Кондуит и Швамбрания (Книга 2, Швамбрания) - Лев Кассиль

ЭЛИКСИР "ШВАМБРАНИЯ"

- Садись! - сказал мне Кириков. - Я узнал тебя. Ты один из стада диких. Вы оба - сыны великой и славной страны Швабрии... - Швамбрании, - поправил Оська. - А откуда вы знаете? - Я все знаю, - отвечал Кириков. - Я обитаю в сокровенных недрах страны вашей, но на досуге от своих ученых изысканий подымаюсь на поверхность... Вчера и позавчера, и на той неделе я слышал вас, о швамбране, когда вы здесь, среди этих печальных руин, играли... то есть, я хотел сказать, воплощались в жителей этой прекрасной Швамбромании... - Швамбрании, - строго сказал Оська. - А что вы тут делаете? - И зачем эти штуки тут понаставлены? - спросил я. Последовало молчание. - О швамбране, - сказал страшным голосом Кириков, - вы неосторожно прикоснулись к тайне моей утлой жизни, к ране моей души... - Вы разве душевнобольной? - спросил Оська. - Вы из сумасшедшего домика? - Я чист душой и ясен разумом, - сказал Кириков, - но я несправедливо обойден людьми и властью. Я оскорблен и унижен. Но я страдаю во имя блага человечества. Клянитесь, что вы не разгласите моей тайны, и я сохраню вашу - вашу тайну, тайну Швамбургии... - Швамбрании, - опять поправил Оська. Потом мы поклялись. Кириков поднес к нашим лицам фонарь, и мы торжественно обещали молчать обо всем до смерти. - Так слушайте же, братья швамбране! - воскликнул Кириков. - Я последний алхимик на земле. Я - Дон-Кихот науки, а это мой верный оруженосец. Я открыл эликсир мировой радости. Он делает всех больных здоровыми, всех грустных - весельчаками. Он делает врагов друзьями и всех чужих знакомыми. - Это вы так играете? - спросил Оська. На это Кириков, обозлившись, ответил, что его эликсир - не игра, а серьезное научное открытие. В пещере, оказывается, помещалась лаборатория эликсира. Алхимик сказал, что через год, когда он закончит последние опыты, он опубликует свое открытие. Тогда он роскошно отремонтирует весь дом, проведет электричество и самый верхний этаж целиком отдаст нам под Швамбранию. Но пока мы обязаны молчать, молчать и молчать. - И мой эликсир, - закончил алхимик Кириков, - эликсир мировой радости, я назову в честь моих молодых друзей: эликсир "Швамбардия". - Не Швамбардия, а Швамбрания! - рассердился наконец Оська. - Выговорить не можете, а еще алфизик! - Не алфизик, а алхимик! - так же сердито сказал Кириков.

Мы были еще несколько раз гостями алхимика. Алхимик Кириков и его ассистент Филенкин оказались при свете людьми очень гостеприимными. Они посвящали нас в свои успехи и с охотой слушали наши швамбранские новости. Алхимик даже помогал нам управлять страной Большого Зуба. Швамбрания процветала. Они работали по ночам. Их тайный дым улетучивался во двор. Труба была искусно замаскирована. Иногда мы даже помогали им и кололи дрова. Но эликсир нам не показывали, говоря, что он еще не вполне составлен. Однажды мы застали их очень веселыми. Они тихонько пели песни и осторожно хлопали в ладоши. Тут же топталась какая-то толстая баба в расписных чесанках и цветной шали. - Видишь, какая она счастливая? - сказал алхимик. - Она попробовала первые капли эликсира мировой радости... Это Аграфена... то бишь, Агриппина, царица швамбранская... Мы коронуем ее, венчаем на престол... Ура! - У нас царицев нет, - мрачно сказал Оська. - Правда, - объяснил я, - мы бы с удовольствием, ей-богу, но ведь Швамбрания - республика... Вот женой президента - это можно. - Хорошо, - сказал алхимик, - пусть будет же-ной президента. Аграфе... Э-мюэ... Агриппина, ты хочешь быть женой швамбранского президента? - Даешь! - сказала Агриппина.

ДОННА ДИНА И КУЗНЕЧИКИ

Из Москвы к нам приехала жить молоденькая двоюродная сестра. Звали ее Донна Дина или Диндона. Дина - это было ее настоящее имя. Донной ее прозвали за черные волосы и глаза, блестящие, как крышка пианино, и зубы, ровные и чистые, как клавиши. Тетки нас предупредили, что мы должны звать ее кузиной, что по-французски обозначает двоюродную сестру. А мы для Дины были по-французски кузены. Но Дина оказалась совсем свойской девчонкой. Услышав от нас: "Здравствуйте, кузина", она расхохоталась, причем засмеялись сразу и глаза, и зубы, и волосы. - Ну, тогда здравствуйте, кузнечики! - закричала она. - Чем занимаетесь? - Швамбранией, - ответил Оська, почувствовав к Дине необыкновенное доверие. - Потом еще солому таскаем, гулять ходим... Будешь с нами ходить? - Непременно, - сказала Дина, - а то я без вас заплутаюсь в Покровске. И так еле вас нашла. Эта буржуйка Шатрова, очевидно, была очень богатой женщиной... У нее столько домов... - Какая это Шатрова? - удивилась мама. И Дина рассказала, что она спросила на улице, где здесь квартира доктора. Ей сказали: "Вон дом шатровый. (Дело в том. что дома в провинции называются "флигелями", если крыша имеет два ската, и "шатровыми", если крыша шатром, в четыре ската.) И вот Дина пошла спрашивать встречных, где здесь дом гражданки Шатровой? Ей указали восемь домов. В третьем она нашла нас. Даже Оська признал ее красавицей. Она носила настоящую матроску, подаренную ей знакомым кронштадтским моряком, и это нам нравилось. Мы водили ее по Покровску. Мы показывали ей наши развалины. Но об эликсире и алхимике ничего не сказали. О Швамбрании Дина расспрашивала очень внимательно. Она только немножко удивилась, что у нас в такое интересное время есть еще потребность в сверхъестественном. Она сказала, что это просто срам и пора работать. Так мы дружили гуляя. Парни при встрече с Донной Диной почтительно уступали ей дорогу. Они толкали друг друга локтями в бок и долго смотрели вслед. "Ось гарненькая!" - доносилось до нас. И мы с Оськой сияли от гордости за нашу Дину. На третий день своего приезда Дина, к нашему восторгу, прищемила теткам хвосты, то есть подолы. Она накинулась на них, что они старорежимно воспитывают нас. Она говорила, что это преступление - не давать выхода общественным чувствам, которые кипят и бурлят в нас. - Правильно, - согласился Оська, - у меня тоже иногда, ох, бурлят чувства!.. Особенно после тыквенной каши. Дина стала тискать Оську и объяснять ему, что он не совсем понял ее, но это ничего. Спор продолжался. Тетки заявили, что они давно уже отступились от нас, что мы попали во власть улицы и большевизма, а это, по их мнению, одно и то же. Тут тетки стали говорить такие гадости, что Дина вскочила и ударила звонкой ладонью по столу. Она стала очень румяной. - Я забыла, кажется, рассказать, - сказала Дина, - что меня приняли в партию. Я коммунистка. - Без пяти минут? - язвительно спросил Оська. - Нет, уже без году неделя, - смущенно, но весело отвечала Дина. Тетки молчали, разинув рты. Потом рты осторожно закрылись.

КОГДА ФЕКТИСТКА УТВЕРДИЛ ФАМИЛИЮ

- Дорогие кузнечики, - сказала вскоре Дина, - широкие просторы открылись для вашей энергии и фантазии. Но будьте общественны, дорогие кузнечики. Пора! Она была назначена помощницей Чубарькова и заведующей детской библиотекой-читальней. Тетки определили детскую библиотеку так: общедоступной детской библиотекой называется узаконенный рассадник болезнетворных микробов, которые в обилии содержатся в старых книгах, заношенных, как белье старьевщика. А Дина мечтала о библиотеке так: - Это не просто прилавок, кузнечики, не просто пункт раздачи книг. Детская библиотека - это будет главный штаб ученья и воспитания ребят вне школы... Любимый ребячий клуб. Каждый - сам хозяин. Научим книжку уважать... Ох, кузнечики, мы такую красоту разведем, куда вашей Швамбрании! Все ребята к нам запишутся... Вот увидите. Но, чтоб разводить красоту, понадобилось прежде всего расширить помещение библиотеки. Требовалось занять соседние комнаты. Там продолжали жить какие-то буржуи, хотя Уотнаробраз давно приказал их выселить. Дина решительно приступила к выселению. Она захватила для храбрости меня. Заодно я мог начать работу в библиотеке. Я застал Дину проверяющей каталог и книжные формуляры. Кругом нее сидели оборванные ребятишки. Я узнал многих уличных врагов, худеньких привокзальных ребят, коренастых ребят и девочек с Бережной улицы, где жили рыбаки с Сазанки, парней с консервного и костемольного. Одни из них помогали надписывать карточки, другие подклеивали разорванные книги, третьи, стоя на стремянках, устанавливали книги на полках. Все работали с веселой и в то же время сосредоточенной поспешностью. Это была первая ребячья книжная дружина, организованная Диной. Дину ребята, видно, уже успели полюбить. Они беспрерывно теребили ее всяческими расспросами. - Донна Дина, а Донна Дина! - спрашивала востроносенькая девчурка в огромной шали, завязанной на спине. - Донна Дина... кто это такая - хижина дяди Тома? - Донна Диновна, - кричал кто-то со стремянки, - Лермонтов - это город или название книги? - Вот, ребята, примите еще помощника, - сказала Дина, указывая на меня. Ухорсков, запиши-ка его. Меня внутри немножко покоробило. Я вовсе не собирался быть тут каким-то второстепенным подручным. Я полагал, что меня пригласили на роль предводителя. Однако я решил пока молчать. - А мы тебя знаем, - сказали ребята, - ты врачов сын... Тебя не заругают, что ты с нами? - При чем тут заругают? - обиделся я. - Теперь весь народ равный. Высокий и скуластый дружинник, по фамилии Ухорсков, подошел ко мне. - А ты чем хочешь быть, когда вырастешь? - спросил Ухорсков. - Тоже доктором? - Я хочу быть матросом революции, - сказал я. - Хорошее дело, - сказал Ухорсков. - А я мечтаю летчиком. Пришел комиссар Чубарьков. Мы давно не видались с ним и оба обрадовались. - Ого! Подрастаешь, поколение! - сказал комиссар, ласково оглядывая меня. - Ну что, папан с фронта пишет? И мы пошли выселять. К моему ужасу и конфузу, выселяемые буржуи оказались близкими родными Таи Опиловой, и сейчас Тая сидела здесь же, на сундуке. Я ощутил минутное замешательство. Тая смотрела на меня с презрением, негодованием, укоризной... Как только она еще не смотрела! Мне захотелось плюнуть на все и смыться. - А еще докторов сын! - сказала Тая. И это спасло меня. - Лучше быть докторовым сыном, чем буржуевой дочкой! - обозлился я. - Точка! - закричал комиссар. - Отбрил, и ша. Ухорсков опять подошел ко мне. Он сказал шепотом: - Приходи вечером на газетный кружок. Председателем тебя выберем. Ты боевой стал. - А раньше-то ты меня знал? - удивился я. - И очень ясно, что знакомый был, - отвечал Ухорсков. - Ты вот меня только не признал. А я, помнишь, вам таз лудил, ведро починял. Фектистка я. Теперь в детдоме живу. У хозяина струмент реквизировал. И зажигалки делаю. Хочешь, тебе пистолетом сделаю? Чик - и огонь. - Я некурящий. - Ну, бандитов пугать пригодится. Я смотрел на высокого, уверенного Ухорскова и с трудом узнавал в нем робкого ученика жестянщика. Неужели же это тот самый Фектистка, на тощей спине которого мы когда-то впервые разглядели знаки различия между людьми, делающими вещи и имеющими их? У него теперь фамилия была! На улице, у выхода из библиотеки, меня поджидал комиссар. Он взял меня под руку. - Послушай, - сказал Чубарьков равнодушно, - эта самая... товарищ Дина... она тебе кто? Сестра, что ль? - Ну, сестра, - отвечал я сурово. Но, чувствуя, что это нечестно, добавил в подветренную сторону, чтобы комиссар не слышал: - Двоюродная... - Образованная, видать, - с неожиданной грустью сказал комиссар. - Еще как образованная! - расхвастался я. - Почти высшее учебное чуть не окончила. Комиссар вздохнул.