Право на рассвет - Андрей Павленко

class="p1">– Баал это имя еврейского и арабского божества, имеет много разных определений. – Отмахнулся Герберт. – Что еще за следы?

Профессор закаркал.

Подвывая, крот стал объяснять. Но похоже, Вирт никак не мог понять ответов.

– Не разберу… – Наконец, признался он.

– А что делает еврейское божество в Дании? – тихонько спросил один из солдат.

Вирт замолчал и уставился на него. Потом на Стэндфорда.

И снова стал каркать.

Допрашиваемый крот явно чувствовал себя некомфортно. Под ним расползалась лужа крови, и голос его слабел с каждой минутой.

– Говорит, Баал приказал, чтобы люди не видели следов… – Сообщил профессор.

Судорожно дернувшись, крот замолчал на полуслове.

– Идем дальше, – решил Вирт.

Через полчаса блужданий, группа вышла в огромную сводчатую пещеру, освещенную странным дрожащим светом.

Светящиеся диски, напоминающие шляпки подсолнухов, по нескольку штук медленно сновали в приземистых широких лоханях, испуская слабый свет. Но их было очень много. Сотни, если не тысячи.

Посреди пещеры возвышалась странное сооружение, формой напомнившее Вирту Ноев ковчег. Шести-семи шагов в длину, и два – в высоту. И оно слегка подрагивало.

Изнутри слышалось глухое, словно шум прибоя постукивание.

Три крота ползали по крыше «ковчега», бессистемно перетаскивая какие-то камни по его поверхности.

Неподвижно замерев в укрытии, люди наблюдали за их работой.

Один крот неуклюже спустился, и чем-то гремя, стал копаться в каменном корыте, стоявшем у основания «ковчега».

Затем что-то промяукал, уползая. Остальные кроты слезли вниз и мягко зашлепали за ним в темноту.

Стэндфорд первым выбрался из укрытия, и подобравшись к корыту, посветил фонарем.

– Да тут кости! – Негромко воскликнул он, и наклонившись, вытащил что-то.

– Эге! – пробормотал он. – Вот тебе на! Это ж челюсть вампира!

Действительно, на ладони у англичанина лежала нижняя челюсть, ничем не отличающаяся от обычной человеческой, если не считать трех выступающих над остальными, клыков. Четвертый был обломан.

– Зачем они им, интересно? – спросил он, аккуратно пряча челюсть в карман.

– Вот зачем!

Вирт вышел из-за «ковчега», и высыпал под ноги солдатам горсть бурого порошка.

– Что это? – удивился Шютте.

– Костная пыль! – сказал профессор, отряхивая руки. – Эта постройка нечто вроде дробилки. Превращает кости в муку…

Он не договорил.

Один из солдат завопил от боли, падая на бок. В голове у него торчало три шипа. Вопль перешел в хрип.

– Черт! – вскричал Шютте. – Уходим!

Отстреливаясь, люди стали отступать.

Три солдата остались лежать возле дробилки.

– Назад! – кричал Шютте.

Внезапно голос его сорвался на хрип.

– Руку! – закричал Стэндфорд, думая о том, что так и не узнал, как зовут Шютте по имени.

– Поздно, – прохрипел гауптман, выплевывая черную кровь. – Уходите…

И в руке его возник зловещий кубик.

Со всех сторон шевелились тени и слышалось мягкое шуршание.

Еще один солдат молча упал.

Трое мужчин бросились бежать. Когда они отбежали шагов на восемьдесят, стены дрогнули и с потолка посыпались камни.

Гауптштурмфюрер Шютте ушел в последний путь достойно, как и подобает офицеру.

Когда они выбрались в первый грот, сколько прошло времени, сказать не мог никто.

Вирт вместе с солдатом тащили Стэндфорда. По нелепой случайности, буквально на секунду, рюкзак сполз с его плеча, и в открытое место угодил шип.

На полу, рядом с телом Кремера и убитым кротом, положили Стэндфорда.

– Держись, Герберт, – непрерывно повторял Вирт, сжимая его ладонь.

– Герман, – пробормотал англичанин, моргая рыжеватыми ресницами, – прошу тебя, отвези детей домой, к моей сестре. В Холихед. И это… Отдай это им…

Рука Стэндфорда зашарила по карману и вытащила из кармана челюсть. Затем разжалась, и кость с глухим стуком упала на холодный камень пола.

Спустя неделю профессор Герман Вирт передал Эвана и Джона Стэндфордов их тетке, и передал им прощальный привет их отца, профессора археологии Герберта Стэндфорода.

* * *

Через десять дней перед Гиммлером лежали три пробирки. С бесценной кровью группы «А» того, чей гений вел Германию за собой в века славы и процветания.

Получить кровь оказалось проще, чем он думал. Выслушав доклад Гиммлера о возможных перспективах использования загадочного артефакта и увидев панель управления, фюрер сам поднял вопрос о необходимости иммунитета. Справедливо опасаясь той неизбежной платы, что могла последовать за порабощение ночного народа.

Коменданту замка Вевельсбург под страхом смерти было приказано молчать, а остальных свидетелей убрали.

Профессор Герман Вирт, самая светлая голова «Аненербе» и головная боль Гиммлера, добросовестно выполнял задание фюрера в тридцати милях от Орхуса и не мешал своей идиотской дотошностью.

Так что самая трудная часть плана была преодолена.

Перед расстрелом обследуемые испытуемые показали, что действовали по собственному желанию, и не испытывали вмешательство извне. И ни о каких приборах не имели ни малейшего представления.

Это было прекрасно.

Рейхсфюрер, прибыв в замок и оставшись наедине с аппаратом, произвел закладку крови фюрера. Поскольку, как утверждал неизвестный мужчина, именно в аппарате кровь могла храниться сколь угодно долго.

Все шло по плану.

Аппарат послушно проглотил пробирку и закрыл свою «кассу». Аппарат накрыли пуленепробиваемым темным стеклянным куполом. В зале и снаружи замерла охрана. Кроме того, замковые патрули были усилены войсками СС, разбавившими темные мундиры солдат своей светло-серой формой.

Замок охранялся, как выход из ада.

Тем же вечером Гиммлер вернулся в Берлин.

Пятьсот пятьдесят миль? Рейхсфюрер уже неоднократно убеждался, что прибор прекрасно действует из любой точки, и радиус его действия перекрывает расстояние от столицы Германии до Падерборна с запасом.

Запершись в кабинете, он включил свой маленький пульт.

Когда на экране появилась соответствующая надпись, он набрал «Хранить», потом подумал, и добавил «Очень важно». И нажал зеленую клавишу.

Сквозь километры расстояний понеслись невидимые вестники того, кому в скором будущем предстояло возглавить рейх.

Этими событиями начался вторник.

Через три часа, едва в окнах засеребрились первые проблески рассвета, Гиммлера поднял с постели Курт.

– Рейхсфюрер, это вас! Герр Тауберт.

Охваченный недобрыми предчувствиями, Гиммлер, запахивая расшитый драконами халат подошел к телефону.

– Слушаю! – отрывисто бросил он.

– Хайль! – забасил в трубку комендант. – Рейхсфюрер! Несколько часов назад в замок проникли! Восемнадцать человек убито, двенад…

– Да черт с ними, болван! – заорал Гиммлер, холодея. – Аппарат цел? Что с ним?

– Цел! – торопливо прокричал Тауберт. – И не поврежден! Очевидно, они не успели…

– Усилить охрану, и не предпринимать никаких действий! Я скоро буду! – приказал Гиммлер, швыряя на рычаг трубку.

– Мой самолет! – бросил он сонному Курту.

Через час он скорым шагом входил в замок. Рядом, подстраиваясь под его походку, шагал расстроенный комендант. Ночные события можно было уложить в несколько предложений.

Без четверти три солдаты, охранявшие холл и коридор перед залом, в котором находился аппарат, дружно упали без чувств.

Вспоминая ночного визитера с его