Жена-беглянка (СИ) - Калинина Кира Владимировна

Гица достала из складок юбки шарик размером с теннисный мяч, покатала в ладонях, пока не засветился, и бросила во мрак. Шарик побежал по полу, выписывая огненные круги. Во тьме стали вспыхивать конусы света, озаряя стеклянные колпаки, затянутые изнутри морозными узорами. Три, четыре… шесть штук. Колпаки висели полукругом на высоте в половину человеческого роста, под ними была лишь чернота.

Шарик вернулся, прыгнул Гице в ладонь. По ковру из медленно тускнеющих линий домоправительница вошла в хранилище — и сняла первый колпак. Ничего особенного. Медное деревце с растопыренными ветками, на каждой кожаный шнурок с крупной бусиной цвета мутного льда. Гица надела один себе на шею, и бусина засияла. Чурильские одежды, пёстрые и блестящие, поплыли перед глазами, будто акварель под дождём, на их месте проявилось бальное платье, похожее на розу в брызгах росы. Седые косы Гицы расплелись и сложились в высокую причёску, платок обернулся диадемой.

Геллерт одобрил чудо парой вялых хлопков.

— Впечатляет.

Но неприязненный изгиб его губ сказал другое: когда из декольте торчат оплывшие плечи и дряблая грудь, никакое платье не поможет.

Однако Гица не смутилась.

Шурша юбками и таинственно улыбаясь, она подняла следующий колпак, открыв нашим взглядам овальное зеркальце на подставке. Геллерт за её спиной прерывисто вздохнул: натёртая до идеальной гладкости медь отразила девичье личико с огромными чёрными глазами.

Стоп. Личико было не только в зеркале. Гица отбежала на несколько шагов и с мягким грудным смехом закружилась в невесть откуда взявшемся круге света. Остановилась перед Геллертом, давая себя рассмотреть. Точёная шейка, смуглая бархатистая кожа, осиная талия.

— Потрясающе! — в голосе гостя прозвучал искренний восторг.

Повинуясь жесту Талхара, он сам склонился к зеркалу, а выпрямился уже стройным юношей. Не красавец, и фамильный нос стал ещё острее, зато молод и свеж.

— Эффект длится шесть-восемь часов, — сообщил Талхар. — Можно повторять дважды в сутки.

— Но… — счастливая улыбка Геллерта поблёкла, гладкий лоб нахмурился. — Я не ощущаю изменений… внутри. Не чувствую себя молодым. И я бы не смог вертеться так, как ваша… прелестница.

Юное лицо сыграло с Геллертом шутку: он выглядел мальчишкой, у которого отобрали желанную игрушку.

— Это поправимо, — из-под третьего колпака Гица извлекла дудочку и поднесла к сочным девичьим губам.

Во тьме разлилась с перекатами задорная чурильская мелодия.

Геллерт вскрикнул и пустился в пляс, размахивая руками и высоко подбрасывая длинные ноги.

Я попятилась, давая ему место и старательно отводя глаза от зеркальца. Любопытно, конечно. Но кто знает, что оно делает с молодыми.

Геллерт пошёл вприсядку. Лицо его стало багровым, дыхание со свистом и сипом вырывалось из груди.

— Не могу остановиться… Прекратите это… Хватит!

Гица перестала играть, а Талхар выхватил из-под четвёртого колпака нечто вроде бобового зёрнышка, швырнул оземь. Мгновенно пророс зелёный стебель, разветвился, оделся крупной листвой и сплёлся в живое кресло, подхватившее господина Геллерта в тот момент, когда он стал заваливаться навзничь. Гица брызнула ему в рот из какого-то аптечного пузырька, гость отнял руку от груди и задышал ровнее.

Я наклонилась к уху Талхара:

— Может, вызвать неотложную помощь?

Шеф блеснул шалым глазом.

— Ты здесь зачем, дочка? Переводить? Вот и переводи.

— Пойдём дальше, господин Геллерт? — поинтересовалась Гица, протягивая руку к следующему колпаку.

Высокий гость, как ни странно, не рассердился и не пожелал немедленно убраться из дома, где над ним так жестоко подшутили, лишь устало качнул кистью руки.

— Не стоит… Достойнейшая коллекция, господин Талхар. Но я имел в виду нечто иное, — он помялся. Взглянул на Гицу, на меня, провёл кончиком языка по побелевшим губам. Достал платок, нетвёрдой рукой стёр испарину со лба и наконец решился: — Я слышал, что к вам попала часть наследия господина Сенморта. А именно, некий плод… или отросток…

Мне имя Сенморт ничего не говорило. Подпольный коллекционер? Один из последних магов?

— Семечко, — Талхар с деланным сожалением покачал головой. — Всего лишь одно семечко.

— И вы вырастили из него…

— Увы. Мои помощники не уследили, и его склевала курица.

— Курица?

В этот миг Геллерт сам выглядел, как цыплёнок. Вытянув тонкую шею с острым кадыком, он смотрел на Талхара с самой настоящей детской обидой. Казалось, сейчас заревёт.

— Курица, — подтвердил Талхар. — Чехарская пёстрая хохлатка. Из элитного питомника близ Кузельника. Того самого, у которого находится единственное в Чехаре озеро росы и бьёт ключ веселья, тоже единственный.

— И?.. — лицо Геллерта осветилось надеждой, он даже задышал чаще. — Господин Динэро намекал, что вы можете поделиться неким, скажем так, эликсиром… — он запнулся.

— Прошу вас, — сладко мурлыкнула Гица.

Во тьме открылся проём, сияющий золотым светом. Мне почудился запах деревни — разогретого дерева, свежего сена и чуть-чуть перегноя…

Геллерт попытался подняться, но стебель спеленал его дополнительными отростками и змеёй заструился по полу, неся своего седока навстречу новым чудесам.

В большой деревянный сарай.

Здесь была трава в широких низких лотках, вода в поилках, какие-то скамьи и перекладины вдоль стен из широких, медового цвета досок. Со стропил свисали магические фонари, струя вокруг почти настоящие солнечные лучи.

А потом мы увидели Её.

Крупная курица шествовала по дощатому полу, устланному соломой, с достоинством выклёвывая из неё зёрна. Белые, в рыжую крапинку, перья важно топорщились, голову укрывал пышный хохолок — будто мохнатая шапка.

Курица остановилась и уставилась на нас с видом барыни, решающей, сколько розг отсыпать провинившимся смердам.

При госпоже курице был личный холоп, то есть смотритель — худощавый чурил средних лет с лихим чубом, одетый скорее как сотрудник фармацевтической лаборатории, чем как птичник. Он сам квохтал, словно наседка, призывая нас не шуметь, не делать резких движений, и вообще не дышать без защитных масок.

Талхар остановил его взмахом руки.

— Снесла?

— Три, хозяин, — "лаборант" приосанился.

— Давай!

Через несколько минут мы, собравшись кружком, рассматривали корзинку с тремя крупными яйцами в — золотой?! — скорлупе.

— Поим её только росой и весельем, — гордо делился "лаборант". — Кормим отборным зерном. Случки с элитными петухами чехарской породы раз в год.

— Почему не чаще? — спросил Геллерт, потея от волнения.

— Чаще бесполезно, — ответил Талхар. — Проверено.

И сдержанно улыбнулся.

— У Сенморта были молодильные яблоки. А у меня — молодильные яйца! Принимать сырыми, натощак. Одно яйцо гарантирует полное омоложение организма на тридцать-сорок лет.

— Могу ли я надеяться… — у Геллерта задрожал голос. — Назовите цену!

Он прерывисто дышал, облизывал губы и глядел на Талхара так, что непонятно было, то ли сейчас бухнется на колени, то ли пристанет с ножом к горлу. Гица наклонилась и что-то прошептала ему в самое ухо. Светло-голубые глаза гостя расширились, он закусил губу.

— Деньги большие, — согласился Талхар. — Но результат того стоит. Впрочем, сумму можно уменьшить… Видите ли, господин Геллерт, мы хотим вывести наше семейное дело на новый уровень. Заняться добычей суб-элементов. Но завоевать место на этом рынке без содействия больших концернов практически невозможно.

— Что конкретно вас интересует? — Геллерт вмиг превратился из взволнованного просителя в расчётливого дельца.

— Это с вами обсудит мой сын. Завтра, если не возражаете. А пока в знак нашей дружбы…

"Лаборант" уложил самое большое яйцо в подарочную коробочку, выстланную мелкой стружкой, и почтительно поднёс гостю.

— Прошу учесть, господин Геллерт, — мой шеф заложил свою аккуратную ладонь за борт пиджака, — молодильное яйцо это всё-таки не молодильное яблоко. Яблоко, будучи сорванным, сохраняет свои свойства сто лет. Яйцо надо употребить в течение полугода, причём, чем раньше, тем лучше. Но есть особый момент!