Всем смертям назло - Титов Владислав Андреевич

Ему было лет восемь, когда, играя перочинным ножом, он поранил палец. Восьмилетний Сережа очень перепугался и с оглушительным ревом прибежал к матери: «Палец отрезал, что же теперь будет?!»

Но все обошлось. Палец зажил, только остался на всю жизнь бугристый шрам.

И вот теперь, спустя полгода после ампутации рук, потерять их еще раз было страшно. Однажды он хотел рассказать Тане об ощущении рук, но она неожиданно заплакала и, уткнувшись ему в грудь, попросила: «Не надо, Сережа, я боюсь…»

Теперь, лежа рядом с ней, Сергей не решался поделиться своими опасениями.

— Почему не спишь, Сережа? — шепотом спросила Таня.

— А ты?..

— Я…

Таня замолчала. По окну шуршал дождь, далеко в ночи тяжело пыхтел паровоз, протяжно и жалобно гудел, словно безнадежно звал кого-то на помощь. Сергей вдруг сказал:

— В народе говорят: медведя и того можно научить танцевать. Попробуем!

СЕМЕЙНЫЙ ДНЕВНИК ПЕТРОВЫХ

Первые записи в дневнике случайны, не. помечены датами и сделаны в большинстве своем чернилами, рукой Тани под диктовку Сергея.

x x x

О войне прочитано много книг. Попадались хорошие. Но впервые я увидел войну своими глазами в книгах К. Симоно-ва «Солдатами не рождаются» и «Живые и мертвые». Навсегда запомнились скорбные шеренги военнопленных и слова! «Казалось, что всю Россию взяли в плен».

x x x

— «За бортом по своей воле». Смелый парень Ален Бомбар! Вот бы попробовать, как он! А, Тань?

— Ночью страшно. Акулы…

— Представляешь, кораблекрушение, люди в море… И вместо паники надежда! Он же смог быть в океане шестьдесят пять суток, чем мы хуже?! Да, надежда — великая сила!

x x x

Куприн — замечательный писатель. Перечитал всего. Только почему его герои такие бездеятельные? Мечутся из угла в угол, как мыши в мышеловке, и не знают, что делать.

x x x

Как много хороших стихов!

Эх ты, модница, злая молодость, Над улыбкой — седая прядь! Это даже похоже на подлость — За полтинник седою стать!

И еще:

И какому кощунству в угоду, И кому это ставить в вину? Как нельзя вводить горе в моду, Так нельзя вводить седину.

Написала моя землячка — Румянцева. Молодец, Майя!

x x x

Братцы проходчики дали всесоюзный рекорд. Бригадир — мой друг, вместе техникум кончали. Эх, Витька, Витька!.. Хоть на денек бы к тебе в забой… Наработался бы до чертиков, подышал бы шахтным воздухом, ей-богу, легче бы стало… Сны меня, друг, замучили… совсем изведут… Всю ночь застилают глаза копры, терриконы…

x x x

Сережка. Какая силища!

Его буранами шатало

От кроны до седых корней,

А он стоял.

Жег суховей,

А он стоял.

Мороза жало Зима вонзала до костей, А он стоял.

Плетьми огней

Сто молний по стволу хлестало, А он стоял.

Стал только злей И выстоял.

В Харьюзов.

Умеют люди писать…

x x x

Жизнь дорога каждому человеку. Каким бы он ни был. Жизнь — постоянная надежда на лучшее. Одни подразумевают под этим лучшим материальное состояние, другие — моральное удовлетворение, третьи, и их большинство, и то и другое. Разнит людей вопрос, что в их деятельности первично — моральное удовлетворение или материальное состояние. И из этого вытекает: одни любят жить, другие — жизнь. Одни говорят: я дышу — значит, существую; другие: я приношу пользу людям — значит, живу. Но умирать не хочется любому из них. Первый надеется пожить, второй — испытать гордую радость от сознания, что он нужен людям. Третьего не дано.

x x x

1 ноября. Последний месяц осени, а на дворе теплынь. Скоро праздник… Что подарить тебе, Танечка?

— Подари мне город на широкой ладони степи!

— Если б мог, подарил бы самую яркую звезду с неба. Ведь ты подарила мне жизнь! Свою и мою.

— Нет. Любовь!

— Это равносильно.

x x x

Горсовет обещает к Новому году выделить комнату. А чем до того времени топить эту халупу? По ночам становится прохладно. Сверчок в углу напоминает детство. У отца в деревенской избе такой же певун заливается трелями ночи на-кролет. Миллион лет прошло с тех пор.

Порой кажется, какая-то волна выбросила нас на другую планету — планету боли и безысходного отчаянья.

— Не сгущай краски, Сережа.

— Рад бы… А куда спрячешься от солнца, людского смеха? Я ведь тоже человек…

x x x

«Комсомольская правда» опубликовала письмо одного парня. Работать он не хочет, всех, кто трудится, презирает, любит красиво одеваться, танцульки, ресторан… Ну, и, как у нас водится, рядом печатают ответы ему! Воспитывают, стыдят! Черт побери, неужели то, что труд и жизнь — понятия неразделимые, одинаково необходимые человеку, как мозг и сердце, надо еще кому-то доказывать! Обезьяны знали это!.. Да этого выродка надо взять за шиворот и тряхнуть как следует.

Говорят, что тот, кто долго живет далеко от родины, заболевает ностальгией. Что это за болезнь — не знаю. Но, наверное, что-то похожее на мучительную тоску по работе. Знал бы тот младенец, какая это жестокая пытка!

x x x

— Таня, не пытайся угадать мои мысли.

— Я не угадываю, я знаю.

— Ну и что?

— Не принимай неудачу с письмом как поражение. И я уверена, что, будь твоя нога здоровой, ты бы научился писать. Но что делать?.. А я разве плохой секретарь?

— Отличный. Но где мне взять уверенность, что я еще что-то могу?

x x x

Вчера мужчина спешил к автобусу. Запыхался, мокрый весь, на работу опаздывал. Подбежал, и… дверь закрылась, машина уехала. Как он, бедолага, ругался! Я стоял рядом и от зависти чуть не плакал. Я-то никуда уже не опаздываю, меня никто и нигде не ждет.

5

Город секли грозы. Поздние, ярые… Столбами вздымался песок в переулках и островками оседал на асфальт, грузный, недвижимый, пришпаренный косым дождем.

Таня боялась грозы. Раскат грома наводил на нее панический страх. Она, как ребенок, забивалась в угол, укрывала голову, затыкала уши и дрожащим голосом спрашивала: «Сережа, кончилось?» Сергей не понимал ее страха. Более того — он неожиданно почувствовал, что во время грозы ему трудно сидеть на месте, его неудержимо тянет на улицу. Что-то созвучное своей душе, своим мыслям и чувствам находил он в диком неистовстве природы. Но что? Сергей и сам не мор понять. Может быть, ему хотелось вот так же буйно, свободно и широко излить свою душу, высказаться о чем-то сокровенном, что глубоко сидело в нем и настойчиво просилось наружу.

Вспомнил Сергей свой давнишний разговор с Егорычем. «Трудно держать в себе все пережитое, перечувствованное, — говорил старик. — И даже будет такой момент, когда не высказаться, не поделиться с большим кругом людей своими думами станет невмоготу. Человека потянет к бумаге. Ты не исключай этой возможности, Сережа».

«Соломинку подбрасывает Егорыч, — думал Сергей. — Заблуждается по своей доброте душевной. Кроме всего прочего, чего у меня нет, чтобы излить свою душу, нужны еще и способности. А их не приобретешь, с ними рождаются».