Вурдалак - Слэйд Майкл

— Лови его на слове, — посоветовал Чандлер. — Ты не в моем вкусе.

— Ну и что? — промурлыкала женщина-леопард. — Зато ты в моем.

Она развернула ближайший стул и уселась напротив Цинка, положив руки на спинку и навалясь на них пышной грудью.

Чандлер снял темные очки и впился в нее злобным взглядом.

В ответ она показала язык, нагнулась поближе и шепнула:

— Хенглер — вон там, у сцены. С цепями на шее.

Удивленный Цинк отвернулся от агента ОсоНа и посмотрел в широкий конец помещения-гроба. Он обманулся из-за того, что ему показалось, будто женщина по пояс обнажена. Такого не ждешь от сотрудницы полиции. Однако приглядевшись повнимательнее, он различил под толстым слоем краски тонкое облегающее трико.

«Стоит изменить перспективу, — подумал Чандлер, — и разоблачишь любое притворство. Обманываться — свойство человеческого ума».

Рэй Хенглер у скрытой занавесом сцены беседовал с двумя мужчинами. Дверь позади них, вероятно, вела в гримерную.

Хенглер оказался жирным, рыхлым, лоснящимся субъектом со стрижкой ежиком и крючковатым ястребиным носом. Он весь блестел золотом: «Ролекс» на пухлом запястье, бриллиантовые кольца на толстых мизинцах-обрубках, массивные цепочки на шее. Вышитая ковбойская рубаха еле сходилась на животе, вылезавшем из сшитых на заказ джинсов. На замшевой летной куртке под мышками виднелись с одной стороны пятна соленого пота, с другой — выпуклость, в которой опытный глаз Чандлера угадал полуавтоматический пистолет в наплечной кобуре. Типов вроде Хенглера узнаешь за версту.

— Ботиночки, заметьте, из кожи гремучей змеи, — негромко процедила женщина-леопард. — У него плоскостопие, и при ходьбе он сопит. Когда говорит, выворачивает верхнюю губу. Пользуется очень дорогим одеколоном. За спиртное отваливает по стольнику. И постоянно почесывает в паху. Свинья свиньей.

Чандлер улыбнулся.

— Ну, соври еще чего-нибудь, — сказал он громко, чтобы слышали за соседними столиками, — глядишь, я тебя и трахну.

— О-о-о, — съехидничала женщина-леопард, — ты и по-человечески разговаривать умеешь? — И, понизив голос, прибавила: — Подонка с фиговым листком зовут Аксель Крипт. [22]Кличка «Топор», [23] играет на бас-гитаре.

Чандлер пригляделся к молодому парню справа от Хенглера: высокий, поджарый и почти голый, если не считать черного кожаного бандажа под надетыми один на другой тремя ремнями. На поясе болтались миниатюрные черепа и сморщенные, ссохшиеся головы. Одна рука была в черной кожаной перчатке с отрезанными пальцами, другая сжимала гриф бас-гитары, формой напоминающей топор палача. Лицо парня с помощью флюоресцентных красок было превращено в череп. В свете синей полоски, горевшей над дверью, оно сияло отвратительной бледностью. Светлые волосы были коротко подстрижены на висках и не тронуты на темени.

— Третий мужик — загадка, — сказала женщина-леопард. — Его, похоже, никто здесь не знает, поэтому я не могу получить на него данные. Но они с Хенглером весь вечер проговорили с глазу на глаз.

Пресловутый третий — в двубортном костюме, черной рубашке и белом галстуке — походил на гангстера из дешевых боевиков тридцатых годов. На голове лихо сидела мягкая шляпа из серого фетра, через руку был переброшен плащ. Мужчина, как и Чандлер, был в темных очках.

— Ну и зверинец, — тихонько присвистнул Цинк.

Рэй Хенглер и компания вдруг прервали разговор: из-за занавеса появился администратор и заговорил с патроном. Хенглер кивнул круглой, как шар, головой, и администратор удалился за сцену, а троица исчезла за дверью под синей лампой.

— А где Ирокез? — спросил Чандлер женщину-леопарда.

— Не знаю, — ответила та. — Я по нему не работаю. Мое дело Хенглер.

— Как по-твоему, он может быть в комнате за той дверью?

Женщина-леопард пожала плечами, и они стали ждать.

Когда Хенглер и компания вошли в гримерную, вамп, сидевшая перед зеркалом, резко повернулась к ним на вертящемся кресле. Эрике Цанн (ибо таков был ее сценический псевдоним) шел двадцать девятый год. Высокая, стройная — ни капли лишнего жира, — прекрасно сложена. Сейчас весь ее наряд составляли лишь узенькие черные трусики. Манерой двигаться и держаться Эрика напоминала чувственную рептилию. В жизни ее звали Рика Хайд.

За порогом гримерной Хенглер был объектом наблюдения. Здесь он превратился в наблюдатели. Сально ухмыляясь, он разглядывал женщину.

Рика надела черный пояс с резинками и натягивала сетчатые чулки. Хенглер заметил, что пальцы ног у нее очень маленькие, словно разделенные перепонками. Рика встала, сходила за туфлями (ступала она на самые кончики пальцев) и вернулась. Хенглер жадно оглядывал ее длинные стройные ноги, узкие бедра, изгиб спины. На шее у Рики на цепочке затейливого плетения висел серебряный кулон — выполненное в черной и белой эмали изображение Повешенного из колоды Таро. Молодая женщина сняла с крючка возле столика черное платье и, подняв руки над головой, проскользнула в него.. Хенглер подумал: «Плоска как доска. Жалко». Платье упало, точно театральный занавес, скрыв тело Рики. Хенглер принялся беззастенчиво разглядывать ее лицо.

Хенглер предпочитал заниматься любовью если не с маленькими мальчиками, то с эксцентричными брюнетками. Рика Хайд — Эрика Цанн — проходила по второй категории. В ее холеном гладком лице присутствовала странная заостренность черт, та же точеность, какая проступала И в абрисе тела; язык то и дело по-змеиному проворно облизывал губы. Вокруг ярких карих глаз и по контуру удлиненного лица была нарисована кайма из черно-синих зубцов. Нос с горбинкой, крупные хищные зубы. В левом ухе сережка — нацистская свастика.

Хенглер поскреб в паху и повернулся к своим спутникам.

Через несколько минут скелет в бандаже отделился от остальных и подошел к туалетному столику, за которым гримировалась Рика. Он пододвинул стул, уселся и принялся накладывать белила. Того, что он при этом шептал, не слышал никто, кроме девушки.

— Хенглер темнит. Он что-то скрывает.

— Как это, Аксель? — удивилась Рика.

— Во-первых, он никогда не снимал рок-клипы.

— Да, зато у него есть деньги. Он нас выпустил, он нас и раскрутит.

— Эрика, мужик в роке вообще не сечет. Он делает порнуху. Его вот-вот посадят за потрах на экране. Говорят, в позапрошлом году на ихних съемках кого-то замочили.

— И хорошо, — холодно улыбаясь, ответила Рика. — Дурная слава для нас — самое то. Чем хуже, тем лучше.

Ее лицо, руки и плечи покрыл толстый слой белой основы для грима, и живая плоть теперь казалась мертвой. Высокий, до талии, разрез на сильно декольтированном прямом макси-платье открывал для всеобщего обозрения нижнее белье. Вокруг глаз появились черные круги. Единственными яркими пятнами были ядовито-алые губы и красная струйка, которую Рика сейчас рисовала на подбородке под своим хищным оскалом.

— Ему же только одного надо, Эрика. Залезть к тебе в трусы.

— Значит, у него хороший вкус.

— Хенглер бандюга, а не продюсер. Мы ему нужны, чтоб отмывать левые деньги. Он страшный человек, с ним шутки плохи.

— Со мной тоже, — Рика натягивала длинные черные перчатки. — В нашем роду все женщины — хищницы.

Дверь вдруг распахнулась, и в гримерную ввалился пьяный в белом халате, забрызганном кровью. Его глаза прятались за толстыми зеркальными очками — ни дать ни взять сумасшедший ученый, последние несколько часов дышавший парами ртути.

— Катись отсюда, — рявкнул Хенглер и, взяв пьяного пятерней за лицо, вытолкнул за порог.

В этот миг Рика Хайд посмотрела на «гангстера» в двубортном костюме и черной рубашке с белым галстуком, и они обменялись холодными улыбками. Ее взгляд упирался в черные стекла его очков.

— Что это? — спросил Чандлер.

Он по-прежнему наблюдал за дверью гримерной. Туда забрел какой-то парень в белом халате. Однако пока Цинк задавал вопрос, парень вылетел обратно.