Кладбищенские истории - Григорий Чхартишвили

– Тут заморочка, – объяснил Паша на понятном Кроту языке. – Маленькая, но реальная. Нужны твои золотые руки. Мигом сюда!

Но и золотые руки напарника не помогли. Протерзав Пашин палец минут десять, Крот объявил:

– Тухляк. Резать надо.

Некрофорус в ужасе спрятал руку за спину.

– Ты чего?!

Зазвонил телефон – наверное, уже раз в пятый. Это нервничал в своем «Крийоне» клиент. Трубку Леньков не снимал.

– Это ты чего. Лимон баксов!

– Да как я в больницу пойду? Что буду объяснять? Такое кольцо приметное! Весь персонал соберется, звону будет!

– На хрена в больницу? – удивился Крот. – Чикну ножиком, и готово. Сунешь в пакет со льдом.

Паша вспомнил тарантиновский фильм «Четыре комнаты», всегда казавшийся ему ужасно смешным, и затрясся от страха.

– Разве тут в пальце дело? Это знаешь, какое кольцо? Залог любви, понял? – заорал Некрофорус, которому вдруг вспомнился сон. – Не отпустит он меня!

– Кто?

– Румяный!

– Не гони. – Крот уже доставал из кармана складной нож. – Одеколон есть? Прижечь. После пришьешь обратно. Фигня, Паш. У нас один мужик тоже топором себе…

Леньков аж завизжал:

– «После пришьешь!» Это ты меня пришьешь, козел!

Сдохну, точно сдохну, стучало у него в голове. От болевого шока, или кровь не свернется, или еще от чего-нибудь. Сто процентов. Пальцем тут не отделаешься. Румяный сказал: «Мы не расстанемся с тобой».

– Кротик, – жалобно сказал Леньков. – Давай объясним всё клиенту, а? Попрошу отсрочки. Чтоб не гноился, дам скидку. Процентов десять, а?

Прокаливая лезвие огнем зажигалки, Крот спокойно сказал:

– Сто штук баксов? Будешь дурить, чикну в сердце. А потом сниму перстак без одеколона. За сто штук – легко.

– Хорошо, – слабым голосом произнес Паша. – Я только в баре льду возьму. И вина глотну для храбрости, ладно?

Он вынул из холодильника коллекционный «Дом Периньон» 1983 года. Заранее приготовил – добычу обмывать.

Хлопнул пробкой, отпил прямо из горлышка. Поперхнулся.

– Давай, режь.

Когда же Крот склонился над пальцем, со всей силы стукнул его увесистой бутылкой по макушке. Партнер без звука рухнул лицом на ковер, а Паша подхватил пиджак и кинулся вон из номера.

Часа два просто метался по Парижу, плохо соображая, куда и зачем идет таким быстрым шагом. Город Паша знал плоховато и довольно скоро утратил всякое представление о том, где находится. Да это было и неважно.

В голове прыгал и бился панический вопрос: «Что делать? Что делать?» – и ответа на него не существовало.

С Кротом, конечно, вышла труба, но это-то еще полбеды. Башка у могильщика крепкая, бутылкой такую не проломишь. Полежит, очухается, встанет. Деловому партнерству, само собой, конец. Но мести кладбищенского головореза можно не опасаться. Достаточно поменять билет на обратный рейс, и Крот Некрофоруса никогда больше не увидит. У него даже нет Пашиного телефона. Так что пугал Ленькова не Крот.

В тоскливый ужас вгоняла полоска желтого металла, от которой ледяными волнами по всему телу шли пульсирующие сигналы. Было такое ощущение, что за утро кольцо сжалось еще плотней. Паша со страхом посмотрел на плененный палец и увидел, что тот распух, сделался багровым.

Леньков и не пытался найти этому явлению какое-нибудь научное объяснение. Во-первых, всякий человек, профессионально занимающийся литературой, знает, что в мире полно чертовщины. А во-вторых, слишком уж недвусмысленен был ночной сон.

Когда, в очередной раз свернув за угол, Некрофорус увидел перед собой ограду кладбища Пер-Лашез, он нисколько не удивился, скорее испытал облегчение. Судя по всему, шефство над отчаявшимся кандидатом наук взяла какая-то неведомая сила, приведшая его именно туда, куда следовало.

Нервной трусцой, задыхаясь, Паша пересек некрополь и оказался у 89-го участка.

Могилу Оскара Уайлда было видно издалека – около нее толпились туристы. Одни щелкали фотокамерами, другие стояли, уткнувшись носом в путеводители, а двое гомосеков в одинаковых гавайских рубашечках, опустились на колени и самозабвенно целовали памятник. Время от времени они подмазывали губы ярко-алой помадой и вновь принимались чмокать грязно-белый камень.

Паша сосредоточенно смотрел на красные колечки, которыми был испещрен постамент, и всё дергал себя за кольцо. Почему-то он был уверен, что ответ придет сам собой.

Он сделал шаг вперед, поближе к Сфинксу, и вдруг почувствовал, что перстень чуть-чуть прокручивается. Снять его все равно было невозможно, но давление явно ослабло.

– Scusi, – протиснулся мимо Некрофоруса один из целовальщиков – ему нужно было чмокнуть сфинкса в ступню.

Пришлось отступить назад – и в ту же секунду кольцо опять сжалось, определенно сжалось!

Тут-то Леньков наконец и понял, что нужно делать.

Какие понадобятся инструменты, Паша знал – слава Богу, не один год проработал бок о бок со специалистом. В слесарном магазине купил портативную циркулярку «Лазарро», которой можно резать даже камень, еще взял два специальных домкрата, титановую лопатку, электроотвертку. Тента, конечно, не нашел, но вместо него взял суперлегкую палатку фирмы «Рейнфорест» – такая прикроет не хуже, опять же оснащена колышками, которые удобно вбивать в землю.

Получилась довольно объемная и тяжелая сумка. Некрофорус даже боялся, что его могут не пропустить с ней на территорию кладбища, но, на его счастье, у ворот никто не дежурил, а дальше Леньков продвигался глухими, обходными аллеями.

С пяти часов засел в кустах на 19-м участке, куда почти не забредали посетители. Потом обнаружил неподалеку незапертый склеп какого-то нотариуса, современника генерала Буланже. Переместился туда.

Разложил на пыльном каменном полу палатку, прилег. Миллиона было не жалко. Хотелось только одного – чтобы этот кошмар поскорее закончился. Паша дал себе слово: если избавится от проклятого перстня, по могилам больше лазить не будет. Никогда.

В половине одиннадцатого решил, что пора. Взвалил на плечо сумку. Пошел.

Ночное кладбище было похоже на заколдованный лес. Над черными крестами и угрюмыми шпилями разливался мертвый свет фонарей, где-то наверху поухивала ночная птица, а внизу, в траве, шебуршилась какая-то своя жизнь – пару раз Паша видел мерцающие зеленые огоньки. То ли кошки, то ли, наоборот, крысы. Но страху за последние сутки Леньков натерпелся такого, что пустяками его было уже не напугать.

Вот и распятье на могиле семейства Папёй. Рядом – белый куб Уайлдовой гробницы.

Стараясь ни о чем не думать и поменьше смотреть по сторонам, Паша взялся за работу. Получалось у него, конечно, хуже и медленней, чем у Крота, но все же часа за полтора он дорылся до основания и кое-как установил домкраты. Рыть было легче, чем он ожидал – видимо, помогло то, что Крот вчера уже разрыхлил почву.