Повесть о страннике российском - Роберт Штильмарк

В ту же минуту тень вражеских парусов заслонила солнце. Раздался глухой треск. Деревянные борты сшиблись, бригантину сильно качнуло… и замелькали через фальшборт чужие ожесточенные лица. Многие разбойники зажимали кривые клинки в зубах, а в руках держали пистолеты. Прогремело несколько выстрелов.

Все кончилось в считанные минуты. Турки, не встретив сопротивления, быстро овладели кораблем и заполнили всю палубу. Даже запах сразу сделался другим, непривычным: тут и острая вонь разгоряченных тел, и чеснок, и кофе, и резкая струйка гари от пеньковых фитилей, и пороховой дым… В глазах Василия так и мельтешили чужие коричневые лица, острые бородки, руки с ятаганами, шаровары, сапожки с загнутыми вверх носками. Вот с металлическим грохотом полетели на палубу, у самого борта, странные боевые топорики на длинных шестах. Там, где у простого топора — обушок, у этих, у турецких, — острый крюк. Догадался Василий, что это специальное оружие морских разбойников: топором — вражеский борт рубить, крюком — галеру к его борту подтягивать при абордаже. Нынче они не понадобились — их просто отшвырнули на палубу.

Василий видел, как два турка повели куда-то генуэзского капитана, видел, как с галеры на бригантину, звякнув, полетели железные цепи, кандалы и оковы, как на палубе одному за другим турки вязали руки матросам-итальянцам. Пиратов было вдвое больше, чем пленников, и уже схватили сзади за локти самого Василия Баранщикова, как вдруг один из врагов, дико взвыв, зажал ладонью раненый бок. Это венецианец Антонио Ферреро изловчился-таки пырнуть ножом самого рослого турчанина. В тот же миг ударил турецкий пистолет, и молодого венецианца поволокли к трюму. На палубном настиле остался багровый след — кровь сочилась из простреленного плеча Антонио, но он извивался, пытаясь вырваться, и выкрикивал проклятия, суля туркам гибель от венецианских боевых судов. В тот год венецианская республика успешно воевала на море с оттоманской Портой, хотя и ослабела былая мощь богатой республики.

Рвануться на помощь товарищу Баранщиков не успел: сильный удар по голове сбил нижегородца с ног. Двое турок уселись на нем верхом, и кузнец быстро заклепал на ногах тяжелые железные кандалы. Потом и Василия сволокли в трюм.

Больше суток пролежали в темном трюме турецкие пленники, без пищи, без воды. Перед наступлением следующей ночи, когда пленники так обессилели, что еле-еле могли держаться на ногах, всех вывели на палубу. Осмотр произвел сам пиратский капитан, немолодой полнотелый турок с одутловатым лицом и крашеной бородкой — Али-Магомет-ага. Его белую чалму украшал необыкновенно крупный изумруд редкостного ярко-зеленого оттенка. За широким поясом золотого шитья торчали пистолеты и кинжал с такой дорогой рукоятью, что, вероятно, она одна стоила всего остального оружия пиратской шайки. Капитан определял участь пленника: кому быть гребцом на галере, кому идти на продажу в турецкие или иные владения, кому — в хозяйство самого Али-Магомета.

Не торопясь, соблюдая важность вельможи-османа, Али-Магомет-ага прошелся вдоль шеренги обессиленных людей, связанных или скованных, не успевших еще привыкнуть к солнечному свету после темноты корабельного трюма. Капитан сразу обратил внимание на голубоглазого пленника, который был на полголовы выше остальных и пошире в плечах. Растрепанная русая бородка, которую Василий отрастил после датской солдатчины, резко выделяла его лицо среди безусых и безбородых итальянцев.

— Урус? — спросил Али-Магомет, обращаясь к пленному. Получив утвердительный ответ, довольный капитан ухмыльнулся, промурлыкал «якши!» и двинулся дальше вдоль шеренги.

Василий с трудом узнавал бригантину. Вместо привычного порядка, который соблюдался на корабле в течение всего рейса, Баранщиков видел теперь грязное и запущенное судно, беспорядочно разбросанные, порванные при абордаже снасти, запекшуюся кровь на палубном настиле. Генуэзского капитана среди пленников не было — видимо, турки уже решили его судьбу: только богатый выкуп мог вызволить его из турецкой неволи. А остальные пленники?

К Али-Магомету подошел его помощник, худой жилистый человек по имени Рюштю-бей. В руках у него пленники сразу заметили ременную плеть на короткой рукояти из козьей ноги. Поигрывая этой плетью, он угрюмо уставился на пленников.

— Спроси гяуров, — повернулся Али-Магомет к Рюштю-бею как переводчику, — спроси их, имеются ли среди них здравомыслящие и разумные люди, готовые без принуждения, добровольно принять ислам?

По шеренге прошло движение. Все глаза уставились в землю. Здравомыслящих явно не находилось!

— Объясни им, — недовольно продолжал Али-Магомет, — если свет истинного учения пророка озарит их сердца, то, может быть, милосердный Аллах простит им прежние заблуждения и позволит раскаявшимся вкусить блаженство небесного рая вместе с правоверными. Пусть они знают, что ко всем вновь обращенным мы бываем мягкосердечны и милосердны, а упорствующим придется… долго жалеть о своем упрямстве!

Рюштю-бей перевел, но никто из пленников не поднял взгляда, не вымолвил ни слова. Али-Магомет еще более насупился — и указал рукой на раненого венецианца. Тот еле держался на ногах.

— Вот этот дерзкий юноша вчера насмерть ранил нашего любимого воина Селима. Спроси его, Рюштю-бей, желает ли он искупить вину вступлением в ряды правоверных воителей ислама? Он мужественно сражался вчера, трусость чужда его сердцу. Под знаменем пророка он может стать достойным воином. Что он говорит в ответ на мои слова?

Двое стражников подхватили связанного пленника под руки, и Рюштю-бей приблизился к нему. Но он даже не успел закончить перевода, как произошло нечто неожиданное…

Связанный венецианец изогнулся, рванулся из рук стражников и головой ударил переводчика в живот.

— С врагами отечества моего я не торгуюсь, я их убиваю! — крикнул он.

Падая у борта вместе с Рюштю-беем, юноша пытался столкнуть переводчика к чугунным кнехтам, около которых не было перил: смельчак намеревался броситься в море вместе с одним из своих врагов!

Но замысел был непосилен для ослабевшего юноши. Турки оттащили Рюштю-бея в сторону, а венецианца притиснули к палубному настилу. Переводчик вскочил на ноги, хлестнул ношу плетью, а взбешенный Али-Магомет только рукой махнул. Пираты беспощадно избили пленника, а затем швырнули истерзанное тело за борт. Несколько секунд еще можно было различить под водою коричневато-белое пятно. Василию почудилось, что там еще пузырится розовая пена… Али-Магомет рассвирепел не на шутку.

— Всех — гребцами на галеру! — кричал Али-Магомет. — Покажи им, Рюштю-бей, как твои надсмотрщики умеют обращаться с бичами! Ведите их! Нет, стойте! Большого уруса и вот этих троих, что посильнее, оставьте на бригантине… Эй, принести сюда кол да заострить его получше! Остальных — ведите на галеру! Вели приковать их к веслам, Рюштю-бей. Двенадцать наших старых гребцов, чьи места займут эти нечестивцы, пусть перейдут сюда, на бригантину, матросами.