В краю солнца - Тони Парсонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему вы просто не пришли ко мне домой? — спросил я.
Несколько репортеров именно так и сделали. Это было ужасно. Они выкрикивали нам в лицо вопросы и фотографировали, даже не спрашивая разрешения. Мне хотелось выхватить у кого–нибудь из них фотоаппарат и швырнуть об землю, чтобы они ушли и оставили нас в покое, но Тесс меня остановила. Она сказала, что так будет только хуже.
Ник Казан улыбался.
— Если бы я пришел к вам домой, стали бы вы со мной разговаривать?
Я посмотрел на него в зеркале заднего вида.
— А по–вашему, мы сейчас разговариваем?
Я перестроился в левый скоростной ряд и нажал на газ. Вот мы почти и на месте, а поездка оплачена только в один конец. Высажу его в Хитроу, нравится ему это или нет.
— Вы ведь не в первый раз попали в трудное положение, Том. У вас было свое дело, верно? Строительная фирма. Человек вы сноровистый. Руками работать умеете — и всегда умели. Без высшего образования, зато находчивый.
— В яблочко, — ответил я и тут же себя обругал. Зачем я с ним разговариваю, если решил молчать?!
— А потом бизнес прогорел, — продолжил Ник Казан, и я удивился, откуда он все это знает. — Фирма разорилась. Вы обанкротились.
Он что–то записывал в свой маленький блокнот. Красный огонек на диктофоне по–прежнему горел.
— Сегодня очень легко найти о человеке любые сведения, — добавил он.
Я горько рассмеялся:
— Думаете, в Интернете можно узнать историю целой жизни?
— А вы расскажите мне о том, что я упустил.
— Писанина — вот что меня сгубило. Они готовы погрести тебя под ворохом бумажек, эти мелкие чиновники. Бюрократы, которые за всю свою маленькую уютненькую жизнь никогда не нанимали работников, не управляли компанией и ничего не строили.
Ник Казан кивнул, глядя на самолеты.
— Платить по счетам было нечем, — вновь заговорил он, — и вы стали водить такси… простите, лимузины. Доставлять измочаленных старых бизнесменов из Лондона в Хитроу и обратно. Незавидная участь для владельца собственной фирмы.
— Лучше, чем жить на пособие по безработице, — ответил я, чувствуя, как кровь закипает в жилах. — Лучше, чем просить подачек у государства.
Ник Казан строчил что–то в блокнот, словно записывал историю, которую мы рассказывали вместе.
— И вот однажды вы возвращаетесь после тяжелого рабочего дня и обнаруживаете у себя в доме двух грабителей. Что у них на уме — одному богу известно. Жена и дети спят наверху. Непонятно, есть ли у мерзавцев оружие. Но вы оказываетесь сильнее. Связываете их, отвозите в участок, где с вами обращаются так, словно преступник — вы. Вашу жену зовут Тесс, правильно?
— Я не хочу, чтобы ее имя попало в газеты. — Я перестроился в другой ряд, перед грузовиком с польскими номерными знаками, и шофер засигналил. — Не надо ее сюда впутывать.
— Наверное, ей особенно тяжело. Вашей жене. Настоящий кошмар. И так приходится нелегко — нужно воспитывать детей, Рори и… Киву? Это ведь ирландское имя, да? А тут в дом вламываются два негодяя. Муж поступает так, как поступил бы на его месте любой мужчина, и его сажают в тюрьму.
— Я отсюда уеду, — сказал я и только теперь осознал, что так и будет. Впереди уже виднелся аэропорт. — Эта страна больше никуда не годится.
— Уедете? — переспросил Ник.
— Когда–то Англия была великой страной. А посмотрите на нее теперь. Ни в ком нет уважения. Ни в ком нет страха. Бандиты разгуливают на свободе, а страдают невинные. Ты просто защищаешь свой дом, свою семью — что может быть естественнее?! — а с тобой обращаются как с негодяем.
Ник Казан улыбался. Но я видел, что он надо мной не смеется.
Мы оба молчали. Дождь усилился. Большой одинарный дворник «мерса» мотался туда–сюда.
— Люблю дождь, — заговорил я, обращаясь скорее к себе, чем к нему. — Он очищает улицы. Ненадолго смывает с них бандитов, громил, всю эту пакость.
Ник Казан уставился на меня с открытым ртом и принялся лихорадочно строчить что–то в блокнот. Потом снова поднял на меня глаза и покачал головой.
— Вы Трэвис Бикл[2], точно? Трэвис Бикл из Барнсбери[3]!
Видимо, на лице у меня ничего не отразилось, потому что он добавил:
— Трэвис Бикл. Не смотрели «Таксиста»?
Ник Казан продолжал писать. Я продолжал вести автомобиль. До аэропорта оставалось совсем немного. Я видел, что он чем–то взволнован, но не мог понять чем.
— Я отсюда уеду, — снова сказал я. — Скоро я отсюда уеду.
— Многие люди чувствуют то же самое, Том, — произнес он.
Мы замолчали. Под колесами шуршала скользкая от дождя дорога.
12
Грабители поцарапали экран, пока тащили телевизор в сад, и на нем остались мелкие белые черточки. Складывалось впечатление, что Ник Казан говорит сквозь летящий снег.
— Том Финн — продукт государства, которое больше не способно защищать своих граждан. Что еще ему оставалось? Выбор был невелик: действовать и понести наказание или бездействовать и умереть.
Тесс сжала мою руку, не отрывая взгляда от экрана. На лице у жены, как и все последние дни, застыло такое выражение, словно внутри у нее натянута до предела какая–то пружина.
— А он держится увереннее, — заметил я.
Тесс покачала головой. Она слушала меня вполуха и смотрела на экран с таким напряжением, словно от этих журналистов и ведущих зависела моя судьба. Но Ник и правда нервничал гораздо меньше, чем во время интервью, которое давал сегодня утром — сразу же после того, как вышла его статья.
— По–моему, будущее за такими, как Том, — подытожил Ник.
Гость, сидевший по другую сторону от ведущего, презрительно усмехнулся:
— В таком случае у нас вообще нет будущего.
Это был тощий мужчина в очках, который много разглагольствовал о правах человека. По–моему, пригласили его с единственной целью — опровергать все, что говорил Ник.
— Вы пытаетесь сделать из этого человека героя на час, хотя каждому ясно, что он просто бандит.
— Сволочь! — пробормотала Тесс, которая никогда не ругалась. — Какая сволочь!
Внезапно включился сенсорный прожектор, и на окно легла чья–то тень. В мусорном баке рядом с домом негромко зазвенели бутылки. Мы оба подскочили.
— Это они, — проговорила Тесс, ломая руки, и от этого жеста у меня перевернулось сердце.
— Нет, это не они, — ответил я.
Я выглянул на улицу сквозь опущенные жалюзи, ожидая увидеть светящиеся глаза лисы, но различил в темноте только огоньки сигарет. Репортеры все еще стояли перед домом.