Щит на вратах - Андрей Посняков

Отведя от лица маску, Пердикка медленно развязала пояс. В разрезе одежд показалось на миг смуглое тело — бедра, живот с жемчужиной в пупке.

И, растянув его меж собою и мной, осторожноПоцеловала конец пояса, я же — другой…

Девушка осыпала пояс поцелуями, потом, опустившись на колени, принялась, раскачиваясь, медленно освобождаться от хламиды. Обнажила левое плечо, затем — правое, потом грудь — небольшую, но волнующе притягательную.

Оба разом — и Хельги, и воевода — вздохнули.

А действие между тем продолжалось. Вот уже танцовщица выползла из одежды, словно змея из старой кожи. Полностью обнаженная, изогнулась, прошлась гордой поступью, остановилась, облизав кончиком языка губы, провела ладонями по бедрам, повернулась спиной, погладила себя, изображая руками, словно бы ее ласкает любовник.

Влагу тянул я любви, я вбиралв себя чистый источник.И поцелуй ее я ощущал на губах!

Пердикка сладострастно выгнулась, застонала, сама поглощенная представлением. Жаль, эти варвары не говорят по-гречески и не могут понять всей красоты поэзии Агафия… Жаль…

Закончив танец, куртизанка согнулась в поклоне, старательно скрывая промелькнувшую в глазах неприязнь.

Хельги неожиданно встал, подошел к ней и, положив руку на плечо девушки, с чувством прочел:

Юношей скольких мечты волноваликогда-то, а нынеЛеты поток все унес, в прах превратилась краса.

Пердикка вздрогнула.

— Ты знаешь греческий, князь?

— Немного знаю, — улыбнулся Хельги. — Есть у меня старый друг, ромей Никифор… Впрочем, это не важно. Ты танцевала прекрасно, дева! Как твое имя?

— Пердикка. Пердикка из Милетины.

— Пердикка… Ты достойна награды, Пердикка!

— Лучшая награда для меня — эта новая встреча с тобой, автократор! — по-гречески произнесла девушка. — Скажи, мы увидимся?

— Конечно, — чувствуя томление в груди, кивнул князь. — Слышал, у тебя есть еще и танец со змеями?

— Я станцую его для тебя… Только сама выберу где.

Хельги поморщился.

— Надеюсь, не на постоялом дворе Костадиноса.

— О нет, нет… — Танцовщица засмеялась. — Я отыщу более безлюдное место… Только… как поведать о нем тебе?

Князь на миг задумался, потом махнул рукой.

— Пошли корчемного мальчишку к стражам Детинца. Я предупрежу их.

— К стражам. — Танцовщица нахмурилась было, но тут же тряхнула головой. — Хорошо, я сделаю так, как ты скажешь.

Да, это было вполне подходящее место. Заброшенное капище, заросшее густыми кустами и рябиной, с покосившимися от старости деревянными идолами — дикое, безлюдное место. Никому из киевских жителей и в голову бы не пришло прийти сюда, тем более ночью тревожить забытых богов — не буди лиха! Пердикка улыбнулась. Вот здесь и поставить шатер, сказать слугам…

— Пердикка! — звонко крикнули из-за кустов. Девчонка вздрогнула — показалось?

— Пердикка, ты как здесь?

Нет, не показалось… Боже! Кажется, это тот самый мальчик, Кайша.

Танцовщица растянула губы в улыбке.

— Шла вот со Щековицы, заплутала.

— И попала в такое нехорошее место! — Кайша был при кольчуге, с мечом у пояса, правда, без шлема. За ним виднелись еще двое молодых воинов — Пердикка весело кивнула Хотовиду и лукаво взглянула на третьего.

— Это кто?

— Пшемысл. Тоже из наших.

Пшемысл — темненький, худой, востроносый — поклонился со смущенной улыбкой.

— И чего вы тут делаете? — Девушка стрельнула глазами.

— Так, — махнул рукою Кайша. — Караулим. Посидишь с нами?

— Пожалуй… Хотя нет, лучше вечером приду.

— Вот и славно! — Кайша с Хотовидом переглянулись. — И мы в ночь снова заступим.

— Как это «заступим»? — переспросила танцовщица.

— Ну, придем, хотя и не больно-то есть здесь чего охранять, да воевода требует.

— А днем тут никого не будет?

— Да будут. — Кайша прислушался. — Во-он, идут уже.

За зарослями рябины слышались приближающиеся веселые голоса. Вот показались молодые воины — «отроки» в кольчугах и шлемах. Тоже трое, как и те, кого пришли сменить.

— Ну как, не заскучали? Ой, да у них тут дева-краса! Ну, да с такой не заскучаешь, — балагурили пришедшие гриди.

— Не очень-то пяльтесь, — усмехнулся Хото-вид. — Это наша знакомая, не ваша.

— Так и мы познакомимся…

Кайша обернулся к танцовщице.

— Ты с нами, Пердикка?

— Ну да. — Девушка незаметно кинула в траву что-то. — Пошли. Вы когда обратно?

— Как выйдет луна. Ты точно придешь?

— Приду, приду, обещала ведь! — Девушка засмеялась, показав острые белые зубы.

Кайша с Хотовидом радостно переглянулись. Над старым капищем яростно сверкало желтое жаркое солнце.

Простившись с ребятами до вечера, Пердикка зашла на постоялый двор и, с неожиданной властностью растолковав что-то слугам, погрузила в тележку свернутый в рулон шатер, сундучок, флейту с бубном, запрягла ослика и выехала со двора, поднимая густую дорожную пыль.

Заступившие в дневную смену гриди честно прошлись вокруг капища, поглазели на покосившихся идолов и, усевшись в траву, принялись играть в кости. Собственно, играли-то двое — Парша и Квел, третий, младшенький, Сабзя, зорко стоял на страже. Не от ворогов друзей охранял, от Твора-десятника да воеводы Вятши. Мало ли, принесет нелегкая — а тут, вместо того чтоб бдить, в кости играют.

Сабзя и заметил внезапно возникшую на полянке деву — ту самую хохотушку, что видели утром. Она, наклонившись, словно бы что-то искала в траве. Что-то? Отрок усмехнулся — что она искала, то он давно уже подобрал.

— Не это ли потеряла, дева? — выйдя из-за кустов, тихо спросил он, протягивая девушке изящный костяной гребень. На всякий случай оглянулся — позади, за рябинами, слышались азартные крики играющих.

— Вот благодарствую! — сверкнула глазищами дева. — Гребешок сей мне очень дорог, это память о покойной матушке. Иди же, поцелую тебя, о востроглазый воин!

Сабзя обалдел — он был рыжим, смешным, густо усыпанным многочисленными веснушками. А тут вдруг — такая красавица… Как ее зовут-то? Забыл…

— А ты хорошо целуешься, воин!

Сквозь распахнувшуюся невзначай одежку девицы проглянула грудь. Сабзя тяжело задышал.

— Там кто? — обняв его за шею, поинтересовалась красавица.

— Напарники. Двое, Парша с Квелом. Да они не услышат, кости метают.

— Какая холодная у тебя броня, жуть! Сними, а? Сабзя послушно стянул кольчугу…

— На что играете, вой? — Из рябиновых зарослей вдруг вышла девчонка, та самая, что была утром. Не чинясь, уселась на траву рядом, с любопытством захлопала ресницами.

— Пока на щелбаны, — засмеялся чернявый, похожий на ромея, Квел.

— Мне можно с вами?

— Давай… Ты чего здесь-то?

— Гребешок обронила. Вот… — Пердикка показала гребень и, улыбнувшись, предложила: — Только я на щелбаны не буду…

— Ну, понятно…

— Давайте на раздевание!

Перемешав в деревянном стаканчике кости, девчонка метнула. Парша и Квел вытянули шеи…

Первым расстался с кольчугой Квел, за ним Парша, вскоре вообще оставшийся в одних портках. Деве тоже не особо везло — вот она, смеясь, сбросила обувку, затем скинула и халат. Полуголая, смуглая, в прозрачных невесомых шальварах, со сверкающей в пупке жемчужиной, разлеглась на траве, искоса следя за тем, как гриди бросали на нее восхищенные взгляды. Потом вдруг встрепенулась.

— Кажется, мой осел кричал! Забыла его привязать, вот дура! Квел, сходим со мной, а? Тут рядом.

Квел тут же вскочил на ноги, глаза его заблестели.

— Конечно!

— Не скучай, Парша, мы быстро.

— Да уж, — протянул Парша завистливо и отвернулся.

Они и в самом деле вернулись быстро, даже быстрее, чем он ожидал. Вернее, пришла одна девушка. Уселась спиною к нему, попросила:

— У меня лиф слишком тугой, ослабь завязки.

Воин дотронулся до девичьей спины дрожащими руками. Не выдержав, обнял деву за талию, поцеловал в шею.

— Экий ты… — засмеялась та. — Я сама… — Она отбросила в строну лиф, обнажив небольшую, но восхитительную грудь с твердыми коричневыми сосками, кои Парша тут же принялся целовать.

— Эй, не так быстро. — Девушка подмигнула; — А ну, ляг в траву. Закрой глаза… Вот так. Не подглядывай…

Троица — Кайша, Хотовид, Пшемысл — явились к капищу, едва в небе взошла луна, серебряная, круглая, светлая. Кайша увидел привязанного в кустах ослика — выходит, не обманула Пердикка!

— Эй, вы не рано явились? — Танцовщица, обворожительно улыбаясь, шла им навстречу.

Хотовид поглядел в небо.

— Да, вообще-то да, рановато. Вона, светло еще, далеконько до сумерек.