Флибустьерское синее море - Василий Баранов

— Танька, Татьяна, — кричал он. — Мы выиграли тендер, мы подписали договор с железными дорогами. Представляешь! Мы победили!

Он ликовал, а Татьяна, почему-то, даже не улыбнулась в ответ. Он опустил ее на пол. Она только спросила:

— Ужинать будешь?

— Да, буду, — и пошел в ванную, что бы помыть руки. Оттуда он спросил, — Таня, а на ужин что?

— Я картошку пожарила и котлеты. — Голос не радостный. Даже наоборот. Может, у нее настроения нет. На работе не заладилось, бывает же. Не каждый день небо без облаков.

Костя прошел на кухню. Жена поставила перед ним тарелку с картошкой и котлетами. Сама села напротив, оперлась локтями на стол. Смотрит.

— Таня, у тебя что-то случилось? — Спросил он. Предчувствие беды.

— Нет, ничего. — Потом, помолчав, сказала, словно выплеснула на него ведро холодной воды. — Мы должны расстаться.

— Как? Как расстаться? — Он не понимал услышанного. Совершенно не понимал.

— Мы должны развестись, — сказала Татьяна.

— Почему? Что случилось, Таня? — Костя соскочил. Подошел к жене, что бы ее обнять, а она оттолкнула его руки. — Ведь должна быть какая-то причина.

— Все, что у нас было, — сказала Татьяна, — ошибка. Прости, что я поняла это поздно.

— Таня. Может быть, я в чем-то виноват? — Пытался найти причину Константин.

— Нет, Костя, ты не виноват. Скорее мы оба виноваты. Мы ошиблись. Я не люблю тебя, я люблю другого.

Выходя из кухни, она сказала:

— Я думаю, тебе сегодня лучше спать на диване.

Он долго, долго сидел на кухне, так и не мог понять, что произошло. В чем причина? Вот так просто, они должны расстаться. Он любит ее, любил. И она…. Не может быть. Еще несколько дней он пытался разобраться в случившемся. Пытался поговорить с женой, но та повторяла: мы должны с тобой расстаться. Причины он не понял. Ему было больно. Просто больно. И даже сегодня на суде он не мог понять, что произошло, отчего это так. Он вышел из здания суда и поехал. Сам не знал, куда едет. Ехал не торопясь, пытаясь осознать, что произошло. Остановил машину, открыл дверцу, поставил ноги на асфальт, и так, сидя в машине, достал из кармана пачку сигарет, закурил. Сидел. В голове ничего не укладывалось. Он осознал, счастье покинуло его.

Не только люди вершат судьбы. Упавшее дерево или лавина камней могут изменить судьбу, легкий сквозняк способен нарушить ваши планы.

Она лежала в темноте. Большая. Ее наполняла жизнь. Эта жизнь билась внутри нее, и ей было уютно в этой темноте, в этой тесной темноте потому, что внутри билась жизнь. Она была сильной, мощной, и ей казалось, она будет существовать еще многие годы. Правда, ее иногда тревожила сырость и пульсации внутри ее тела. Они то нарастали, то исчезали. Капля воды за каплей падает на ее бок, она чувствует это. Она не боялась этого. Нежилась в темном узком пространстве.

Гриша и Даня сидели на лекции, поточная лекция. Там за окном хмурый промозглый пасмурный день. Лекцию читает профессор Зотов. Читает не выразительно, о такой манере говорят, читает, как пономарь. Блекло. Не очень и слушать хочется его. Взгляд у профессора тоскливый. Читает он быстро, очень быстро. Торопится закончить, покончить со всем этим. И ему самому не нравится то, что он произносит. Если выпадешь из ритма его речей, то записать потом ничего не сможешь, особенно если тебе не хочется, и если за окном такой пасмурный день. Ребятам вовсе не хотелось думать об этой лекции. Они болтали о чем-то о своем. Гриша спрашивал:

— Даня, а что ты там у себя на Карибах делаешь?

— Сейчас? Лекцию Зотова слушаю. А там мы стоим на острове, ничего не делаю. Жизнь спокойная.

— Просто отдыхаешь? Лежишь на диване или на пляже.

— Нет. Я там придумал всех посватать.

— Ты? — Тихо спросил Гриша. — Ты к кому-то собрался свататься?

— Не я! Отца я хочу женить.

— Зачем?

— Что б он не один был, что б у него семья была. Я о нем забочусь.

— А он сам хочет жениться?

— Нет. Но я с ним поговорил. Он не соглашается. Я его уломаю. Зачем намтут основы психлогии преподают. Знания — в жизнь.

— Так ты теперь сваха? Ханума?

— Нет. Я к этому делу Жаннетту подключил. Она всех девушек на выданье знает. Так что у меня персональная база данных. Прогресс внедряю. Я и Ронни женю. Открою брачное агентство. В море — пират, на суше — директор престижного агентства.

— Сводня?

— Малое предпринимательство на корню губишь, Гриша. Тут особый подход нужен. Что есть женская красота? Только мужчина может сказать. Так, по мужски, смотри какая клеевая баба! И без всяких сю-сю. А как меняются стандарты красоты? Кому нужна толстушка Милосская, по прозванию Венера? И жерди из глянцевых журналов? А тут Даня с его стандартом красоты. В журналах тощие, длинные, как волос в супе.

Гришку от этих слов передернуло, представил волос.

— Как волос в супе?

— Да, зачерпнул ложку, а оттуда она, как волос. Я и тебе поберу, зарыдаешь.

" Да, — думал Гриша, — Даня выберет, а я всю жизнь рыдать буду".

Лекции закончились. Они вышли на улицу. Снег, белые снежинки. Было почти безветренно, и время от времени с веток срывались последние осенние листья. Шли медленно. Данька сказал:

— Вот бы сейчас подняться в небо на дельтаплане и парить.

— Даня, не думаю, что наверху приятно парить, там ветер, сквозняк. Продует.

— Приземленный ты человек, Гриша. Неужели тебе никогда не хотелось летать.

— Не сейчас, не по такой погоде. — Поежился Гриша.

Тут к ноге Даньки подбежала маленькая белая болонка. Стала обнюхивать. Даня замер. Прошло много времени, но он помнил, как однажды на его родной улице, был случай. Он переходил улицу, его чуть не сбила машина. Он пробежал до тротуара, остановился отдышаться. Такая же маленькая собачка оглушительно залаяла на него. Он отскочил от неожиданности и подвернул ногу. Эти маленькие исключительно коварные создания. Вот вцепится в лодыжку. Он боялся пошевелиться.

— Данька, ты чего? Пойдем.

— Ага, тут собака Баскервилей. Вцепится. — Больших собак он не боялся, маленьким не доверял. Эти по дури или от страха могут укусить. А ударить в ответ жалко.

— Вот эта? Плюгавинькая, белая. Не смеши.

— Броситься и съест. — Даня косился на собачонку.

— Опять чушь несешь.

Болонка не нашла ничего интересного в этом парне, и побежала своей дорогой.

— Фу! Все, пронесло. Пойдем. — Отчего страхи возвращаются к нам, как письма из детства.

— А куда мы идем, господин Баскервиль?

— Так в ресторацию. — Даня указал на киоск, где торговали хот-догами.

Они шли и жевали на ходу, запивая водой. Подошли к мостику, перешли его. Они продолжали свой путь.

Она, лежавшая в темноте, чувствовала, подходит ее последний час, последние минуты. Бок болит все сильнее, его разъедает, разъедает коррозия. Она газовая труба, лежащая под землей, и если сейчас давление чуть-чуть повысится, это будет последнее биение жизни внутри нее, не выдержат ее стальные бока, она разлетится на множество кусков. Пришел ее последний час.

Данька почувствовал неясную угрозу. Откуда она исходит? Он мог чувствовать опасность всем своим телом, всей кожей. Он осмотрелся, но ничего не привлекло его внимания. Угрозы нет. Идут дальше, но ощущение опасности остается. С какой стороны может идти угроза. Тут он почувствовал легкое колебание под ногами. Из под земли, но что это может быть. Неясное беспокойство переросло в уверенность. Что-то страшное произойдет сейчас. Он ухватил Гришку за руку, дернул:

— Бежим!

Они добежали до машины, стоявшей у обочины. Даня открыл заднюю дверку, запихнул туда Гришу, открыл переднюю и плюхнулся рядом с водителем. Костя оглянулся, какие-то парни залезли в его машину.

— А ну, вон, — закричал, — из машины! Кто вы такие?!

— Гони скорее! Гони! — Кричал Данька. — Сейчас рванет!

— Что рванет?

— Гони! — Даня ухватил водителя за руку. Тот ничего не соображая, завел машину и рванул с места. Отъехали метров сто.

— Можешь остановиться, — разрешил Данька.

Они затормозили, и тут труба закончила свою жизнь ярким пламенем и фейерверком, который хорошо был виден ребятам. Грохот и рев пламени. До них дошла лишь ударная волна.

— Рвануло. Как рвануло! — Только и мог выдавить из себя Константин. — Что этот было?

— Кто его знает. Думаю, газовая магистраль. — Откликнулся Даня. — Я просто почувствовал опасность. Я иногда чувствую такие вещи.

— Это что бомба? — Гриша тоже не мог разобраться в произошедшем.

— Вряд ли. Это магистраль. Техногенная катастрофа. — А пламя еще подымалось над землей.

— Я… я же стоял на этом месте. — До Константина доходило, что могло случиться. — Я бы сейчас…

— И ты бы, и мы вместе с тобой. Бежать было поздно. Если б не твоя машина…. Ты нас спас.

— Господи, парни, это что, судьба? Мы спаслись?