Золото - Леонид Николаевич Завадовский

Инженер как будто забыл о хозяине, обращался только к Лидии, лишь на нее глядели его глаза. Он, оказывается, бежал из Крыма на английском пароходе, спасавшем врангелевские войска, и где только ни побывал, пока добрался до Америки. И как несколько минут назад всем существом Лидия впитывала музыку грустной песенки, так теперь пила мелодию голоса инженера. И своя неудовлетворенность поднималась в ней навстречу гостю. Она закрыла глаза, чтобы не видеть его лица.

— Пожалуйста, сыграйте еще раз мексиканскую песенку.

Но Тин-Рик отказался наотрез.

— Что хотите делайте со мной, не давайте чаю, но я не могу. Лучше сыграю трансваальскую плясовую. Мне довелось работать в дни скитания на золотых рудниках в этой маленькой горячей стране. Когда я выбирался после подземной тишины и глухоты на свет — плясал с веселыми девушками.

Он снова заиграл. Пальцы замелькали, точно обжигаясь о маленький инструмент. Лидия вызывающе глядела на музыканта и поводила плечами.

Молча пили чай. Не говорилось, не хотелось разрушать очарование необычной вечеринки. Когда гость поднялся, Лидия не удерживала его. Федор Иванович подал ему куртку, треушку и рукавицы. Проводил до двери. Вернувшись, снял парадный пиджак, уселся к столу и снова пил чай.

— Замечательный человек, — говорил он, вытирая лицо полотенцем. — Образованнейший человек. Он к тебе очень расположен, не надо было заводить споров с ним. Так и думал: вгорячах скажешь что-нибудь. Уводилась теперь, какие люди приехали в Россию уму-разуму нас учить? Немножко, кажется, поумнее наших дуботолов.

23

Управляющий зачастил в домик смотрителя. Забегал в полдень мимоходом, заходил вечерами. Развлекал своей музыкой, и казалось — просто хорошо знакомый человек заходит к таким же хорошим людям, скучающим на притихшем прииске, интересный, деликатный гость, об уходе которого сожалеешь…

Лидия привыкла к серой ушанке инженера, к улыбке, с которой он в виде предисловия говорил, стоя в дверях: «А вы надеялись — хоть сегодня, может быть, не придет», но тревога, возникшая в первый вечер, не проходила. При всем желании не могла отделаться от первого беспокоящего впечатления, быть может, совершенно ошибочного.

Но, что бы там ни было, он казался чрезвычайно милым. Меховая куртка очень шла к его мешковатой фигуре. Хотелось потрогать ее рукой или приложиться щекой. В конце концов, когда с таким нетерпением ждешь человека, когда его появление вызывает невольную краску в лице, все дурные мысли о нем исчезают. Однажды под видом шутки, хотя глаза выдавали более серьезное чувство, она не удержалась и погладила-таки его плечо. Он обнял ее, поняв невольный порыв как вызов. — даже раскаялся, что заставил женщину ждать так долго внимания мужчины. Она вырвалась и, вся пылающая, приглаживала волосы.

— Вам ничего еще не позволено, милостивый государь.

— Почему же, милая?

— Потому, что я жена мужа, а вы муж жены. Я — русская, вы — американец.

— Какая злющая женщина, уже оженила старого холостяка. Позвольте вам доложить — я больше русский, нежели эти новые американцы, для которых нет ни эллина, ни иудея.

— Может быть, но первое остается.

— Я не собираюсь отнимать вас у Федора Ивановича. Он такой прекрасный хозяин.

— Вся беда в том, — заявила Лидия. — Мне надоели временные квартиры.

— Знаете, я близок к тому, чтобы полюбить вас по-настоящему. И вы этого добьетесь.

— Положение не изменится.

— Как не изменится? Тогда отпадает временная квартира, так надоевшая вам. Ведь просто тоска берет видеть вас с этими смотрителями.

Лидия погрозила пальцем.

— Милостивый государь, забываетесь.

И так забавно нахмурила брови, что он схватил ее руку и нетерпеливо сжал в своих руках. Она настойчиво освободилась.

— Я предупреждала — большего не полагается, гражданин американец. И так слишком многое вам позволено.

— Тогда я не смогу у вас бывать.

— Как угодно. Но имейте в виду — я по-прежнему рада видеть вас у себя.

— Благодарю покорно! Сидеть и разговаривать об идиотских приисках с Федором Ивановичем. Этого удовольствия у меня вполне достаточно в конторе.

Лидия чувствовала, что слишком далеко зашла, но не могла уже сдержать себя.

— А мне казалось, — она услышала стук своего сердца, — что я второстепенное лицо, а главным является именно Федор Иванович. Значит, он — полезное, а я — приятное. Так?

Инженер сделал вид, что захвачен внезапно блеснувшей догадкой.

— Какая непростительная манера. Я ненавижу себя за нее. Простите, ради бога. Я слишком просто пытался подойти к вам и очень рад, что вы совсем не та, за кого я вас принял. Повторяю, невыразимо рад за ошибку. — Он растроганно смотрел в ее лицо. — Как можно ошибиться? Вульгарный тон, предназначенный для других, — буду откровенен до конца, — должен был оскорбить, возмутить вас до глубины души. Бывает же такая идиотская минута, когда что-то помешает видеть человека таким, каков он есть.

Инженер снова взял ее руку. Она не отняла и позволила поцеловать. Хотелось провести ладонью по стриженым волосам.

— Я с удовольствием увижу вас у себя. Особенно таким… а сейчас…

— А сейчас гоните?

— Я боюсь — мы недостаточно продумали то, что произошло…

Он опустил голову и, выражая всей фигурой раскаяние, вышел.

24

Управляющий не заходил с неделю. Лидия тосковала по серым крупным глазам, которые запомнились печальными и наивными.

Однажды, тихонько переступая валенками по снегу, утонув в мохнатом воротнике мужниной барнаулки, она прогуливалась по стану. На душе было затишье, не хотелось резкого движения или звука. Почти то же самое испытывала год назад, когда вот так же нарождалась любовь к Николаю. Вдруг в морозном неподвижном воздухе рассыпались крики. Сделала несколько шагов и выглянула из-за угла. Возле конторы стояла толпа шахтеров. В середине — управляющий. Немножко мешковатый в своей оленьей куртке. Он что-то говорил. Уверенная, что ее трудно узнать в барнаулке, подвинулась ближе.

Теперь слова Тин-Рика стали слышны.

— Возможно, что рудком вправе был приказать вам уйти с работы. Мы сами против сверхурочных работ, когда они не являются необходимыми. Дело в том, что смотритель Пласкеев исполняет те обязанности, за которые ответственен не только передо мной, но и перед советским законом. Концессия обязалась соблюдать правила безопасности. Вас поставили на проходку штрека, на срочную работу, не терпящую промедления. Вы ушли, Контора предупреждала. Объявление висит на видном месте целую неделю. Я не могу ничего для вас сделать. Не я увольняю вас. Вы снимаетесь с работы выше нас стоящими, предусмотревшими все возможные случаи, все возможные нарушения договора как с вашей стороны, так и с нашей. Одинаково закон строг и к вам, и к нам.

Толпа зашевелилась. Раздались восклицания. Инженер поднял руку.

— Давайте, ребятки, не волынить. Вы требуете, чтобы я обошел