Мы встретились в Раю… Часть вторая - Евгений Козловский

СОНЕТ

Мы так любили, что куда там сутрам,любили, как распахивали новь.На два часа мы забывались утроми пили сок — и снова за любовь.

Но седина коснется перламутромтвоих волос, и загустеет кровь.Я стану тучным и комично мудрым.Мы будем есть по вечерам морковь —

протертую, конечно: вряд ли нампростой продукт придется по зубам,вот разве что — хорошие протезы.

Что заплутал, я чувствую и сам,но не найду пути из антитезык синтезы гармоничным берегам.

* * *

Я позабыл тебя напрочь, мой ласковый друг:как бы ни тщился, мне даже лица не припомнить,а в пустоте переполненных мебелью комнатзеркало в зеркале: мячик пространства упруг.

Времени бита нацелена точно: онане промахнется, удар будет верным и сильным.В комнатах эховых, затканных сумраком синим,мячик взорвется. Но дело мое — сторона.

Дело мое — сторона, и уж, как ни суди, —я не причастен к такому нелепому миру.Мне уже тошно глядеть на пустую квартируи безразлично, что будет со мной впереди.

Времени бита нацелена — это пускай;мячик пространства взорвется — и это не важно.Я позабыл тебя, вот что, любимая, страшно.Я же просил, я молил тебя: не отпускай!

* * *

Оркестр играет вальс. Унылую аллеюлиства покрыла сплошь в предчувствии зимы.я больше ни о чем уже не пожалею,

Когда бы и зачем ни повстречались мы.оркестр играет вальс. Тарелки, словно блюдца,названивают в такт. А в воздухе густом,едва продравшись сквозь, густые звуки льются,вливаются в меня… Но это все потом.а будет ли потом? А длится ли сегодня?

Мне времени темна невнятная игра.и нет опорных вех, небес и преисподней,но только: час назад, вчера, позавчера.уходит бытие сквозь сжатые ладони,снижая высоту поставленных задач,и нету двух людей на свете, постороннейнас, милая, с тобой. И тут уж плачь — не плачь.ссыпается листва. Оркестр играет. Теникаких-то двух людей упали на колени.

128. СТИХИ К ЮЛИИ * * *

О льняное полотностерты локти и коленки,и уже с тобой по стенкеходим мы давным-давно,

как старуха и старик,чтоб не дай Бог — не свалиться.Ну а лица, наши лица —все написано на них!

Эти черные кругипод счастливыми глазами…Вы не пробовали сами?Вот же, право, дураки!

ЗАВТРАК В РЕСТОРАНЕ

Под огромными лопастямивентиляторов, мнущих дым,полупрошеными гостямив ресторане вдвоем сидим.

Потолок оснащен винтамии поэтому верит, псих,что расплющит стены, достанетдо людей и раздавит их.

Он в безумье своем неистов,собираясь работать поутонченной схеме убийства,сочиненной Эдгаром По.

* * *

Минорное трезвучиемажорного верней,зачем себя я мучаютак много-много дней,

зачем томлюсь надеждоюна сбыточность чудес,зачем болтаюсь между япомойки и небес?

Для голосоведениямой голос слишком тощ.Минует ночь и день, и я,как тать, уйду во нощь

и там, во мгле мучительной,среди козлиных морд,услышу заключительный,прощальный септаккорд.

И не хуя печалиться:знать, где-то сам наврал,коль жизнь не превращаетсяв торжественный хорал,

коль так непросто дышитсяи коль, наперекорсудьбе, никак не слышитсяспасительный мажор.

129. СТИХИ К НОННЕ * * *

Мне б хотелось, скажу я, такую вот точно жену.Ты ответишь: да ну? дождалась! Ни фига — предложеньице!Тут я передразню невозможное это да ну,а потом улыбнусь и скажу: может, вправду поженимся?

Почему бы и нет? Но ведь ты бесконечно горда,ты стояла уже под венцом, да оттуда и бегала.Выходить за меня, за почти каторжанина беглого, —неужели же да? Ах, какая, мой друг, ерунда!

Ну а ты? Что же ты? Тут и ты улыбнешься в ответи кивнешь головой, и улыбка покажется тройственной,на часы поглядишь: ах, палатка же скоро закроется!Одевайся! Беги! Мы останемся без сигарет.

* * *

Берегись, мол: женщину во мнеразбудил ты! — ты предупредила.Если б знал ты, что это за сила,ты бы осторожен был вдвойне!

Берегись? Тревожно станет мне,но с улыбкой я скажу, беречься?ведь беречься — можно не обжечься,а какой же толк тогда в огне?

* * *

В ночь карнавальных шествий,масочных королев,Ваше Несовершенство,я понесу ваш шлейф.

Сделаю вид, как будтоВы недоступны мне,робким и страстным буду(на шутовской манер).

А на рассвете липкомВас, одуванчик мой,сумрачный сифилитикстащит к себе домой.

ПИКОВАЯ ДАМА

Ты госпожа зеленого стола.Ты выстрелов не слушаешь за дверью.Твой серый взгляд холоден, как скала,и, как скала, всегда высокомерен.

Но будет день! Удача неверна,удаче не пристало гувернерство,и незаметно от тебя она,тебя не упреждая, увернется.

Тогда-то ты (я этого дождусь!)с отрепетированностью кульбитауверенно произнесешь: мой туз.И вдруг услышишь: ваша дама бита.

COMMEDIA DEL ARTE

В перегаре табачном и винном,в узких джинсах с наклейкою «Lee»обреченно сидит Коломбинас негром глянцевым из Сомали.

А в мансарде, за столиком низким,обломав о бумагу перо,пишет страстные, грустные письмаодуревший от горя Пьеро.

Наверху одинока, беспола,от московского неба пьяна,в чуть измятом жабо ореолазабавляется зритель-луна.

* * *

Моей души бегонии и розыдремучей ночью, словно дикий тать,я поливаю медным купоросом,чтобы не смели больше расцветать.

Я буду жить, добрея и жирея,не зная слез, не ведая тоски.Душа — не место для оранжереи,мне надоело холить лепестки.

А вам не жаль? — ночной случайный зрительбестактно спросит. Я отвечу так:мне не понять, о чем вы говорите —о купоросе или о цветах.

* * *

Я в краю метели и бурана,там, где валят лес и роют торф.На пластинке — Катули бурана,гармоничный, страстный Карел Орфф.

И хрупка окна поверхность, и млечна,как устали стекла вьюгу держать!Эта Лесбия! Зачем она вечна?!И куда мне от нее убежать?

А время катит тяжелей и заметней.Я повторяю вслед за диском затертым:Катулл измученный, оставь свои бредни:ведь то, что сгинуло, пора считать мертвым.

130. СТИХИ К ИРИНЕ * * *

От твоей моя обитель —ровно рубль.Счетчик щелкает. Водителькрутит руль.

Фонари дневного светамимо глаз.Я гляжу картину этув сотый раз.

Ах, киношные билеты —заплати!Хорошо, что нынче лето,ну… почти.

Не копейка, не полушка —целый рубль!Дверь такси — кинохлопушка:новый дубль.

* * *

Покуда нет, не страхлюбимого лица,но что-то там, в глазах,обрушивается.

Логичен, как загон,заплеванный подъезд,истончился в картоннесомый нами крест.

Стечение примет,хоть не в приметах суть.От дыма сигаретуже не продохнуть,

не повернуть назад,недолго до конца,и что-то там, в глазах,обрушивается.

131. СТИХИ К ЛИКЕ * * *

Словарь любви невелик,особенно грустной, поздней.Сегодня куда морознейвчерашнего, но привык

к тому я, что так и есть,что тем холодней, чем дальше.Вблизи все замерзло. Даль жетуманна, и не прочесть

ни строчки в ней из тогонетолстого фолианта,где два… ну — три вариантасудьба нам дала всего.

* * *

Я тебе строю домкрепче огня и слова.Только чтоб в доме томни островка былого,

чтобы свежей свежамебель, постель и стены,мысль чтобы не пришластарые тронуть темы.

Я тебя в дом введупо скатертям ковровым.Только имей в виду:дом этот будет новым,

дом этот будет наш,больше ничей! — да сынанашего: ты мне дашьсына и дашь мне силы

выдюжить, выжить. Житьстанем с тобой счастливо:ты — вечерами шить,я — за бутылкой пива

рукопись править. Домпозже увидит, как мыоба с тобой умрем,вычерпав жизнь до капли,

как полетим над ним,светлым манимы раем:так вот тончайший дымветром перебираем.

Божьим влеком перстом,Змея топча пятою,я тебе строю дом.Дом я тебе построю.

* * *

Мы не виделись сорок дней.Я приеду, как на поминки,на поминки-сороковинкипредпоследней любви моей.

А последней любви пора,вероятно, тогда настанет,когда жизнь моя перестанет:гроб, и свечи, et cetera.

* * *

Я никак не могу отвязаться от привкуса тленав поцелуе твоих удивительно ласковых уст:дикий ужас проклятия — не до седьмого колена,а до пор, когда мир этот станет безлюден и пуст.

В беспрерывном бурчанье земли ненасытной утроба,в беспрерывном бурчанье, бросающем в дрожь и в озноб.У постели твоей на коленях стою, как у гроба,и целую тебя, как целуют покойников: в лоб.

Всё мне чудится в воздухе свеч похоронных мерцанье,всё от запаха ладана кругом идет голова.Столкновение с вечностью делает нас мертвецами,и одной только смертью, возможно, любовь и жива.

132. В СУМРАЧНОМ ЛЕСУ

19 ОКТЯБРЯ