Месть смертника. Штрафбат - Руслан Сахарчук

Он вдруг понял, что для счастья нужны не только двое, но и мир вокруг, который их не тревожит. Не исчезает, а просто их не беспокоит и занимается своими делами. Так и случилось. Но и этому пришел конец. Может быть, даже если они и сойдутся снова – будут они, но не будет покоя и тишины. А может быть, изменятся и они.

Страх не отпускал. Сердце кололо и, как ему казалось, билось с перерывами, неритмично. Белоконь медленно встал и пробрался к выходу из блиндажа, осторожно переступая через штрафников.

Как только Белоконь выглянул наружу в прохладную, потрескивающую близкой стрельбой ночь, его спросил тонкий мальчишеский голос:

– Товарищ солдат, не знаете, где взводный третьего взвода? Широкий такой хохол. Мужики говорят, в каком-то из блиндажей, я уже запутался, где спрашивал, а где нет.

– Я этот взводный, – ответил Белоконь.

– О, сам нашелся! Идемте со мной, ротный всех собрал у себя… Ступайте осторожней, в окопах спят тюремные товарищи, им не хватило землянок.

По траншеям пробирались медленно. Белоконь смутно различал перед собой фигуру провожатого. Это был хороший знак: даже после изнурительного перехода он не слеп в сумерках. Кроме звезд и ущербного месяца ночь расцвечивали лишь зеленые линии пуль. Они брали начало из одной точки в немецких укреплениях. Стрельба была бессистемной, но очень эффектной.

– Трассерами дают, сволочи! – сказал провожатый. – Вот жахнули бы по ним наши пушкари, чтоб не наглели!

– Глупость, – безразлично бросил Белоконь.

– Почему?

– В этом месте наверняка сидит единственный пулеметчик. Он сразу смоется. А батарею раскроем – они потом по ней из минометов врежут.

– Вы-то откуда знаете?

– Орудием командовал.

– Что, были случаи?

– Угу.

– Расскажете?

– Нет.

В просторном блиндаже, который занял Титов, уже собралось все ротное командование. Ладо Гвишиани, замполит Дрозд и двое взводных сгрудились около низкого стола. Титов стоял над ними с дымящей трубкой. Белоконь был последним – Попов (именно им оказался провожатый) слишком долго его искал.

Белоконь отдал честь и доложился.

– Иди сюда, Василий, – сказал Титов. – Взводным это тоже нужно знать.

На столе, в свете двух ламп, лежала довольно условная схема высоты. Ротный пыхнул трубкой и заговорил. Белоконь ожидал небольшого вступления о терзаемой врагом советской земле, но Титов сразу перешел к делу:

– Я только что вернулся с совещания, на котором решалась судьба нашей совместной атаки…

Это бодрое начало он тут же испортил тем, что по традиции партсобраний перечислил всех присутствовавших на судьбоносном совещании. Комбата Дерюгина – с полномочиями, но без батальона, командира уголовного штрафбата, майора НКВД, руководившего заградотрядом, командира дивизиона пушек семьдесят шестого калибра, а также всех их политруков. И себя с Дроздом – для тех, кто не понял, что они тоже присутствовали на совещании.

Итогом трехчасовых дебатов этой толпы командиров стал довольно незамысловатый план взятия фашистских укреплений. Перед его оглашением Титов предупредил, что высказывал свое неодобрение и даже протестовал. Но так получилось, что он, руководитель основных сил атаки на высоту 123,8, имел всего лишь должность ротного – с соответствующим правом голоса. Ниже стоял лишь командир дивизиона из двух батарей семьдесят шестых. Белоконь про себя отметил, что батарей все-таки две – вторая где-то прячется. В конце концов, план приняли, передали наверх по телефону и более высокое командование его уже утвердило. Так что обратной дороги не было.

Когда Титов добрался до изложения диспозиции, присутствующие уже закуривали по третьей. Ротный и Гвишиани потягивали глиняные трубки, набитые такой же махоркой, как и в самокрутках у взводных. У Дрозда были папиросы, но он ими ни с кем не делился. Не курил только Попов, и это ему серьезно мешало совещаться. Санинструктор задыхался, кашлял, выходил из блиндажа подышать свежим воздухом, но тут же возвращался, напуганный сверкающими трассерами.

Из-за густого дыма Белоконь с трудом различал схему на столе, но того что он видел, было достаточно, чтобы правильно понимать ротного.

– Сейчас известны только три пулеметные огневые точки, – говорил Титов. – Перед первым штурмом сведений было больше, но потом, понятное дело, фрицы сменили положение некоторых пулеметов… Словом, мы знаем о трех дзотах. Предполагается, что с нашей стороны их около дюжины. Поэтому каждый сантиметр земли перед высотой пристрелян. Есть и хорошие новости: участки как перед нашими, так и перед немецкими позициями, по которым мы пойдем в атаку, не заминированы. Саперы очень хорошо поработали еще перед атакой батальона Дерюгина. С тех пор никто ничего не минировал. У наших это делать было некому, нечем и незачем – немцы не предпринимают попыток прорыва, они только обороняются. У фашистов, судя по всему, и желания особого нет – они надеются на свои фортификации. На артиллерию, опять-таки. Они все же отсюда держат огромный участок дороги – у них там пушек до кузькиного хрена, с какой угодно дальностью…

– Насколько я понял, – вмешался Дрозд, – взять высоту невозможно.

– Возможно все, – отозвался Титов. – Прежде всего, силой нашего духа. И танками, если бы они у нас были…

– Но танков у нас нет? – уточнил Дрозд.

Титов пожал плечами.

– Предполагается, что гнать сюда танки – значит напрасно угробить машины. Немецкие противотанковые с этой высоты сожгут их на раз-два. Но я бы все-таки попробовал танками…

– Как в тире, мать его… – пробормотал один из взводных.

– В тире меньше трупов, – сказал Дрозд.

– Теперь собственно план, – сказал Титов. – Утвержденный командованием план… Завтра в шесть тридцать утра… то есть уже почти сегодня, сейчас два ночи… одна рота уголовных штрафников пойдет в разведку боем. Щупать немцев на предмет огневых точек. Возможно, им удастся подавить пару пулеметов. Серьезно на это никто не рассчитывает.

– На убой пойдут уголовнички, – удовлетворенно сказал Дрозд. – Что ж, не они первые, не они последние. В борьбе за великое дело оправданы любые жертвы. Они погибнут во имя…

– Замолчи, шакал! – потребовал Гвишиани.

– А ты мне не приказывай! Ишь, орел!

Не спуская глаз с замполита, Гвишиани потянулся к ножу на поясе. Дрозд испуганно отпрянул за спины взводных. Белоконь подумал, что он бы даже придержал этого мелкого пакостника, если бы горец действительно хотел его зарезать.

– Ладо, спокойнее, – сказал Титов. – А вы, товарищ политрук, в самом деле прекратите все эти… пораженческие настроения.

Все так же глядя на Дрозда, Гвишиани пообещал:

– Сдохнэшь, как собака!

Замполит стал от него как можно дальше и что-то буркнул для виду. Видно было, что он здорово напуган. Убедившись, что здесь и сейчас кровопролития не будет, ротный продолжил:

– После разведки боем планируется длительная артподготовка по обнаруженным точкам.

– Савсэм длительная? – спросил Гвишиани.

– Пока фашисты не пристреляются по нашим орудиям, – ответил Титов. – Удастся пушкарям разнести пять-шесть дзотов – уже хорошо. Сразу после артиллерии вперед пойдут две роты зеков и основные силы, то есть мы. Атакуем все вместе по тому же пути, по которому ходил батальон Дерюгина…

– И с тем же успехом, – буркнул Дрозд так, чтобы его услышали только взводные, за спинами которых он прятался.

Белоконь хотел лягнуть замполита, но вместо этого громко сказал:

– Товарищ капитан, разрешите обратиться! Здесь товарищ политрук утверждает, что лично он вполне созрел для лобовой атаки.

Титов проявил неожиданную от такого человека смекалку. Он тут же сделал вид, что и сам слышал, как Дрозд рвется в бой.

– Это похвально, товарищ ротный комиссар, – сказал он. – Рад, что вы передумали прятаться от пуль в окопах заградительного отряда. Это говорит о том, что вы не только верный сын отечества, но и настоящий коммунист.

Дрозд, который с каждым новым пунктом плана все больше и больше радовался тому, что не будет участвовать в атаке, опешил. Он явно не ожидал, что его может подставить какой-то заведомо безмозглый бугай. То, что командир так быстро поддержал этого штрафника, было просто страшно.

Титов с воодушевлением продолжил:

– Для меня честь сражаться плечом к плечу с таким человеком!

– Э, как он бэз каски пойдет? – подхватил Гвишиани. – Ай, нэхорошо! Попов, друг, давай быстренько принэси каску нашему дятлу! В каске будэшь, гэрой.

– Это заговор… – прошипел Дрозд. – Заговор против политработника…

Он отскочил к выходу и заорал:

– Все под трибунал пойдете!!! Особенно ты! – взвизгнул он, ткнув в Белоконя пальцем.

– Я там уже был, товарищ политрук, – отозвался тот.

Продолжая вопить, Дрозд выскочил из блиндажа.

– Маладэц, брат! – сказал Гвишиани, хлопнув Белоконя по плечу.

– Василий, больше так не делай, – сказал Титов. – Дрозд только этого и ждет. Ладо, ты тоже хорош. Командиров и так не хватает, а вы на расстрельную статью напрашиваетесь.