Призраки стекла - Бренна Лоурен

Помассировала слишком знакомый спазм в основании шеи и заставила себя сделать глубокий, ровный вдох.

Почему дедушка поверил, что именно я смогу разгадать эту тайну? Потому что стекло говорило со мной?

Иногда я ненавидела стекло. Точно так же, как ненавидела реку, этот дом и весь этот проклятый остров. Какой смысл говорить со стеклом, заставлять его рассказывать о том, что может быть, что будет, если оно не собирается предостерегать от старых проклятий, от утопления близких, от множества страданий и потерь, которые нам пришлось пережить за последние два года?

И зачем дедушке понадобилось усугублять ситуацию, связав меня с тем единственным человеком, с мужчиной, который мог разбить мое сердце на части?

После того как Эфраим привез меня сюда с нашей импровизированной свадебной церемонии, он остался на поздний завтрак. По дороге мы, конечно, остановились, чтобы я купила свежую одежду, ведь не могла же я войти в парадную дверь в помятой ночной рубашке, а затем взаимно согласились, что никто из нас не проронит ни слова о случившемся. Как бы ни было заманчиво оставить неприятное событие в прошлом, нет ни малейшего шанса, что мама или мои тетушки легко воспримут новость о свадьбе по принуждению. На данный момент для всех остальных мы с Эфраимом были просто помолвлены, но еще не стали мужем и женой.

Адель встретила нас в холле, с готовностью приняла наше объяснение, что Эфраим заехал за мной пораньше, чтобы обсудить наши деловые отношения за чашечкой латте в маленьком кафе неподалеку от острова, после чего проводила нас в комнату для завтрака, где остальные члены семьи сидели вокруг множества запеканок, оставшихся после похорон, ассорти из выпечки и свежего кофе.

Мамины глаза засияли при виде нас с Эфраимом, эффективно разжигая мою ярость, которую я умерила по дороге домой.

Видимо, восприняв наше с Эфраимом слабое сближение как достижение согласия, мама и тетушки почти сразу перешли к разговору о свадьбе. Так уж получилось, что доставшийся по наследству дизайн приглашения ждал своего часа еще со дня моего рождения, обычно его обновляли, добавляя разные цветы для каждой новой невесты Дарлингов, но в данном случае эту деталь мы опустили, так как времени на подобную индивидуализацию не было. Обсуждали меню, живой оркестр и было достаточно споров о возможных цветах скатертей, чтобы я скрежетала зубами.

В противовес моему высказываемому сквозь зубы мнению по разным вопросам, Эфраим был очень весел. Он прекрасно сыграл роль будущего жениха. Это была попытка, как я поняла, как можно глубже залезть мне под кожу.

А в основном, как я полагала, это была демонстрация глубокого уважения и любви, которые он питал к моей семье.

Но это было два дня назад, и с тех пор я его не видела.

Во всяком случае, не вблизи.

Последние две ночи я наблюдала за ним с веранды: темный силуэт в лунном свете, когда он исчезал на лодочном причале и выходил на реку.

Мама говорила мне, что с дикими существами так бывает. В одно мгновение они были здесь, а в следующее — исчезли, как призраки, бродившие по коридорам нашего огромного дома Дарлингов.

Наш остров и все болото принадлежали диким существам.

А мы принадлежали им.

Я вздрогнула и подняла подбородок к бледному небу.

Сет, Эфраим и я стояли здесь, на этом пляже, пятнадцать лет назад, когда мама спустилась к нам из дома, ее щеки были белыми, глаза красными и опухшими.

Она прошла мимо нас с Сетом и притянула ошеломленного Эфраима в свои дрожащие объятия. Ее голос был размеренным, ровным и нежным, стоическая мелодия горя и силы, когда она взяла его красивое, юное лицо в свои руки и сообщила ему новость, которая изменила его навсегда. Вертолет его родителей упал над болотом после того, как они покинули свое уединенное убежище на острове Офелия. Никто из находившихся на борту не выжил.

Мы все замерли, затаив дыхание, а потом мама снова обняла Эфраима, как родного, и долго-долго не отпускала его. А когда силы Эфраима иссякли, он рухнул на соленую песчаную землю и издал звук, которого я никогда раньше не слышала: это был и вой, и крик, и вздох одновременно. Мама тихонько шептала всем нам, как будто мы были еще маленькими детьми, что иногда случаются вещи, которым нет причины. Иногда с неба падают летающие предметы.

После аварии в Эфраиме не осталось жизни. За его зелеными глазами поселилась боль. И злость. Он стал жестче и как-то старше, словно заглянул в мрачную тайну, не предназначенную для него. И хотя в Дарлинг-Хаусе ему всегда были рады, все остальные стороны его жизни навсегда изменились. В семнадцать лет он неожиданно оказался под опекой тети и дяди, которые совсем не походили на романтичных, склонных к авантюрам людей, какими были его родители. Единственный наследник династии Саванны, владеющей недвижимостью и многочисленными предприятиями, Эфраим нес на своих плечах неподъемный груз. И он вымещал это на окружающий его мир, будучи настолько невыносимым, насколько возможно.

Но Сет, хотя и был на два года младше Эфраима, оказывал на него успокаивающее воздействие. Они были лучшими друзьями много лет. И всегда казалось, что в Дарлинг-Хаусе Эфраиму удается вновь почувствовать вкус прежней жизни. Как будто побег сюда создавал иллюзию, что жизнь безопасна и нормальна, как будто его родители снова дома на Джонс-стрит и ждут, когда он вернется к ужину.

Однажды серым днем он надел здесь свои сшитые на заказ коричневые школьные брюки, чтобы пойти с Сетом ловить крабов, и вскоре забрызгал их до колен черной болотной грязью.

Я указала на это безобразие.

— Надеюсь, эти пятна отстираются.

— Это проблема моей экономки.

В шоке я сжала в руке кусок коряги. Я знала, что он не имел в виду этого. Он не был таким, не совсем. Но все равно это сказал. А храбрые, хорошие мужчины, каким, как я знала, он был на самом деле, никогда не говорят того, что не имеют в виду.

— Ты сноб, Эфраим Каллаган.

Он одарил меня сардонической улыбкой.

— Не обращай на нее внимания. — Сет сказал, глядя на меня с таким же разочарованным видом, как и тогда, когда я жульничала в настольных играх. — Она такая эмоциональная в последнее время. Никто не пригласил ее на бал дебютантов, и она очень переживает по этому поводу.

Мои щеки горели, но я не сводила взгляда с Эфраима.

Мне хотелось обнять его и заплакать вместе. Так, как мы стояли на кладбище