Птица малая - Мэри Дориа Расселл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начав просматривать журнал, Джимми погрузился в процесс, разговаривая скорее с самим собой, чем с Софией. Поглядывая на него одним глазом, она подумала: неужели мужчины не понимают, что гораздо более привлекательны, когда занимаются собственным делом, чем когда пытаются очаровать женщину?
Лесть едва ли можно счесть привлекательной. A заодно удивилась тому, что начинает по-настоящему симпатизировать Джимми Куинну, и постаралась немедленно избавиться от этой мысли, которой не было места в ее жизни, и она не имела никакого желания поощрять любые фантазии, которые он может питать. София Мендес никогда не обещала того, чего не могла дать.
– А вот интересно, – произнес Джимми. София сконцентрировала свое внимание на изображении прямоугольного сигнала. – Вот, видите? Этот сигнал превышал уровень шума, и просуществовал… дайте посмотреть… Вот. Он просуществовал примерно четыре минуты, после чего отключился. – Он хохотнул. – Черт возьми, это что-то рукотворное. Вот эта его часть, – он показал на плоский участок сигнала.
– Амплитудно модулированный сигнал на постоянной несущей частоте, – проговорила она.
– Бинго. – Джимми рассмеялся. – Должен быть земным. Должно быть, мы принимаем какую-то религиозную передачу с Огненной Земли, отраженную от стены строящегося Шимацу отеля. Того, с микрогравитационным стадионом.
Она кивнула.
– Ладно, теперь я могу показать вам, как следует обращаться с возможно внеземным сигналом. Понимаете, представленный подобным образом сигнал похож на моноимпульс, – проговорил он, рисуя на экране настольного компьютера электронным пальцем. – Теперь я могу сконцентрироваться на плоской крышке импульса и изменить масштаб амплитуды. – Он проделал эту операцию. Прежде прямая горизонталь покрылась зубцами. – Вот, видите? Амплитуда меняется… значительно меняется. – Джимми умолк. Линия казалась знакомой. А потом пробормотал: – Да, это что-нибудь местное.
София подождала несколько минут, пока он возился с сигналом. Тройной срок, подумала она.
– Мистер Куинн? – Подняв очки на лоб, он посмотрел на нее. – Мистер Куинн, мне хотелось бы приступить к знакомству с программами распознавания сигнала, если это не затруднит вас. Быть может, у вас найдется документация, с которой можно начать?
– Конечно, – проговорил Джимми, отключая дисплей, снимая прибор виртуальной реальности и вставая. – Мы не передавали все старые материалы. Работающие программы находятся здесь, однако никто не работает с документацией, поэтому она заархивирована на Крее. Пойдемте, я покажу вам, как получить к ней доступ.
* * *
КОГДА СОФИЯ МЕНДЕС вечером в субботу появилась у Эдвардсов точно в назначенное время c бутылкой каберне «Голанские высоты» в руках, Джимми Куинн находился в доме, уже на взводе, в модных широких брюках, слишком громкий и великолепный в яркой рубашке, способной послужить Софии купальным халатом.
Вопреки собственному желанию она улыбнулась в ответ на его очевидное удовольствие при ее появлении, поблагодарила за комплименты, высказанные Джимми сперва ее наряду, а потом прическе, и, не предоставляя ему времени на развитие успеха, вручила вино мистеру Эдвардсу, сбежав на кухню.
– Эмилио немного опоздает, – целуя гостью в щеку, предупредил ее доктор Эдвардс. – Играет в бейсбол. Так что не пугайтесь, моя дорогая, если он объявится в полном игровом снаряжении. Его команда находится на втором месте. Когда победа настолько близка, отец Сандос не может пропустить игру.
Впрочем, София услышала голос священника уже через десять минут, объявившего счет и явно довольного результатом. Поприветствовав на ходу Джорджа и Джимми, Сандос с еще влажными после душа волосами, в не застегнутой на все пуговицы рубашке направился на кухню с цветами для доктора Эдвардс, с которой мимоходом обменялся коротким поцелуем. Явно чувствуя себя как дома, стоя за спиной Энн, он протянул руку к вазе, находившейся на одной из полок, наполнил ее водой, опустил в нее цветы, немного поправил букет и повернулся от раковины, чтобы поставить цветы на стол. Тут он заметил Софию, сидевшую на табурете в углу, и глаза его потеплели, хотя на лице осталось прежнее строгое и достойное выражение.
Достав цветок из принесенного им букета, он стряхнул с него воду и отвесил короткий и официальный поклон:
– Señorita. Mucho gusto. A su servicio[33], – проговорил он с преувеличенной любезностью, пародируя испанского аристократа, чем прежде так обидел ее. Знакомая теперь с нищетой его детства, София на сей раз поняла шутку и со смехом приняла цветок. Он улыбнулся и, не торопясь расставаться с ее взглядом, повернулся к Джимми, также только что вошедшему в кухню, эффектно наполнив ее всей своей общечеловеческой сущностью. Возмущенная вторжением Энн велела всем исчезнуть из кухни, чтобы она могла хотя бы повернуться, так что Эмилио выдворил Джимми в столовую, воспользовавшись для этого непонятным Софии аргументом, затрагивающим какую-то проблему, относительно которой в частых спорах они никак не могли прийти к единому мнению. Энн вручила ей блюдо с banderillas[34], и они начали носить пищу на стол. Разговор скоро стал общим и оживленным. Трапеза была превосходной, а вино пахло вишней. И все это вносило свой вклад в то, что случилось потом.
После обеда они перебрались в гостиную, и София Мендес почувствовала такую легкость, какой еще не испытывала после того, как стала взрослой. Здесь ее окружала атмосфера безопасности, столь же экзотичная для нее, как кизил, и столь же прекрасная, как этот куст.
Она чувствовала, что здесь ее принимают как свою, что хозяева этого дома готовы любить ее вне зависимости от того, кто она и что делала. Она чувствовала, что может рассказать Энн или даже Джорджу о днях свой жизни до знакомства с Жобером и что Джордж простит ее, а Энн скажет, что она была отважной и разумной девочкой, когда пошла на то, чего требовали от нее обстоятельства.
Темнело, сумерки превращались в ночь, разговор потухал, и Энн предложила Джимми сыграть что-нибудь, и идея встретила всеобщее одобрение. София решила, что он похож на взрослого, усевшегося за игрушечное пианино: колени были разведены в стороны и торчали почти на уровне клавиатуры, ступни подгибались к педалям. Впрочем, играл он изящно и плавно, большие ладони властвовали над клавиатурой, и она попыталась не смутиться, когда он заиграл откровенно любовную песню.
– Джимми, я знаю, что ты обожаешь меня, но постарайся держаться скромнее, – театральным шепотом произнесла Энн, бросив взгляд на Софию и надеясь изменить настроение, прежде чем мальчик слишком глубоко погрузится в него. – Джордж рядом и слышит нас! К тому же эта мелодия, пожалуй, слишком сентиментальна.
– Вот что, панк, брысь от пианино, – со смехом предложил Джордж, движением руки отрывая Джимми от инструмента. – София, ваша очередь.
– Так вы играете? – спросил Джимми, второпях споткнувшись о табурет, чтобы освободить ей место.
– Немного, – проговорила она и с полной искренностью добавила: – но не так хорошо, как вы.
Начала она с маленькой пьесы Штрауса, не слишком трудной, но милой. Обретя некоторую уверенность, она попыталась перейти к Моцарту, но сбилась на одном из самых трудных пассажей и сдалась, несмотря на поощрения, к которым примешивались дружеские подколки.
– Кажется, я слишком разволновалась, и поэтому у меня ничего не получается, – проговорила она со смущенной улыбкой, поворачиваясь к комнате. Она хотела извиниться за неудачное исполнение после красивой игры Джимми и вернуть ему место за инструментом, но тут взгляд ее упал на Сандоса, сидевшего в углу в некотором отстранении от всех остальных – по случаю, характеру или обстоятельствам. Не понимая того, что движет ею, разогретая вином и компанией, она заиграла старинную испанскую мелодию, которая, по ее мнению, должна быть знакомой ему. К всеобщему удивлению, а быть может, и к своему собственному, Эмилио оставил свой угол, остановился возле пианино и запел чистым и звонким тенором.
Оценивая его умение, София изменила тональность и темп. Чуть прищурясь, он начал второй куплет в заданном ею миноре. Довольная тем, что он понял ее намерение, глядя ему в глаза, она начала в контрапункте другую песню.
Ее чуть надреснутое
