Спецслужбы Белого движения. 1918—1922. Разведка - Николай Кирмель

Таким образом, к началу 1919 года на Юге России сложились вертикаль разведывательных и контрразведывательных органов, замыкавшихся на управление генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего ВСЮР. Параллельно существовали спецслужбы, подчиненные отделу Генштаба Военного управления. Разведывательные органы штаба занимались ведением фронтовой разведки, а КРО обеспечивала безопасность войск на театре военных действий. Спецслужбы отдела Генштаба добывали стратегическую военно-политическую информацию, а также проводили контрразведывательные и жандармско-полицейские мероприятия в белогвардейском тылу. Забегая несколько вперед, следует сказать и о третьей параллельной структуре — морской контрразведке — особом отделении Морского управления, сформированном в Крыму в октябре 1919 года и имевшем в своем подчинении контрразведывательные пункты (КРП) в Евпатории, Керчи, Симферополе, Севастополе, Феодосии и Ялте{249}.

Данная «модель» существовала на протяжении всего периода нахождения у власти А.И. Деникина, т.к. главнокомандующий, по словам исследователя Г.А. Трукана, «…не мог отрешиться от старой, до него созданной при царизме системы управления государством»{250}. Тем самым обеспечение безопасности государственного образования и вооруженных сил было всецело сосредоточено в военном ведомстве. Вопрос о новом месте разведки в системе органов власти, судя по различным источникам, даже не вставал на повестку дня. Лидеры Белого движения не без основания полагали, что вся разведка должна быть сосредоточена в отделе Генштаба и штабах действующей армии.

Вместе с тем по мере дальнейшего обострения вооруженной и политической борьбы, активизации большевистского подполья, проявления сепаратистских тенденций казачества, роста преступности в экономической сфере, возникновения конфликта между государством и обществом и т.д. сложившаяся система контрразведывательных органов становилась все менее эффективной. Проанализировав обстановку, некоторые деникинские генералы и офицеры пришли к выводу о необходимости разграничения функций контрразведки и политического сыска. Предполагалось за существовавшими контрразведывательными органами оставить борьбу со шпионажем на фронте, а для ведения политического сыска в тылу создать новое учреждение. В частности, генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего ВСЮР генерал-майор Ю.Н. Плющевский-Плющик 15 января 1919 года представил проект создания «Управления по ограждению порядка в тылу армии» при помощнике главкома по общему управлению, которое по своей организационно-штатной структуре и функциям имело бы сходство с разогнанными Временным правительством губернскими жандармскими управлениями. По мнению генерала Ю.Н. Плющевского-Плющика, новая структура должна способствовать «централизации и планомерности борьбы с преступными элементами»{251}.

Какой была реакция лидеров Белого движения на вышеизложенный проект, остается неизвестным. Но для высшего военно-политического руководства ВСЮР являлось очевидным, что расширение территории и рост преступности требует укрепления местной власти. Одним из предпринятых шагов в данном направлении было создание государственной стражи — военно-полицейской структуры, подчиненной начальнику управления внутренних дел. Закон от 25 марта 1919 года возлагал на нее обеспечение «…государственного порядка, общественной, личной и имущественной безопасности»{252}. Учредив новую структуру, совмещавшую в себе функции уголовной и политической полиции, деникинский режим сделал попытку создать систему безопасности по образцу Российской империи. Но тем самым добиться желаемой централизации борьбы с государственными преступлениями властям не удалось, поскольку задачи нового учреждения и контрразведки пересекались. На практике обе структуры как бы дублировали друг друга и конкурировали между собой при проведении оперативно-розыскных мероприятий. В своих воспоминаниях А.С. Лукомский писал, что Особое совещание несколько раз ходатайствовало перед А.И. Деникиным о передаче функций контрразведки в уголовно-розыскную часть, которая состояла в основном из чинов судебного ведомства. Но штаб главкома ВСЮР тому противился, «и дело оставалось без изменения до конца»{253}.

Изучение опыта строительства спецслужб и правоохранительных органов на Юге России наводит на мысль о том, что лидеры Белого движения больше внимания уделяли обеспечению внутренней безопасности, нежели внешней. При этом ими не учитывалась взаимосвязь между внешними и внутренними угрозами. Как известно, большевистское подполье и различные политические группировки, не согласные с политикой деникинского режима, активно поддерживались извне. Будучи не понаслышке знакомым с военно-политической ситуацией в регионе, генерал Н.С. Батюшин писал, что в Гражданской войне контрразведке должно быть отведено более важное место, чем в войне с внешним противником, «благодаря легкости проникновения шпионов»{254}.

Военно-политическое противостояние поставило перед вновь сформированными контрразведывательными органами более масштабные задачи, нежели они выполняли в годы Первой мировой войны. Помимо борьбы с военным шпионажем спецслужбы оказывали противодействие политической и экономической разведке противников и союзников; пропаганде, агитации, террористическим и диверсионным акциям большевистского подполья; сепаратизму казачества; спекуляции, коррупции государственного и военно-управленческого аппарата, вооруженным выступлениям рабочих и крестьян, проявлениям политической неблагонадежности и т.д. внутри государственных образований. Однако широкие функции — контрразведка и политический сыск — не повлекли за собой организационных изменений. Неповоротливая бюрократическая машина, созданная по образцу рухнувшего царского режима, медленно реагировала на динамично менявшуюся обстановку.

Представления руководителей Белого движения о государственной безопасности, месте и роли спецслужб в системе органов власти и военного управления соответствовали тем концепциям, которые существовали еще при царском режиме и в дооктябрьский период 1917 года.

Лидеры Белого движения на Юге России создали беспомощный государственно-управленческий аппарат, не сумевший решить глобальные задачи в кризисных ситуациях. Генерал-лейтенанту А.И. Деникину и его ближайшему окружению так и не удалось сосредоточить в своих руках большие властные полномочия, усилить роль исполнительно-распорядительных органов и т.д. Более того, громоздкой бюрократической машине на определенном этапе оказалось не под силу наладить тесное взаимодействие между спецслужбами различной подчиненности и органами политического сыска, о чем более подробно будет рассказано в последующих главах.

Мемуары участников событий свидетельствуют о хаосе в системе государственного и военного управления, о неспособности высшего руководства держать ситуацию под контролем. «На огромной, занятой войсками Юга России территории власть фактически отсутствовала, — писал генерал П.Н. Врангель. — Не способный справиться с выпавшей на его долю огромной государственной задачей, не доверяя ближайшим помощникам, не имея сил разобраться в искусно плетущейся вокруг него сети политических интриг, генерал Деникин выпустил эту власть из рук»{255}. Учитывая сложный характер взаимоотношений между двумя генералами, обратимся к биографу главкома ВСЮР Д.В. Леховичу, который не разглядел в А.И. Деникине диктатора: «Когда же (с начала 1919 года) армия пополнилась огромным количеством мобилизованных офицеров, солдат и пленных красноармейцев, одного морального воздействия было недостаточно, ибо многие из них смотрели на гражданскую войну как на промысел, как на способ личного обогащения. А в твердом и суровом на вид генерале, чрезвычайно требовательному к себе, не оказалось и следа той особой черты характера, которая свойственна истинным диктаторам: расчетливо держаться за власть и подчинять своей воле окружающих людей ценой каких угодно принуждений и жестокости»{256}.

По устоявшемуся мнению, генерал А.И. Деникин был «узковоенным» диктатором, видевшим в диктатуре лишь переходную фазу, неизбежную в условиях Гражданской войны. «Хотя Деникин и очень порядочный человек, но, несомненно, узкий и никакого государственного масштаба не имеет… — писал о главнокомандующем ВСЮР полковник А.А. фон Лампе, — это не диктатор и не повелитель, это честный исполнитель, хотя бы и своих собственных решений, но и только»{257}.

Следует обратить внимание, что «государственного масштаба» не имел почти весь командный состав Добровольческой армии и ВСЮР, поскольку собравшийся на Юге России генералитет, за редким исключением, ранее не занимал высших руководящих должностей в военной иерархии распавшейся русской армии. Только два генерала — М.В. Алексеев и А.С. Лукомский — до 1914 года служили в Главном управлении Генерального штаба, в Первую мировую в разное время возглавляли штаб Ставки Верховного главнокомандующего. Генерал М.В. Алексеев со 2 апреля по 21 мая 1917 года был Верховным главнокомандующим Русской армии. По воспоминаниям полковника Б.С. Стеллецкого, генерал М.В. Алексеев «за целую жизнь не написал ничего; армейский офицер, не знающий ни одного иностранного языка, совершенно лишенный ораторского таланта, он питался идеями своего полкового товарища ген[ерала] Борисова — полусумасшедшего аскета, Алексеев не выносил людей с личным “я” и по силе возможности старался их удалить…» Генерал-майор М.А. Иностранцев также считал, что генерал В.Е. Борисов был при М.В. Алексееве «как бы негласным, безответственным советником…»{258} Так или иначе, но проявить себя в годы Гражданской войны в качестве Верховного руководителя Добровольческой армии генерал от инфантерии М.В. Алексеев в полной мере не успел, т.к. скоропостижно скончался в октябре 1918 года от воспаления легких.