Путь солдата - Борис Малиновский

Погиб отважный комсомолец во время одного из самых тяжелых боев на Сучане 21 сентября 1942 года, когда фашисты предприняли тщательно подготовленную наступательную операцию против нашей дивизии. Последним его видел командир отделения связи сержант Трошкин, прибежавший на наблюдательный пункт, чтобы исправить связь. Филиппов, по его словам, вместе с несколькими бойцами стрелковой роты участвовал в отражении вражеской атаки, стреляя из пулемета "до последней возможности"…

…Наш начальник связи дивизиона лейтенант Трегубов, прибывший в 55-ю дивизию вместе с пополнением из-под Выползова, обеспечивал подразделения связью в самые тяжелые моменты. Под любым обстрелом выходил на проложенные по болотам телефонные линии, вместе с бойцами искал и исправлял повреждения. Ему везло все лето.

Был он откуда-то с Волги, любил рассказывать о своей семье. Писем получал больше всех. Когда в октябре нас 'первый раз отвели с болота Сучан на отдых, все считали, что дивизия туда уже больше не вернется. Один Трегубов сказал:

– А мне почему-то кажется, что я так и останусь на Сучане.

Пророчество его сбылось… Через неделю или полторы нас снова вернули на старые места. Трегубов, получив задание, пошел впереди связистов. Как всегда. Обратно в штаб дивизиона его принесли мертвым.

Поздней осенью 42-го года, когда первые морозы сковали землю и снег припорошил Сучанское болото, в наш блиндаж-землянку штаба дивизиона, находившуюся в районе огневых позиций, вошла девушка в шинели, с сумкой с красным крестом.

Новиков и Саксин сидели за столиком, я и еще два красноармейца лежали на нарах. Новиков, очевидно, знал медсестру раньше. Он уступил ей свое место, сам сел на нары и сказал, чтобы приготовили кипяток – погреться чаем. Девушка возвращалась с батарейного НП, где делала перевязку разведчику, раненному три дня назад и не захотевшему идти в санбат. Держалась она просто, непринужденно. Мерцающий свет коптилки не позволил мне сразу рассмотреть черты ее лица. Пока согревалась вода в котелке, Новиков попросил ее спеть. Таня- так назвал Новиков девушку – сразу же согласилась. Откуда-то появилась и гитара. Тогда я впервые услышал бередящие душу слова:

Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза…

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза…

Голос у Тани был негромкий, но очень чистый, нежный и проникновенный. Он унес мои мысли с заснеженного болота Сучан в необыкновенный мир той далекой любви, которую воспевала песня. И наша землянка, где в печурке тлел огонек, а кругом бушевала поднявшаяся к ночи метель, показалась мне не такой уж холодной и неуютной.

Позднее я многое узнал о комсомолке Тане Волковой. Это была красивая и отважная девушка. Ей не надо было говорить – иди перевяжи раненого. Она сама рвалась туда, где что-нибудь случалось. Казалось, что ни артиллерийский обстрел, ни свистящие пули ее не пугали.

В боях на болоте Сучан Таня познакомилась с политруком одной из батарей дивизиона – молодым, мужественным человеком, которого все очень любили и уважали. В январе 1943 года приказом по полку было сообщено, что они находятся в браке.

Большая любовь всегда возвышает. Многие знали Таню. Мы слышали о ней только хорошее. Поэтому приказ был встречен всеми с одобрением, запомнился. Выходило, война – настоящей любви не помеха!

Когда в апреле 1943 года дивизию сняли с Северо-Западного фронта, в первый же день пришлось пройти километров тридцать. Все устали. Таня в конце пути сел? на прицеп, где везли боеприпасы. Очевидно, один из сна рядов был положен в прицеп по недосмотру, уже подготовленным к стрельбе, со снятым колпачком. Возможно что на ухабе чем-то задело боевую головку или снаряд стукнулся ею о стенку ящика… Взрывы потрясли воздух. Прицеп оторвало от автомашины и отбросило в сторону. У политрука отобрали пистолет: все произошло на его глазах, он хотел застрелиться. Могилу Тане копать не пришлось. От нее, после взрыва, ничего не осталось. Только песни. Одна из них, услышанная на Сучане, и сейчас вызывает щемящее чувство в моей душе.

А некоторым отчаянно везло. Когда убило Манушкина, разведчик Александр Алалыкин был с ним рядом, но его! не зацепил ни один осколок, только немного оглушило. Все лето он просидел на наблюдательных пунктах, в каких-нибудь сотнях метров от немецкого переднего края. Рядом с ним убивало и ранило людей – разведчики выходили из строя один за другим, а Алалыкин отделывался дырками в шинели, в сапогах и даже в пилотке. И теперь он вспоминается мне: невысокого роста, лет двадцати пяти, широкоплечий, со скуластым открытым лицом и добрым взглядом черных глаз. Был в любой обстановке спокоен и деловит. Скромен и молчалив до крайности. Как-то по дороге с НП на огневые позиции наткнулся и захватил в плен отставшего от группы разведчиков гитлеровца. В дивизионе узнали об этом, когда пришла весть из штаба полка, куда он отвел пленного.

Разведчики не всегда дожидались своих наград. Чаще награды находили их в госпитале, либо о них говорилось в похоронной. К концу боев на Северо-Западном фронте Алалыкин получил медаль "За отвагу".

Много раз мог погибнуть на Сучане, но не был даже ранен мой друг, сержант-радист Саша Ипполитов. Летом он неоднократно сопровождал Филиппова, когда тот делал вылазки для пристрелки. Накануне боя, в котором погиб Филиппов, Ипполитов находился на наблюдательном пункте дивизиона. Вместе с ним был заместитель командира шестой батареи старший лейтенант Талидан, временно исполняющий обязанности командира дивизиона. Вечером, 20 сентября, в блиндаж к Талидану и Ип-тюлитову пришел Филиппов. Два связиста поочередно дежурили у телефонного аппарата. Ипполитов, как обычно, проверил на ночь радиосвязь. Рация работала отлично. На передовой стояла мертвая тишина. Незаметно тема разговора изменилась. Вместо обсуждения событий на передовой, начались рассказы о довоенной жизни, о личных делах. Саша с удивлением узнал, что Филиппов – его ровесник, они оба окончили среднюю школу перед войной. Беседа велась всю ночь. Когда перед рассветом Филиппов пошел на свой наблюдательный пункт, Ипполитов проводил его и снова вернулся в блиндаж. Уже засыпая, он подумал, что на передовой непривычно тихо. В этот момент совсем рядом с блиндажом разорвался тяжелый снаряд, вслед за этим послышался нарастающий вой и грохот. Через какие-то мгновенья звуки слились в общий гул, который не давал возможности слышать друг друга и разговаривать по телефону. Из щелей в накате заструился песок; от сотрясений воздуха погасло пламя коптилки. Не дожидаясь команды, Ипполитов включил рацию и услышал в наушниках голос сержанта Асобина – штаб дивизиона требовал доложить обстановку. Пока Талидан безуспешно пытался связаться по телефону с Филипповым, чтобы узнать, что происходит на левом фланге, Ипполитов выскочил из блиндажа, надеясь увидеть кого-то из стрелков. В нескольких шагах от себя он заметил вражеского автоматчика, стоявшего к нему спиной. Между деревьями мелькнули еще несколько зеленовато-серых фигур. Ипполитов выстрелил из карабина, увидел, как фашист упал, и бросился в блиндаж. Талидан, узнав от Ипполитова, что рядом с блиндажом гитлеровцы, приказал ему передать на батарею, чтобы она открыла огонь по наблюдательному пункту. Через считанные секунды, показавшиеся им вечностью, вокруг них загрохотали разрывы теперь уже своих снарядов. К ним, немного спустя, добавились почти одновременные разрывы многих мин от залпа, выпущенного "катюшей"И После того, как разрывы смолкли, связист сержант Роман Дроздов, выскочивший из блиндажа посмотреть, что происходит, крикнул, что сильная автоматная перестрелка идет уже у второй линии наших траншей. Талидан дал приказ отходить. В таких случаях радисты обычно уходят последними: необходимо время для свертывания рации. Когда Ипполитов вылез из укрытия, он увидел нагромождение сбитых снарядами деревьев. Талидана я остальных уже не было видно. Он решил ползти по узкой, неглубокой траншее, уходящей от блиндажа на правый фланг. Через несколько десятков метров его рация, закрепленная на спине, зацепилась за ствол сбитой снарядом тонкой березы. Стараясь освободиться, он привстал на колени. Близкий взрыв немецкой ручной гранаты уложил его на дно траншеи. Осколки посекли ветви и ствол березы – они больше не держали рацию. Чтобы посмотреть, что с ней, сержант пытался сесть. Но как только его голова высунулась над бруствером, автоматная очередь оглушила его и засыпала глаза песком. Напрягая все силы, он быстро-быстро пополз по траншее, потом неестественно большим прыжком выскочил из укрытия и бросился к запасной траншее.