Ветер, кровь и серебро - Виктория Александрова

Вдруг Хельмут услышал звуки щелчков пальцами, и образ родного замка из желтоватого камня, что стоял перед его глазами последние несколько минут, тут же растаял. Зато он увидел лицо герцогини Альберты: холодные серые глаза, один из которых пересекал старый розоватый шрам, в недоумении поджатые губы… Это она щёлкала пальцами перед его лицом, пытаясь вернуть в реальность из плена воспоминаний. Да уж, этикет и такт — это точно не про неё… Впрочем, подобная простота и прямолинейность, обычно не свойственные герцогиням и вообще дворянкам, Альберте лишь прибавляли очарования.

— Вы в порядке? — с тревогой в голосе спросила она. — Вы уже минут пятнадцать так стоите, не двигаетесь, как каменный истукан…

— Да я просто… задумался, — пожал плечами Хельмут и вновь попытался улыбнуться — и вновь у него ничего не вышло.

— Я сперва подумала, что вы хотели к нам присоединиться, — Альберта осмотрела его с ног до головы придирчивым взглядом, — но всё-таки ваша одежда не вполне подходит для тренировок.

И правда, его чёрный бархатный камзол и украшенная кружевом фиолетовая рубашка наверняка бы пострадали, даже если бы он просто решил пострелять из лука — что уж говорить об упражнениях с мечами и копьями. О том, что учебный бой сегодня был нешуточным, свидетельствовали разного размера дыры на сером стегаче Альберты — поверх него она накинула чёрную бригантину, руки её были защищены наручами, а ноги — набедренниками и наколенниками, немного ржавыми, но для тренировки вполне годными.

— Нет-нет, я просто… ещё и засмотрелся… на вас. — Пожалуй, это прозвучало странно, словно он пытался оказать Альберте двусмысленные знаки внимания. И в то же время это было правдой.

Герцогиня Вэйд очень отличалась от Кристины как внешне, так и в плане техники ведения боя, и Хельмуту было любопытно понаблюдать за ней. Однако невесёлые мысли и воспоминания о доме помешали этому, разбередив рану в груди и вызвав такую боль, которая могла бы сравниться лишь с сожжением заживо, наверное…

— О, мне очень приятно ваше внимание. — Альберта сделала наигранно-нелепый реверанс и кивнула в сторону оружейной. — Проводите меня? А то все мои солдаты уже разошлись, оставили даму без сопровождения, такие-сякие…

Всё-таки её позитивный настрой немного притуплял боль. Хельмут даже пожалел, что они раньше не познакомились ближе.

Они пошли через мощённый булыжником внутренний двор к оружейной. Ветер шевелил соломинки под ногами, серые облачка бежали по небу, и даже здесь, на холме, за толстыми крепостными стенами был слышен шум Нижнего города. Однако голос Хельмута легко перебил этот шум — он сам не ожидал, что скажет это вслух, но всё-таки сказал:

— А вам, герцогиня, мужское внимание наверняка надоедает?

— В мирное время — да, — отозвалась она. — А на войне как-то… как-то не до этого, знаете ли. Да и я слишком хорошо знаю мужчин и умею избавляться от их назойливости.

— Неужели? — поднял бровь он во вполне искреннем изумлении.

— Вот уже много лет под моим началом находятся десятки и сотни мужчин, с которыми мне приходилось ходить в бой плечом к плечу и сосуществовать в мирное время, — пожала плечами Альберта. — И все они, буквально все поначалу недооценивали меня — именно на этом и было основано их повышенное внимание ко мне. Но потом… — Она едва ли не оскалилась. — Я доказала им, чего стою.

— Но вы же всё равно не будете утверждать, что сильнее какого-нибудь обобщённого мужчины, — зачем-то возразил Хельмут. Ему не хотелось спорить о чём-то подобном (да вообще ни о чём), но слова сорвались с его языка едва ли не против его воли — такое и раньше случалось, но давно… в лучшие дни.

Они зашли в оружейную, освещённую парой факелов. Альберта поставила копьё к стене, меч повесила рядом и принялась снимать набедренники. Она ничего не ответила Хельмуту, и он решил, что она обиделась. Наверное, стоит извиниться, но… вдруг герцогиня резко повернулась к нему лицом — в глазах её читался вызов.

— Хоть вы и при параде, давайте проверим, — предложила она.

Хельмут приподнял бровь, не понимая, к чему она клонит. А Альберта резкими шагами подошла к стоявшему в дальнем углу оружейной стола: на нём лежал добрый десяток различных кинжалов и ножей, и герцогиня стремительным жестом смахнула их все на пол. Затем она оперлась правым локтем о стол и пошевелила пальцами. Лишь тогда Хельмут понял, на что она намекала.

Решив не думать и не взвешивать всякие «за» и «против», он снял камзол, на ходу повесив его рядом с мечом Альберты, приблизился к столу и, опершись о стол локтем, схватил её за руку.

Поначалу ему легко удавалось давить на её руку, и Хельмут даже поверил, что прижмёт её к столу почти без труда… Но герцогиня как-то странно улыбалась, вызов в её глазах не угасал — он смешивался с задором, с предвкушением, с азартом — поистине охотничьим… И вскоре Хельмут ощутил, как её ладонь упирается в его ладонь, и их руки замерли в диком напряжении.

Кольцо на его среднем пальце тускло блеснуло (он подумал, что стоило бы его снять — наверное, металл будет натирать кожу и ему, и Альберте, — но уже было поздно); герцогиня нервно сдула со лба выбившуюся из хвоста седую прядь… Она сжала зубы, нахмурилась, на её шее стали отчётливее виднеться вены… Хельмут подумал, что он сейчас выглядит, наверное, примерно так же. С одной стороны, жаль, что у этой их внезапной борьбы нет зрителей, а с другой… хорошо, что нет.

Напавшая на него в тот день задумчивость отвлекала от сцеплённых в жёсткой схватке рук, и со временем он понял, что сил у него всё меньше и меньше. Альберта давила на его ладонь беспощадно, сжимала её так, словно хотела раздробить кости… Их руки тряслись, зубы скрипели, брови сходились на переносице, и сколько это длилось, не знал никто. Но со временем Хельмут начал сдаваться: его рука оказывалась всё ближе к столу, причём не сверху, как ему бы хотелось, а снизу — Альберта налегала на неё всё сильнее, на её искусанные губы вернулась улыбка, глаза заблестели, и когда Хельмут почувствовал прикосновение досок стола к тыльной стороне кисти руки, герцогиня торжествующе, заливисто рассмеялась.

— Я вижу, вы последнее время не в форме, — с сочувствием в голосе сказала она, потряхивая уставшей рукой. — Ладно, один поединок ничего не решает. Вот вернусь — может, на мечах