Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971 - Светлана Бондаренко

Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Ленке привет!!!!

А я все лечу свои зубы — героический Я! И конца этому не видно.

Дорогой Аркашенька!

Новостей никаких нет. Звонил тут Дмитревский. Среди прочей болтовни попросил меня, чтобы я попросил тебя, чтобы ты справился (как официальное лицо или как угодно) в редакции ЖУРНАЛА «Молодая Гвардия» у тов. Никонова непосредственно, как продвигается и принята ли вообще статья Брандиса-Дмитревского о фантастике. Я втолковывал Дмитревскому, что у тебя отношений с этим журналом нет, но он все равно просил. Иисусом Христом, двенадцатью первоапостолами, справься, мол! Намекни там! Так что имей в виду.

Насчет Тройки я в общем как-то спокоен. У Булгакова она только упоминается вскользь и как таковая не функционирует. Но ежели ты полагаешь, что надобно сменить — сменим. Подумаешь! И сокращение придумывать не станем. На хер нам сокращение? Да в гробу мы его видали с кучей прочих аббревиатур в белых пачках и на пуантах! Вот название только придется перепридумывать — это да. Но ничего. Перепридумаем. Не впервой.

Сашка Копылов лежит в одной палате с каким-то ленинградским критиком-литературоведом. Так этот критик (сам он фантастику нэнавидит) хихикая сообщил, что В. Панова желчно завидует Стругацким — их популярности среди читателей. Вот так-то. Боюсь, наделает нам эта баба бед, ох боюсь! Она ведь в Ленинграде всесильна. Как бы к ней подъехать, умилостивить, ума не приложу.

Слушай, за «В» нам будут платить тоже только за ОДИН тираж (как и за СБТ)? Да это грабеж! Выясни, пожалуйста, и отпиши.

Вот и всё пока… целую и жму ногу,

твой [подпись]

P. S. Ленке привет!

А что слышно насчет статьи в «Ком-те»? Угроза-то ведь не отпала.

И — неожиданно, без обычных договоренностей — АБС снова встречаются в Москве. Вероятно, в это время выходит злополучный номер «Коммуниста», о котором так волновались братья. И обсужден он был во время встречи, ибо после этого в письмах он не упоминается. Статья действительно страшненькая, ибо упрекает Авторов не в каких-либо частных просчетах, а в главном (главном на тот момент для любого советского писателя, если он хотел называться советским, и вообще — быть писателем).

<…>

В тех случаях, когда писатель отрывается от марксистско-ленинского анализа законов общественного развития, его ждет неудача.

Покажем это на примере.

Среди советских фантастов и читателей в последнее время заметную популярность завоевали талантливые писатели Аркадий и Борис Стругацкие. Многие их произведения привлекают читателей свежестью мысли, оригинальностью коллизий, а главное, стремлением показать героя, остро ощущающего историческую ответственность за свои поступки, активно действующего во имя самых светлых идей. Особенно хочется отметить в связи с этим глубокую по мысли антифашистскую повесть братьев Стругацких «Попытка к бегству».

Тем досаднее творческая осечка их с другой повестью — «Хищные вещи века».

История эта поучительна во многих отношениях. Увлекшись идеей математического моделирования, применяемого в физике и других областях естественных наук для прикидки перспектив развития отдельных процессов в искусственно ограниченных условиях, писатели задумали создать модель человеческого общества. Собственно, в самой попытке моделирования социальных процессов ничего плохого нет, и метод мог бы оказаться весьма плодотворным, если бы мысленный эксперимент строился на основе социальных закономерностей.

Но, конструируя модель общества — явления социального, — экспериментаторы странным и непостижимым образом даже с точки зрения элементарной логики решили исключить из его конструкции именно социальную суть.

С одной стороны, в авторском предисловии к книге говорится, что речь в повести идет о реальных тенденциях современного буржуазного строя, явлениях, суть которых раскрыта в работах к. Маркса, В. И. Ленина. С другой стороны, экспериментаторы там же оговаривают условия эксперимента: «Мы не ставили перед собой задачи показать капиталистическое государство с его полюсами богатства и нищеты, с его неизбежной классовой борьбой».

Нелогичная эта позиция получает столь же нелогичное обоснование: «Да и в одной небольшой повести нам никогда не удалось бы осветить все стороны, все социальные противоречия капиталистического государства». Конечно, все стороны и все социальные противоречия капиталистического государства невозможно осветить в повести, но это не дает ровно никаких оснований все эти стороны отбрасывать, коль скоро авторы взялись говорить о реальных тенденциях современного капиталистического мира. Но именно такая попытка делается в их эксперименте.

Авторы поясняют, что под тенденциями и явлениями, о которых речь шла выше, они имеют в виду «массовую идеологию, ежедневно и ежечасно порождаемую практикой частнособственнического предпринимательства», и саму практику, которая приводит к тому, что «меркантильные интересы… готовы поглотить все другие человеческие чувства, а само общество выглядит как толкучка стяжательских страстей».

Но нельзя упускать из виду, что К. Маркс и В. И. Ленин видели в буржуазном обществе разную идеологию у разных его классов. Массовая идеология, разделяемая всеми членами общества, — это особенность общества, в котором нет антагонистических классов или нет классов вообще, то есть социалистической страны, коммунистического общества.

Не учитывая эти коренные положения марксизма-ленинизма, авторы конструируют «капиталистическое государство», лишенное признаков классовой структуры. Страна Дураков (в повести она называется также «неострой») — это «средних размеров страна», достигшая материального изобилия (каким путем, не объясняется, просто говорится, что страна захвачена изобилием «врасплох»). Все или почти все поголовно обеспечены всем или почти всем по части материальных благ. Никаких сколько-нибудь серьезных умственных интересов у людей нет, не говоря уже о социальных устремлениях. Свободное время они просто «прожигают».

<…>

В конце концов всякая мельница выдает муку из того зерна, которое в нее насыпано. Если в машиноэлектронную модель общества не заложили социальных зерен, то и нечего ожидать каких бы то ни было социальных выводов. В чем же смысл опыта? Может быть, авторы эксперимента, отвлекаясь от прочих соображений, хотели просто показать, что если сделать два допущения: 1) предоставить некоему скоплению людей в изобилии материальные блага и 2) лишить их стимулов социального и морального порядка, грубо говоря, поставить их в положение животных на откормочном пункте, то животные начала и будут в них развиваться? Но моделирование такого сорта напоминает анекдотического таракана, у которого экспериментатор оторвал ноги, чтобы доказать, что без ног таракан ходить не может.