Старики - Хэсфорд Густав

Док Джей подбирает побросанное нами снаряжение, Алиса перекидывает Ковбоя через плечо, и они начинают отходить вниз.

Стропила уже успел залезть на конек крыши. Заглядывает на другую сторону.

БАХ. Свист.

Я подползаю к Стропиле. Выглядываю. Из-за невысокой трубы на противоположном углу крыши высовывается черная полоска.

Мы слышим невообразимо громкий лязг танка, движущегося внизу по улице. Танк останавливается.

Зверодер и младший капрал Статтен прекращают огонь.

– Пошли отсюда, – хватаю Стропилу за плечо. – Этого гука из танка замочат.

Стропила на меня не смотрит. Вырывается.

Я поворачиваюсь и добираюсь гусиным шагом до края крыши. Встаю на ноги и только собираюсь прыгать, как дом взрывается подо мной.

Я валюсь на спину.

Снайпер трогается с места.

Стропила перепрыгивает через конек и на заднице съезжает вниз по скату.

Пытаюсь встать. Но все мои кости, похоже, сместились на дюйм влево.

И вдруг мою грудь припечатывает чья-то нога. Снайпер с удивлением смотрит на меня сверху вниз. Снайпер видит мою беспомощность, бросает взгляд назад на Стропилу, готовится перепрыгнуть на другую крышу.

Стропила бежит обратно вверх по скату и съезжает на заднице вниз, в десяти ярдах от меня.

Я тянусь за своей «масленкой».

Снайпер оборачивается в сторону Стропилы, и ее СКС начинает подниматься.

Этот снайпер – первый Виктор-Чарли, которого я вижу не мертвым, не в плену и не с большого-большого расстояния. Она совсем ребенок, не более пятнадцати лет, стройный ангелочек смешанной евроазиатской наружности. У нее прекрасные темные глаза, которые одновременно и суровые глаза хряка. Ростом она не дотягивает даже до пяти футов. У нее длинные блестящие черные волосы, собранные в хвостик сыромятным шнурком. На ней рубашка и брюки из хаки горчичного цвета, на вид новые. Между ее маленькими грудками, по диагонали пересекая грудь, тянется трубка из белой материи, плотно набитая липким красноватым рисом. Ее сандалии типа «B.F. Goodrich» вырезаны из списанных покрышек. Тонюсенькая талия перехвачена полевым ремнем, на котором болтаются самодельные гранаты с пустотелыми деревянными ручками (их делают из банок из-под «Кока-Колы», набивая их черным порохом), нож для чистки рыбы и шесть брезентовых патронташей с рожками для автомата AK-47, который висит у нее за спиной.

БАХ. Стропила стреляет из своей M-16. БАХ. БАХ.

Снайпер опускает оружие. Смотрит на Стропилу. Смотрит на меня. Пытается поднять карабин.

БАХ. БАХ. БАХ. БАХ. БАХ. Пули бьют в тело. Стропила продолжает стрелять. Пули Стропилы вышибают из снайпера жизнь.

Снайпер падает с крыши.

Танк стреляет по первому этажу, который под нами. Дом содрогается.

Я поднимаюсь. Чувствую себя как дерьмо мертвячье. Выхожу на лицевую сторону дома. Машу белокурому командиру танка. Он разворачивает пулемет пятидесятого калибра и целится в меня. Я встаю в полный рост на краю крыши. Машу руками: «Все чисто».

Командир танка поднимает вверх большие пальцы.

Выдергиваю кольцо и швыряю на крышу зеленую дымовую гранату.

Ковыляю к куполу и слезаю в библиотеку.

Стропила уже успел запрыгнуть в библиотеку и теперь несется вниз по побитым осколками ступеням.

Спустившись и выйдя на улицу, я вижу, как танк подкатывает к последнему дому, который еще не разрушен. Еще раз сообщаю жестами «Все чисто», и командир танка одаряет меня еще одной улыбкой, еще раз выставляет вверх большие пальцы, а потом танк стреляет, разнося второй этаж. Делает еще один выстрел, разнося первый этаж.

Огромное механическое тело командира танка удовлетворенно рычит и с грохотом удаляется.

Ковбой бежит мне навстречу. Шлепает меня по руке. «Смотри! – Ковбой осторожно дотрагивается до правого уха. – Смотри! В его правом ухе – аккуратная круглая дырочка, а в верхней части левого -полукруглая царапина. „Видишь? Легкое Сердце! Пуля пробила каску сзади, прошла вокруг всей головы, потом вылетела и попала в руку...“ – Ковбой поднимает правое предплечье, которое уже успели перебинтовать. – Нет, ты видел этот танк? Круто работал, да? Что за прелесть».

Док Джей подбегает к Ковбою, грубо его хватает, силой усаживает. Ковбой сидит на расщепленном обрубке бревна, а тем временем Док Джей срывает обертку с перевязочного пакета и перематывает бинт вокруг окровавленной головы Ковбоя.

Мы с Алисой обходим дом, заходя к нему сзади.

Обнаруживаем там Стропилу, который стоит над снайпером, отхлебывая из бутылки «Кока-Колы». Стропила ухмыляется. Он говорит: «С Кокой дела идут лучше!»[32]

Подходит Зверодер, и Стропила говорит: «Посмотрите на нее! Посмотрите на нее!»

Мы обступаем снайпера. С огромными усилиями снайпер втягивает в себя воздух. Кишки вылезли через пулевые отверстия как цветными пластмассовыми трубками. Задняя часть бедра снайпера и правая ягодица оторваны. Она скрипит зубами и повизгивает, как собака, которую переехала машина.

Младший капрал Статтен подводит свою огневую группу к снайперу.

– Глянь-ка, – говорит младший капрал Статтен. – Девчонка. Ну и разворотило же ее!

– Посмотрите на нее! – говорит Стропила. Он расхаживает вокруг стонущего куска развороченного мяса. – Посмотрите на нее! Правда, я крут? Правда, я грозен? Я ли не душегуб? Я ли не сердцеед?

Алиса наклоняется, расстегивает полевой ремень снайпера и выдергивает его из-под ее тела. Снайпер слабо стонет. Обращается к нам по-французски. Алиса швыряет окровавленный ремень Стропиле.

Снайпер начинает молиться по-вьетнамски.

Стропила спрашивает: «Что она говорит?»

Я пожимаю плечами. «Какая разница?»

Зверодер сплевывает. «Скоро стемнеет. Потопали-ка обратно в роту».

Я говорю: «А с гуком что?»

«Хрен с ней, – говорит Зверодер. – Пускай тут сгниет».

«Нельзя ее вот так оставлять» – говорю я.

Зверодер делает гигантский шаг ко мне, приближает свое лицо к моему.

– Слушай, мудак, Ковбой ранен. Ты только что друзей потерял, урод. Я руковожу этим отделением. Пока меня не разжаловали, я взводным сержантом был. И я говорю – оставляем этого гука на потеху крысам.

Стропила защелкивает на себе северовьетнамский ремень. У ремня тускло-серебристая пряжка со звездой, которая выгравирована посередине.

– Джокер – сержант.

Зверодера это приводит в удивление. Он глядит на Стропилу, потом на меня. Наконец произносит:

– Тут это не катит нихрена. Мы в поле, урод. Ты нихрена на хряк. Не тянешь ты на хряка. Хочешь со мной схлестнуться? А? Смахнемся?

Я говорю:

– Меня этим отделением командовать за миллион долларов не заставишь. Я просто говорю: нельзя этого гука вот так оставлять.

– А мне-то что? – говорит Зверодер. – Давай, мочи ее.

Я говорю:

– Нет, я не буду.

– Ну, тогда по коням. Выдвигаемся... Незамедлительно.

Я гляжу на снайпера. Она хныкает. Я пытаюсь прикинуть, чего бы сам желал, лежа вот так полумертвым, в страшных мучениях, окруженный врагами. Заглядываю ей в глаза в поисках ответа. Она видит меня. Она понимает, кто я: человек, который положит конец ее жизни. Мы стали близки, мы повязаны кровью. Я начинаю поднимать «масленку», а она – молиться по-французски. Я дергаю за спусковой крючок. БАХ. Пуля входит снайперу в левый глаз и, выходя, отрывает затылочную часть головы.

Отделение застывает в молчании.

Потом Алиса фыркает, сверкает широкой улыбкой.

– А ты крутой чувак. И почему ты не хряк?

Ковбой с Доком Джеем появляются рядом со мной.

Ковбой говорит:

– Звер, я пригоден для дальнейшей службы. Благодарю за службу, Джокер. Ну, ты и крут.

Зверодер сплевывает. Делает шаг вперед, наклоняется, выхватывает мачете. Одним могучим ударом отрубает ей голову. Он хватает голову за длинные черные волосы и высоко ее поднимает. Смеется и говорит:

– Да упокоятся обрубки твои, сука. – снова ржет. Идет по кругу и тычет окровавленным шаром в наши лица. – Крут? Кто крут? Теперь кто крут, уроды?