежали по лужам, не выбирая, куда ступать.
Брызги, ржание испуганных лошадей, человеческая толчея, отчаянная божба! Бежим, перебегая дорогу перед отчаянно затрезвонившим трамваем, пробегаем мимо испуганной лошади, которую тщетно пытается успокоить извозчик…
… зеркальных витрин первых этажей, захлопывающихся ставен, хлопающих парадных, перепуганных кошек и собак, которые пытаются забиться чёрт те куда, не соображая от страха ровным счётом ничего!
Порыв ветра бросает с балкона тяжёлый цветочный горшок в нескольких метрах от нас, звенит разбитое стекло…
… а мы бежим и хохочем, потому что, чёрт подери, мы молоды и влюблены! Эта не та любовь, которая всерьёз и надолго, а просто Париж, весна, молодость…
Так, взявшись на руки, вбегаем в парадную.
— Здравствуйте, дядюшка Жан, — звонко приветствует старикана Валери, а вслед за ней, чуть запоздав, звучит и мой голос.
Наверх, наверх, наверх… дробно стучат каблуки по деревянной лестнице, поскрипывающей под ногами. Распахивается дверь и захлопывается так, что отлетает штукатурка! Проворачивается со скрежетом ключ…
… и я подхватываю Валери на руки.
— Погоди, — неохотно, но решительно отстраняется девушка, — я в грязи по самые брови!
— Я тебя и такую…
— Не надо, — всё также мягко говорит она, но горе тем, кто обманется этой кажущейся слабостью!
Вздыхаю протяжно… на что Валери смеётся и целует меня в лоб.
— Дурачок! — говорит она, тут же отстраняясь, — Я тоже хочу! Просто я не хочу — так…
С примусом я немного приспособился, да и в целом упорядочил свой быт. Вскоре кастрюля с горячей водой уже кипела, а жестяное корыто было вытащено на середину комнаты.
За окном по-прежнему грохочет гром, дребезжит оконное стекло, и тоненькая струйка воды уже стекает с подоконника с подставленный кувшин. На улице страшно, темно, и наверное, опасно…
… но тем разительней контраст!
Омывая тело Валери, особое внимание уделяю всяким чувствительным местечкам. Не только попа, соски и аккуратно подстриженный треугольник промеж ног, но и поясницу, лопатки, розовое ушко…
— Всё, — хрипло говорит она, выходя на подстеленное полотенце, — иначе я сейчас…
Валери не договаривает, но и так всё понятно. Подхватив корыто, несу его в туалет, где о-чень осторожно сливаю воду в унитаз. Канализация в доме… нежная.
Впрочем, плевать! Вода для меня уже нагрелась, и моя девушка, озорно поблёскивая глазами и сдувая падающие на глаза локоны, манит пальчиком, показывая на корыто.
… я как статуя из древних веков. Не столь совершенный, но такой же мраморный! Ну или бронзовый… не суть. Местами особенно. А когда она, уже закончив мытьё, опустилась на колени…
Потом… сильно потом мы лежали, прижавшись друг к другу. Валери задремала, уткнувшись мне в плечо и тихо посапывая.
Я же, несмотря на приятную истому и опустошённость, ни в одном глазу! Осторожно тянусь всем телом — так, чтобы не потревожить подружку.
— Хо-ро-шо… — произношу одними губами. Сейчас бы закурить… хотя нет. Не тянет.
В Париже я вообще ни разу не курил, просто не хочу. А за компанию… как-то не было необходимости. Компании были, а необходимости не было!
Здесь, во Франции, я решительно никому не интересен, и мне, чёрт подери, это нравится! Я просто перспективный студент. Просто!
Здесь, во Франции, хватает и своих героев. Настоящих, а не как… потом.
Я и в России-то, если судить беспристрастно, второстепенный персонаж! Сейчас там время Гучковых, Деникиных, Троцких, Ленина…
Жив Николай, Второй этого имени. Жива его супруга, Цесаревич, Великие Княжны. Не случилось… во всяком случае — пока.
Российская политика сейчас — как бурлящий на плите суп, варящийся из всякой залежавшейся в кладовке дряни. На миг всплывёт на поверхность Великий Князь Михаил
