Голос крови - Олег Юрьевич Рой

Вообще за все время, что Лида провела в магазине, его покинули семь человек. Большинство – жители окрестных домов. Всех нашли и опросили. Кроме двоих. Мужчина, покинувший магазин через полминуты после появления Лиды, купил бутылку недорогого коньяка, лимон и пачку «Парламента». Расплатился наличными. Не местный. Но с такими покупками – похититель? Явно ж в гости к кому-то намылился.

Еще одним неопознанным покупателем была женщина. Купила буханочку серого хлеба – перед тем перебрав едва не половину хлебного стеллажа – и несколько апельсинов, выбранных столь же придирчиво. Расплачивалась тоже наличными, аккурат перед Лидой. Стоя на кассе, подняла голову и, глядя в окаймлявшую сигаретную витрину зеркальную полосу, поправила что-то в прическе. Вышла за тридцать семь секунд до Лиды.

Успела бы она выхватить ребенка из коляски и скрыться? Пожалуй. Особенно если рядом ждала машина. Какую-то машину некоторые из опрошенных там заметили. И все-таки – вряд ли. Не исключено, но вряд ли. Зачем перебирать хлеб и апельсины, сокращая время, доступное для похищения, до жалких тридцати семи секунд?

Но лицо, когда женщина поправляла перед кассой прическу, на мгновение стало почти таким же, как на фотороботе. Добавить темные очки – и будет один в один.

– Можно мне эту запись скопировать? – Арина смотрела флешку на своем ноутбуке и вполне могла бы скопировать файл, не спрашивая разрешения – хозяйка кабинета, погруженная в чтение каких-то бумаг, на нее не смотрела. Но вежливость требовала.

– Копируй, конечно. Только не думаю, что это тебе поможет.

С этого она начала разговор, подумала Арина. И сейчас к тому же подталкивает. Зачем? Потому что «милая бабушка» – вовсе не заштатный служака, а глава преступной организации похитителей? Да уж. Или, что вероятнее, у Антонины Тимофеевны имеется свое толкование событий, в котором она уверена, да вот доказать не может. Со следователями такое случается. И простая порядочность – и человеческая, и профессиональная – не позволяет ни поделиться своими подозрениями с коллегой, ни сбить коллегу с толку. Что неизбежно, если два похищения начнут рассматривать как части единого целого.

– Вы думаете, это чисто ваш случай? – Арина не надеялась, конечно, что этот вопрос заставит Кудряш поделиться своей точкой зрения, но чем черт не шутит. Чтобы уж точно не сажать суслика в одну клетку с попугаем.

Антонина Тимофеевна покачала головой:

– Можно и так сказать. Ничей, – она замолчала и только через минуту, словно решившись на что-то, сказала. – Скорее всего, очередная «санта-барбара».

Санта-Барбара? Что она имеет в виду?

– Вы имеете в виду, ребенка похитил Альберт Сейко? Зачем бы ему? И почему именно сейчас?

– Я имею в виду, что он может быть вообще ни при чем. И отцом его Лида записала… ну не знаю… с досады, что это не он. Или не с досады, а чтоб себя лучше чувствовать. Потому что одно дело – родить по залету бог знает от кого, и совсем другое – по большой любви с успешным человеком. Большую-то любовь ведь и выдумать можно.

Арине сразу вспомнилась прошлая зима: заплаканная официантка и ее «роман» с красавцем-стриптизером. А Лина, чье поклонение великому актеру завело ее в самые темные дебри? И она спросила:

– У Лиды с головой все хорошо? Потому что выдумать себе любовь, которой мешают некие неведомые силы, и самой в это поверить – это как-то… глупо, как минимум.

Хозяйка только головой покачала:

– Да сколько таких девочек, что навыдумывают себе, и сами в это верят? Не видела, что ли? Не одни психи в выдумке живут, нормальные, в общем, тоже сказками балуются. Если думаешь, что Лида свихнулась, то чего нет, того нет. Да сама с ней поговори. Своим-то глазам веры больше.

– А… можно?

– Чего ж нельзя? Сейчас Лукьянову позвоню, – поколдовав над телефоном, она быстро заговорила. – Виктор Степаныч, проводишь коллегу к Прокопьевой? Ясно, подходи. Это участковый на том участке, – пояснила она Арине, отложив телефон.

Виктор Степанович появился так быстро, словно дожидался вызова прямо возле «башмака», под жирной стрелкой «милиция там». Пожилой, полный и круглый, он выглядел Антонине Тимофеевне братом, разве что глаза у него были не карие, а серо-голубые.

– Так ведь не станет она разговаривать-то, а? – начал он прямо с порога.

– Ладно тебе, Степаныч, она хорошая девочка.

– Ну да, – хмыкнул он. – Хорошая девочка Лида на улице Южной живет. Ладно, попытка не пытка. Пойдемте.

Цитату из Смелякова Арина отметила, но оценила ее, лишь увидев через десять минут табличку «ул. Южная». Географически название было более чем оправдано: Заводской район составлял самую южную окраину города, а эта пыльная череда пятиэтажек, если судить по солнцу, тянулась как раз с севера на юг.

Одноэтажная бетонная пристройка охватывала торец одной из пятиэтажек, как «башмак» колесо неправильно припаркованной машины.

– Это тот самый магазин? – спросила Арина, почти уверенная в том, что не ошиблась с догадкой.

– Он и есть, – подтвердил Лукьянов. – Хотите заглянуть?

Она кивнула.

Внутри все было так же, как в десятках и сотнях других торговых точек «шаговой доступности»: две кассы, одна из которых пустовала, за ними небольшой лабиринт стеллажей: хлеб, рыба, куры, молочка, овощи-фрукты, консервы, бытовая химия и прочие нужные мелочи. Участковый показал, где располагались камеры наблюдения.

– Здрасьте, Виктор Степаныч! – улыбнулась рыженькая кассирша в тесноватом для ее бюста форменном халатике. – Пивко только-только привезли, какое вы любите.

– Я на работе, – буркнул тот.

– Не нашли? – вздохнула рыженькая.

– Если б нашли, ты бы первая узнала, тут у тебя центр сбора информации, – участковый тоже улыбнулся. – Что слышно?

– Да ничего, Виктор Степаныч. Пацанва притихла, вы их вон как таскали. И то хлеб, а то как пивом нальются, так давай бузить, то песни орут, то лампочки бьют, то еще как выделываются.

– Чего народ-то думает?

– Да все то же! Петровна твердит, что Лидка ребенка сама в детский дом сдала, тетя Даша, что его на органы украли, сноха ее уверена, что ребенка родной отец себе забрал, – рыженькая фыркнула, выражая свое отношение к этой идее. – Но все больше на цыган думают. С младенцем-то больше подают, вот они и утащили.

– Можно подумать, у цыган своих младенцев мало.

Рыженькая хмыкнула:

– Так вы спросили, чего народ болтает. Зыкина вообще всем рассказывает, что это Новикова ребеночка придушила и закопала.

– Понятно. Про отца, значит, не веришь? В смысле, что отец ребенка забрал?

– Да ладно! Если Рустик, так он сидит, а если и впрямь А-алик, – она протянула это имя с интонацией, выражающей и восхищение, и презрение сразу. – Зачем А-алику Лидка и ее дите?

– Если что-то толковое