СССР: вернуться в детство-4 - Владимир Олегович Войлошников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассуждая таким образом, мы вывалились на крыльцо музыкалки и увидели, что рядом с пристёгнутым к дереву Вовкиным великом дежурят два невыразительных товарища в совершенно непримечательной одежде. Так-так…
Мы с Вовкой переглянулись. Он слегка пожал плечами, дескать — посмотрим, чего хотят. Бежать было очевидно бессмысленно. Куда бежать, в самом-то деле? Да и зачем?
— Ваш велосипед? — вежливо спросил дядька, который на вид показался мне постарше.
Ой, можно подумать, они не знают! Вовка в ответ ехидно спросил:
— А что, припаркован в неположенном месте?
— Повежливее со старшими надо, мальчик, — строго сказал второй и прихватил меня за рукав курточки: — Пройдёмте.
Газа у Вовки сделались злые:
— Руки убрал от неё! Иначе хер вам, а не беседа.
— Да погоди-и, — успокаивающе начала я, — это, может, совсем не те, которые нас слушают. Левых каких-то прислали…
— Да по́хер мне, кого они прислали! — внезапно забыковал Вова.
Потом, разбираясь в эпизоде, я подумаю, что в этот момент он просто устал. Устал быть маленьким. Устал под каждое своё утверждение подводить мощную аргументационную базу (иначе контраргумент один, но железобетонный: дети глупости придумывают). Устал ждать и опасаться, куда нас вывезут наши растоптанные бабочки. Сорвался. А пока я просто обалдела.
Дядька, державший меня за куртку, нахмурился и прихватил сильнее, слегка прижав плечо:
— А ну, ты… — это, конечно, Вове.
А я непроизвольно зашипела — потому что больно же.
Это, наверное, стало последней каплей, потому как Вова включил бешеную росомаху.
Я как всегда не успела увидеть, что произошло. Просто вцепившиеся в плечо клещи исчезли, рядом кто-то зашипел, почти как я недавно. Потом другой голос охнул. А глаза у меня вообще фиксировать не успевают. Мелькает всё…
— Садись, — хмуро велел Вова, уже отцепивший велосипед. — Мы передумали разговаривать.
— Ты с ума сошёл, — сказала я его спине.
— Будут ещё мою женщину хватать! — и с такой яростью он это сказал, что я поняла — вот он, срыв.
— Чё сделал-то?
— Что д о лжно.*
Девиз тамплиеров:
'Делай, что до́лжно,
и будь, что будет!'
— Да не-ет. Этим что сделал?
— А-а… Больно, но не смертельно. Через пару минут одыбают.
Однако, через две минуты нас догнал обычный милицейский бобик и остановился впереди, перегородив обочину.
— Давай уже не будем заваливать город трупами, а? — попросила я.*
*Ну, не в буквальном же смысле,
хотя…
— Попробуем, — проворчал Вова, и пристегнул велик к ближайшему столбу.
— Драки устраиваем? — строго и как-то весело спросил выпрыгнувший из машины лейтенант.
— А что, защищать девочек от неизвестных мужиков теперь запрещено? — вызывающе спросил Вова.
А, между прочим, в таком разрезе ситуация выглядит вполне в нашу пользу. Мы переглянулись и слегка кивнули друг другу. Этой версии и будем держаться.
— Разберёмся, — веско кивнул лейтенант. — Придётся вам проехать с нами в отделение.
СИЖУ НА НАРАХ Я…
Я ухватила Вовку под локоть, не дожидаясь, пока меня снова начнут принимать под белы руки, а Вова — кого-нибудь калечить. Так мы и сели в бобик — но не в заднюю будку для злостных правонарушителей, а на сиденье сразу позади милиционеров, отделённое от них решёткой.
— Занятно, — я с любопытством огляделась, — ни разу так не ездила. Ой, нет, вру! Ездила! Сестра Адеевская* в ментовке работала, как-то мы с ней ехали, в другой машине мест не хватило, так мы вот так же сели.
Мне снова страшно хотелось хохотать, всё напоминало какой-то не очень умелый спектакль. Вовка злился. Хотя, может, он и правильно злится, и всё это на серьёзных щах…
Милицейский участок был похож на все подобные участки, виденные мной ранее. Крайне неприветливый. Общее ощущение — холодно, много железа, то, что не железное, выкрашено голубой масляной краской (те же панели до двух третей стены, выше — известковая побелка. И такое… не то что бы обшарпанное, но как будто все предметы (столы, стулья, сейфы) уже где-то стояли, стали там не нужны, и кто-то предложил перетащить их в милицию.
Наверное, с точки зрения создания угнетающей атмосферы, всё это полезно. И коридоры гулкие и как будто шепчущие, словно специально спроектированные для того, чтобы каждый ваш шаг звучал чётко и отдавался эхом, желательно множественным.
Но, блин, как же убого-то всё…
— Я бы здесь ремонтик сделала, — скептически заценила обстановку я, вызвав косой взгляд лейтенанта. Вовка поправил на плече футляр с саксофоном (это гитару можно на занятия не брать, а саксофон у каждого ученика свой) взял меня за руку и хмуро спросил:
— Куда?
Лейтенант кинул на нас странный взгляд и повысил голос:
— Батоев!
— Чё⁈ — откликнулись из-за высокой деревянной стойки.
— Этих проводи.
Из-за крашеного голубого барьера всплыло большое бурятское лицо в фуражке:
— Этих, что ли?
— Ну!
— Потерялись, что ли?
— Драку на улице устроили.
Бурят осмотрел нас внимательно, не нашёл признаков побоища и недоверчиво уточнил:
— Друг с другом, что ли?
Лейтенант начал слегка злиться:
— Двоих мужиков избили!
— Ты шутишь, да? — широко и искренне улыбнулся Батоев, из чего я заключила, что даже если это всё срежиссировано, то товарищ сержант не в курсе событий. — Эта — маленькая совсем…
— Оформляй давай, и в детскую!
— Да понял, чё… Фамилии говорите…
Я представила, что сейчас начнут изображать процедуру вызова родителей или звонков в школу, и заявила:
— Дэвис, А́ нджела Франковна.
13. КЭГЭБЭШНИКИ
СВОБОДУ АНДЖЕЛЕ ДЭВИС!
Лейтенант, почти вышедший из помещения, резко развернулся на каблуках.
— Чё, прям Дэвис? — удивился сержант Батоев, старательно записывая.
— Ага. Папа у меня негр был, разве не видно? Учиться приезжал в медицинский из Камбоджи. Я получилась мулатка.
— Надо же! — от души удивился сержант.
— А я — Валуа Анри Генрихович, — Вовка насмешливо смотрел на лейтенанта. — Мой папа был француз, поэтому я белый.
Лейтенант подошёл к нам почти бегом:
— Вы чего тут комедию устроили?
Я честно похлопала глазами:
— У вас нет возможности подтвердить или опровергнуть эти данные.
Ну, реально, у нас с собой никаких документов.
— «И моё слово, как лица королевской крови, — Вова улыбнулся фирменной герцогской улыбкой, — не может быть ложным».*
*Одна из любимых его цитат,
фильм «Чёрный рыцарь», кажется,
естественно, ещё не снятый.
И одна из любимых игровых ролей.
Лейтенант дёрнулся через стойку:
— Батоев, бл***, чё ты пишешь?
— Так чё, не Дэвис, что-ли? — сержант Батоев, кажется, даже обиделся.
— Дэвис-Дэвис, — успокоила его я. — Это товарищ лейтенант нервничает, опасается, что не тех поймал.
На этом сердито покрасневший лейтенант лично увёл нас в глубь участка по длинному коридору, где обнаружилась большая комната с длинными скамейками по периметру. Кусок стены, выходящей в коридор, был забран решёткой с решётчатой же дверью.
Дверь закрывалась оригинально — на засов в виде буквы Г, перекидывающийся поворотом. При этом петля в короткой стороне засова должна была совпасть с петлёй стационарной, приваренной к основной раме — для запирания на навесной замок. По всей вероятности, постоянно открывать и закрывать этот замок сотрудники считали излишеством, посему он был навечно замкнут на короткой стороне засова и, соответственно, вместе с ним туда-сюда перекидывался. Ну, как бы закрыто, чё…
В комнате сидела кучка шпаны, уставившаяся на нас с ленивым интересом.
Лейтенант распахнул железную дверь и несколько издевательски поклонился:
— Прошу, ваше величество.
— Это когда Анри станет Генрихом. Пока что «ваша светлость», — высокомерно кивнул Вова и вошёл в камеру (или как назвать это помещение?) с видом герцога, инспектирующего Бастилию.
— Свободу А́нджеле Дэвис! — заявила я и вошла следом. — Но пасаран!*
*Они не пройдут! (исп.)
Фраза из школьного
рассказа про революционеров-
интернационалистов.
Лейтенант хмыкнул, закрыл скрежещущую дверь и перекинул засов. И демонстративно ушёл.
Вовка оглянулся, выбрал с его точки зрения приличное место, аккуратно пристроил в углу саксофон, сел, хлопнул по лавке:
— Садись, дорогая.
Я приткнулась рядом:
— Ну чё, типа игра в плохого полицейского?
— М-м. Посмотрим, явится ли хороший. И после чего
Шаги лейтенанта затихли в недрах участка, и операция по принуждению нас к смирению… отцвела, не успевши расцвесть*, как говорится.
*Из старой советской песни;
других слов не помню,
автора тоже,
интернета в СССР нет, извините…
Шпанцов
