Операция “Зомби” - Сергей Самаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я возьму у него программу-шифратор. Он обещал мне последнюю свою эксклюзивную разработку. Дешифровке, говорил, даже теоретически не поддается и при наличии диска-шифратора. Оператор должен только ввести и запомнить логин-лозунг не менее и не более какого-то определенного числа знаков. Всю документацию по Спиридонову я буду зашифровывать в своем компьютере. Логин будем знать только я и вы.
– Годится. Выполняйте, – согласился генерал.
Не возвращаясь к себе в отдел, полковник Мочилов отправился через подвал в другое крыло здания. Дежурный по отделу капитан попросил подождать, пока генерал Болотов освободится, но, не зная Мочилова, не пустил его за «вертушку».
Ждать пришлось минут пятнадцать. Болотов сам вышел из кабинета, провожая трех незнакомых полковнику майоров, и увидел Мочилова.
– Ты ко мне? – крикнул через коридор.
– Так точно, – тоже криком ответил Мочилов.
Болотов махнул рукой дежурному, выполнил почти по-уставному поворот через левое плечо и – животом вперед – уже скрылся за дверью. Мочилов поторопился и вошел в кабинет почти следом за генералом.
– Коньячку? – поинтересовался Болотов солидным хрипловатым баском.
– Нет, спасибо, товарищ генерал. Спешу. У меня к вам два дела. Первое. Вы мне обещали, если помните, какую-то свою программу.
– Ах да... Да-да... Я диски как раз недавно размножил. Выделю, выделю, как обещал. Согрина больше не видел?
– Нет. Он, как на службу вернулся, весь в делах. Наверстывает упущенное им лично и потерянное страной, пока его в армии не было.
– И правильно, и правильно... Он офицер толковый. Я же его как-то даже к себе в замы сватал, хотел с гражданки вытащить. Еще года три назад. Так он не захотел в столицу... Ну да у каждого свои причуды. У Согрина свои, у тебя – еще не легче! – свои...
– А у меня какие? – улыбнулся полковник.
– Еще какие! От коньяка, видите ли, отказывается! – Генерал фыркнул, как кот, которому вместо сметаны подсунули хлорку, открыл дверцу сейфа, но в этот раз его интересовало нижнее отделение, а не верхнее, где стояла целая батарея бутылок. И достал оттуда коробочку с компакт-диском.
– Пользуйся. Жалую от доброты душевной. Тебе для собственных нужд или на отдел берешь?
– Для собственного служебного архива, – замысловатой формулировкой ответил полковник.
– Тогда ладно, тогда проблема проще, и оформлять ничего не будем. А второе что у тебя за дело? Только давай – раз уж без коньяка и раз уж ты торопишься! – тоже побыстрее, а то ко мне должны старые товарищи подойти. Командированные из округов.
– Меня сегодня вызывал генерал Спиридонов. Там в каком-то сайте ваши парни нашли фотографии двух капитанов в различных видах. Эти капитаны проходят по моему отделу...
– Да-да, такое было, кажется, вчера или позавчера... Я Спиридонову отослал распечатку. Что тебя интересует?
– Все, что касается Ангелова и Пулатова!
Болотов на пару секунд задумался.
– Нет. Распечатку я тебе дать не могу без санкции начальника управления. Или пусть хотя бы Спиридонов переадресовку на копию распишет.
Коньяк – коньяком, но к делам Болотов относился строго. И при всей своей болтливости языка никогда не был болтуном, иначе не работал бы в ГРУ, тем более в отделе, где сходятся секреты самых разных направлений. По осведомленности в делах разведки генерал Болотов уступал только начальнику шифровального отдела. Но оба они, несомненно, знали больше, чем сам начальник управления.
– Хорошо, товарищ генерал. Я сделаю запрос на имя Спиридонова.
– А зачем тебе это? Фотокарточки у тебя у самого в отделе, наверное, есть. А все остальное там ни тебя, ни твоих парней не касается. И Спиридонов сможет только на фотокарточки подпись дать. Это я гарантирую. Он же страсть как секреты любит разводить.
– Мне только фотографии и нужны. Все.
– Ладно. Фотокарточки я, думаю, могу тебе и так дать. Они секрета не составляют. Я попрошу парней распечатать и принести тебе. Как, говоришь, фамилии этих парней?
– Капитан Ангелов и капитан Пулатов.
Генерал записал на картонном прямоугольнике и спрятал запись в стол.
– Хорошо. До конца дня сегодня тебе доставят. На месте будешь?
– Если меня не будет, пусть у дежурного оставят. Лучше в запечатанном пакете... Разрешите идти, товарищ генерал?
– Иди. Может, все-таки грамм пятьдесят для настроения? Грузинский марочный...
– Ну, пятьдесят грамм можно, – пожалел генерала Мочилов, глядя, как морщится от непонимания ситуации мясистый нос Болотова.
Болотов налил сто пятьдесят и молча протянул стакан.
2
– Стоп, ребята! – поднял я руку и выступил за живой щит прямо под стволы. – Стрелять настоятельно не рекомендую!
В критический момент, знаю по опыту, спокойствие и твердый голос могут решить исход всего дела. Спокойствия я так давно уже не терял, что забыл, как беспокойство выглядит. А что касается твердого голоса, то его я научился контролировать еще в первых же боях, в которых довелось принять участие. В Афгане порой спокойствие и твердый голос отца-командира действовали на молодых солдат так же, как добрые слова матери. И помогали перебороть и страх, и отчаяние, и вообще заставляли парней взять себя в руки.
Охранники остановились, словно тормоз до упора отжали. Уважают авторитет старших. Это уже хорошо. Значит, можно и дальше продолжить задушевную беседу. Там, глядишь, слово за слово, и ситуация кардинально перевернется. Возможность представится для новых вариантов существования без слоновьих доз снотворного.
Она и повернулась. Я даже не оборачивался полностью, только взгляд на свое плечо скосил и понял, что могу смело, чуть не нагло продолжать, – Пулат уже положил руки соответствующим ситуации образом на соответствующее решительным действиям место.
– Отпустите профессора... – с угрозой в низком голосе, еще слегка задыхаясь от недавнего забега по коридору, произнес лысоватый и лобастый крепыш ростом с Виталия. Крепыш-то он крепыш, хотя я не думаю, что в рукопашной разборке он сможет Пулату или тем более мне что-то противопоставить. А уж в психологической ему не сравниться со мной – это я по глазам вижу. Парень, кажется, чуть-чуть истеричный, хотя и жесткий внутренне. Такие легко поддаются и восторгу, и панике. Хотя именно этим он сейчас и опасен. Я хорошо знаю, что любая группа лиц – многолюдная толпа на политическом митинге или трое собутыльников, встретившихся за углом, – является единым живым организмом, подчиняющимся стадному инстинкту. Человек толпы перестает быть личностью, перестает мыслить индивидуально и поступать в соответствии со своими принципами, привычками, со своим, в конце концов, воспитанием. Отсутствие общего мозга при наличии общего сознания часто доводит до беды. Толпой правит не разум, а эмоции. Один из разноликого множества поведет себя не так, струсит или, наоборот, бросится вперед – и другие последуют его примеру. Возобладает первая и сильнейшая эмоциональная энергия. Потому-то эмоциями толпы следует управлять с умом.
– Так этот дедок еще и профессор? Бедная наука! Она рискует потерять своего представителя прямо сейчас, прямо сию минуту... Не суетитесь, молодой человек, и прекратите скрипеть зубами от злости – зубная эмаль плохо восстанавливается и вам грозит скорый кариес. Лучше здраво осмыслите ситуацию и сообразите, как вам дальше себя вести.
– Ну... – протянул крепыш, ожидая продолжения задушевной беседы.
Осмысливает. По глазам вижу, что старательно пытается это сделать. Значит, поддается.
– Вы, ребята, просчитались и бросаетесь неразумно грудью на амбразуру. Иногда это бывает необходимо, но не всегда... Как, например, в данном случае, когда результат не оправдает затрат. Обратите внимание, как я стою... Обратили? Я закрываю от вас и дедка, и своего товарища. Понимаете, зачем? – Голос мой тверд и даже слегка насмешлив. Уверенный голос. Я вижу, толпа подчиняется ему, как тупое стадо окрику пастуха. – Стрелять придется сначала в меня – это съедает несколько секунд, которых вам не хватает для успеха дела. И только потом, когда я упаду, сможете прицелиться в моего товарища. Но, таким образом, прошу заметить, на то, чтобы меня убрать с дороги, и на прицеливание и выстрел в капитана Пулатова потребуется больше времени, чем самому капитану, чтобы совершить короткий рывок левой рукой. Более того, даже после выстрела он сможет совершить такой рывок и сломать уважаемому дедку, которого вы зовете профессором, шейный позвонок. Это гарантированная смерть в течение двух-трех секунд. Советую подумать...
Они вняли моим словам. Они думают.
– Ну? – абсолютно внятный вопрос задал по-прежнему один крепыш. Очевидно, он у них за главного. На него и следует больше всех давить. Психикой на психику. Я будто бы даже вижу, как от меня идут неведомые волны к нему, а от него они резонансом действуют на всех остальных.
– Подумали? Тогда опустите стволы, выйдите за порог, перестаньте шуметь не по делу и выслушайте наши условия.