Черный археолог из будущего. Дикое Поле - Анатолий Спесивцев

Единодушная поддержка старшиной и характерниками предложения Аркадия поразила Ивана. Можно сказать, ранила душу.

«Ну, не по лыцарски убивать врага под личиной! Казак — душа простая. Если надо кого убить, убьёт, а вот так, тайком, по-иезуитски… стыдно».

Вставать не хотелось чрезвычайно. Так бы и лежал, переживая обиду на весь белый свет. Но уж если совет характерников решил, выполнять надо это решение вне зависимости от личного отношения к этому решению. Со стоном душевным (вовне никак не прорывающимся), Иван поднялся и приступил к лечебным процедурам. Большая часть болячек Аркадия благополучно подживала, но разодранная внутренняя поверхность бёдер требовала серьёзного врачевания и прекращения каких-либо скачек.

Характерник принялся мотать ус на палец. Была у него такая привычка, в случае трудных ситуаций. Да сколько ты ни крути, тащить дальше бедолагу попаданца было невозможно. Правильно вчера решили, что дальше ему предстоит путешествие на носилках прямо в Черкасск.

«По уму надо было его вообще с собой в налёт на посольство не брать. Только как его оставишь в отряде под началом Пилипа? Уж что-что, а причину попытать и казнить проклятого характерника, моего друга или ученика, тот всегда найдёт. Но и на юг тащить попаданца нельзя. Старшины и характерники, будут посольством на Дон. Вот в нём он отправится и, дай Бог, доедет. Если татары не перехватят. Чтобы объяснить братьям на Дону наши поступки и начать подготовку к совместным действиям. Авось, такой переход его ноги выдержат».

Не смотря на все неприятности, что вошли и, наверняка, ещё войдут в его жизнь из-за попаданца, ощущал Иван и грусть. Успел привыкнуть и привязаться к нему за эти сумасшедшие дни.

Начало изменений

30 березня 1637 года от р.х

Засада удалась как по заказу. Хотя в караване посольства шло более двухсот человек, большая часть с оружием, Васюринский организовал её так, что у турок не было никаких шансов, не то чтобы отбиться, но и нанести казакам сколь ни будь серьёзный урон. Не спасли осман ни храбрость янычар, ни хитромудрость посла Кантакузина. Под ливнем метких стрел почти все османы сгинули прежде, чем успели схватиться за оружие. Попытки нескольких, самых сообразительных или везучих, вырваться на лошадях из лощинки, ставшей смертельным капканом, провалились. И впереди и сзади, таких бегунов ждали конные казаки, быстро с ними расправившиеся. Через минуту после первого выстрела караван был мёртв. Раненных и притворившихся мёртвыми добили сразу же. Через час, в лощине остались только трупы. Людей — обобранные. Нескольких случайно погибших лошадей и мулов, со снятым багажом или сёдлами. Нельзя сказать, что редкий в этих местах, грабительский налёт. Правда, обычно, жертв грабежа не убивали, но турки обязательно сами придумают причину такой жестокости. Оставалось осуществить самое неприятное для Васюринского. Придать избиению вид татарского налёта.

Собственно, основное для этого было уже сделано. Все жертвы погибли от стрел. Причём, не подобранные нападавшими стрелы были только татарскими или черкесскими.[10] Зато, характерных при казачьих атаках огнестрельных ран, у погибших не обнаружат. След убийц поведёт расследователей по направлению к Перекопу, пропав, растворившись в степи. Способов запутать следы татары, и казаки, знали множество.

Ночью после этого дня к стене Азова поскакал всадник. Приближаться вплотную он не стал, не смотря на ночь. Весть, которую он прокричал, объяснила такое поведение. Прокричал, кстати, на чистейшем татарском, точнее, с ярко выраженным ногайским акцентом этого языка.

Сообщение, ради которого немедленно разбудили азовских пашу и сердара,[11] было неожиданным и очень неприятным. Всадник известил стражей Азова, что посольство султана в Москву уничтожено и ограблено по приказу крымского хана. После чего ускакал прочь.

Такое его поведение никого не удивило. Быть не то что подозреваемым, но и свидетелем по такому делу — крайне вредно для здоровья и очень опасно для жизни.

Уже через сутки, азовское начальство считало, что сообщение было правдивым. Посланные с рассветом люди нашли убитых из каравана. Отсутствие огнестрельных ран, найденные ногайские и черкесские стрелы подтверждали сообщение всадника. Сердар, в который раз, пожалел, что не имеет возможности подробнее расспросить его. Знал то наверняка больше, чем прокричал тогда, ночью.

«Подвесить бы его на дыбу, да пораспрашивать… эх, мечты. Чуял негодяй, чем вовлечённость в такие дела пахнет. Нельзя тянуть расследование, сейчас любое промедление может нам с пашой жизни стоить. Совсем обнаглел Инайет Гирей. Видно голова на плечах мешать стала. Ничего, повелитель правоверных быстро избавить его от такой обузы».

Утром … (дату уточнить) облегчённая до предела галера отплыла в Стамбул с дурной вестью.

Приступ лени с положительным итогом

29 березня 1637 года от р.х

После отбытия сотни с Васюринским на юг Аркадия хватило ненадолго. Ехать лёжа, к сожалению, оказалось ещё менее удобно, чем сидя. По крайней мере, в импровизированных конных носилках. Снижение нагрузки на капитальнейшим образом стёртые ноги, «компенсировалось» болью в локтях, плечах и прочих сбитых частях организма. К тому же кобылы, имевшие честь тащить исключительное для семнадцатого века существо, попаданца из века двадцать первого, никак не показывали понимания важности своего нынешнего занятия. Тряска при езде на двух лошадях показалась ему в десять раз более сильной, соответственно езда — менее комфортной.

На психику такая езда также действовала не лучшим образом. Терпеть боль, вылупившись в небо удовольствие очень сомнительное. Мысли нехорошие в голову лезут. Да и расставание с Иваном, вроде бы доставшим его своей казацкой простотой по самое не хочу, неожиданно (что, интересно, в последние дни со мной случилось ожидаемого?) подействовало угнетающе. Успел привязаться, не смотря на его разбойничью рожу и повадки бандитского атамана. Которым, в общем-то, он и был.

«Не случайно меня в таком срочном порядке с лошади ссадили. Видимо совсем хреновые дела на ногах. Собственно, с чего им быть хорошими? Как содрал в первый день кожу с мясом, так и продолжал ежедневно усугублять рану. Странно, что до костей не стёр. Чёрт меня дёрнул в этот рейд. Татарином, что ли, себя тогда вообразил? Теперь сдохну от сепсиса и привет всем планам и мечтам вместе с молодой ещё, в общем, жизнью. Обидно до слёз». На днёвке Аркадий взбунтовался.

— Сегодня больше никуда не поедем! — заявил он сопровождающим.

На их робкие (слава богу, не успели научиться плохому у Васюринского, побаиваются пришельца из будущего, полны ко мне уважения и, даже, пожалуй, почтения) возражения славных полковников и знаменитых характерников, что в Диком поле едем, опасно задерживаться, Аркадий нагло ответил: — Вот поэтому и надо задержаться.

Впрочем, напоминание о татарской опасности напомнило вовремя ему, как он попал на носилки и Аркадий предложил костры не зажигать. Мол, денёк-другой вполне можно обойтись без горячего. Но тут встали на дыбы характерники. Им было обязательно нужно что-то там заваривать для лечения самого попаданца. Сошлись на маленьком бездымном костёрчике только для заварки отваров.

От боли в этом путешествии Аркадий мучился меньше, чем в предыдущие дни. Посоветовавшись, характерники на днёвке болеутоляющим. Оно не было, одновременно, снотворным и он вволю смог наобщаться с историческими личностями. Правда, расспрашивать их о РЕАЛЬНО произошедших событиях (попаданец не сомневался, что они, эти события, существенно, порой, кардинально, отличались от изложенного в учебниках), ему не довелось. Аркадию пришлось рассказывать самому. Опять возник, хоть и не так остро как в первый день, языковый вопрос. В языке запорожцев того времени было много латинских, татарских, но особенно, польских и церковнославянских слов и целых выражений. Вынужден это повторить, чтоб читатели поняли, почему у меня так мало диалогов. Читать точное изложение такой беседы неинтересно, а писать, так и совсем мучительно. Вставлять же бодрый фальшак не хочу.

Беседа, хоть и двигавшаяся через пень-колоду, затянулась до глубокой ночи. Аркадия глубоко волновали беды, свалившиеся на русских (к которым он, как и его собеседники причислял и украинцев с белорусами), ему с детства мечталось изменить историю. Ну, раз уж не повезло переместиться в тело царевича, приходилось думать, как изменить в пользу русских ход истории в собственном теле. Здесь, на юге, потому как в Москву его категорически не тянуло. Удастся ли там пробиться к царевичу Алексею, убедить его в необходимости коренных реформ в государстве — большой вопрос. И огромный риск. Приглашённые старшины-патриоты, в реальной истории в предательствах не замеченные, могли помочь изменить историю юга Руси, основать здесь новое государство с более справедливым обществом. А наличие такого государства наверняка многое изменит и в Великороссии. При наличии вольной земли на юге, превращать в рабов миллионы, подобно Катьке, вряд ли получиться.