История американской культуры - Татьяна Кузнецова

Дело не только в омрачавших пейзаж дымных трубах. Всегда в истории любой страны эпохи высокого идейного взлета и крайнего напряжения творческой мысли с их неизбежными разочарованиями временного характера сменяются периодами относительной апатии. После подъема политической мысли, характерного для эпохи революции и периода становления государства – с 1776 по начало 1800-х годов, постепенно наступал период относительного упадка. Буржуазный практицизм, вопросы дебета и кредита сменили революционный, новаторский дух предыдущей эпохи.

Постепенно правительство и Конгресс отказались от формулировки четкой политической доктрины, довольствуясь прагматической всеядностью. Путь, на который встала страна, уводил прочь от республики землевладельцев с приблизительно равным достатком. Америку второго десятилетия XIX века уже не интересовал вопрос «монархия или республика». На повестку дня встали реальные проблемы банковской ставки, постройки дорог, проведения каналов, роста и обогащения – то, что именуется развитием капитализма. Тон историческому развитию Америки задавала уже не южная Вирджиния, а индустриальные северные и центральные штаты, поддерживавшие рост западных поселений. Идеолог просвещенного гуманизма, Джефферсон самим ходом историко-экономического развития был осужден на фактическое одиночество в своем вирджинском поместье.

Отойдя от кипения политических страстей, Джефферсон посвятил себя чтению классической литературы, которое наполняло его душу восторгом, математическим истинам и здравой философии, равным образом безразличной к надежде и страху, дававшей ему утешение. В переписке с Джоном Адамсом, возобновленной после нескольких лет жизни в Монтичелло, Джефферсон дал своему корреспонденту совет, который говорит о его собственных жизненных правилах. Он призывал Адамса не стремиться к отдыху и с радостью встречать препятствия, которые ставит перед ним жизнь. Любовь к отдыху, по мнению Джефферсона, все шире разрастается в человеческой душе и ведет к отказу от физических упражнений, расслаблению разума, индифферентности ко всему окружающему, а в конечном счете – к анемичности тела и апатии ума, наиболее далеко отстоящим от счастья. Принципы философии счастья, по мнению Джефферсона, полнее других выразил Эпикур; согласно его учению, твердость является одной из четырех основных ценностей, без которых счастье невозможно. Встречать и преодолевать препятствия, а не бежать от них подобно трусам – вот поведение, характеризующее человека истинно счастливого.

К письму Адамсу Джефферсон, извиняясь за несколько лапидарный стиль, прилагал написанное двумя десятилетиями ранее краткое изложение столь почитаемой им философии Эпикура и сумму своих жизненных правил. Характерно, что моральные принципы он выводил из физических свойств Вселенной. Так, в фундаменте этической системы Джефферсона лежат представления о том, что Вселенная вечна, ее части, великие и малые, взаимосвязаны и взаимозависимы, существует лишь материя и пустота, движение внутренне присуще материи, которая обладает весом и падает. Далее следует утверждение о том, что существуют боги – создания более высокого порядка, чем ЛЮДИ; они наслаждаются в своей сфере собственными радостями, не касаясь забот смертных. Для смертных же высшая цель жизни – счастье, его основание – достоинство, мера достоинства – полезность. Существует и удовольствие, по своей природе активное и беспечное. Подлинная радость человеческой жизни – беспечность и отсутствие боли. Идеальное и искомое состояние, по Джефферсону – не испытывать телесной боли и волнений ума, быть благополучным, беспечным, спокойным. Чтобы достичь спокойствия ума, должно избегать желания и страха, двух главных болезней разума. Человек в своих действиях свободен. Его достоинства заключаются в благоразумии, выдержке, твердости и справедливости, Им противостоят глупость, желания, страх и ложь.

При помощи стоического мировосприятия Джефферсон хотел избежать моральных издержек, прежде всего разочарования, сохранить здоровое, спокойное и оптимистическое отношение к жизни. Характерно, что Джефферсон не обращался к религии. Религия для него была скорее суммой жизненных правил поведения. В одном из писем он писал, что всегда судил о религиозности других по их жизни, и предлагал судить себя по тому же критерию.

Из эпистолярного и литературно-публицистического наследия Джефферсона позднего периода его жизни встает портрет отнюдь не разочарованного и опустошенного государственного деятеля на досуге, а образ гармоничной, мужественной, целеустремленной, полной больших замыслов личности. Он говорил, что ведет свой челн, руководствуясь надеждой впереди, оставляя позади страх.

Разумеется, просветительская деятельность Джефферсона – далеко не единственный пример целенаправленной культурной активности. В галерее Монтичелло в первые десятилетия XIX века было собрано довольно много скульптурных и живописных портретов исторических и государственных деятелей, ученых. Напротив бюста Джефферсона стоял Гамильтон, а Вольтеру и Тюрго противостояли венценосные Наполеон и император Александр. Со стен смотрели портреты Колумба, Ньютона, Локка, Бэкона, Вашингтона, Адамса, Франклина и Мэдисона. Помимо висевших в зале портретов государственных деятелей, в Монтичелло имелась художественная галерея, где посетители могли любоваться картинами трех великих мастеров: Рафаэля («Святое семейство»), Рубенса («Бичевание Христа»), Пуссена («Вознесение»). Такой подбор, между прочим, отражал вкусы Джефферсона, которому была по душе возвышенная, спокойно-величавая и безгранично богатая оптимизмом жизненная философия мастеров. Проникновенность Рафаэля, полнота бытия Рубенса, задумчиво-патетическая тональность Пуссена больше всего трогали его.

Посетители галереи с интересом рассматривали также экспонаты небольшого палеонтологического музея.

Самые многочисленные жители культурных оазисов Америки – книги, громоздившиеся на огромных стеллажах. Личное книжное собрание Джефферсона послужило основанием Библиотеки конгресса, ныне одной из крупнейших в мире (в 1814 году накопленные Джефферсоном за пятьдесят лет жизни книги отвезли в одиннадцати фургонах в сожженный англичанами Вашингтон). Джефферсон оставался президентом Американского философского общества – практически американской Академии наук – вплоть до 1814 года, когда он попросил избавить себя от этой «синекуры». Его вкладом в работу Общества явилась критика философии Юма и Блекстона, разбор философии эпикурейцев, сравнительный анализ классификаций органического мира Линнея, Кювье и Блюменбаха, описание и характеристика американских и сибирских ископаемых, разбор новой испанской конституции, работы по математике, стандартам мер и весов, языкознанию.

Джефферсон словно предсказывал появление таких фигур, как президенты Эндрю Джексон и особенно Авраам Линкольн, которые возглавили страну, выйдя отнюдь не из чопорной Новой Англии, а из гущи поселенцев Запада.

Новые веяния охватывали Америку, страна уже забывала о своем прошлом суверене – английском короле, росло третье поколение американцев, не знавших британского господства. Архитектура становилась одним из наиболее востребованных в Америке искусств.

Окончание Ренессанса и новый Ренессанс

К концу XVIII века эпоха неоспоримого доминирования замечательной плеяды людей американского Ренессанса в обществе и в культуре окончилась. Снизился общий интеллектуальный ценз общества, центром внимания стал поселенец, живущий на границе цивилизованного мира. Избрание в 1828 году президентом демократа – генерала Эндрю Джексона – было знаковым. Европейски-космополитический лоск уступил место грубоватой силе строителя и фермера, героя индейской границы, оторвавшегося от европейской пуповины.

Война всколыхнула все слои общества, каждого человека поставив перед выбором и способствовав росту гражданских чувств. Созидательная энергия Америки получила стимул, обращенный, в конечном счете, к росту материальной и духовной культуры – однако эта духовность была уже другого толка.

Независимость принесла смену общественных идеалов, эстетических норм, условий формирования культуры. Науки и искусства получили долговременный и стабильный стимул к развитию. Внешний мир – от столиц Старого Света до китайских портов – шире и шире открывался для молодого государства. В страну устремились новые потоки эмигрантов, теперь уже не связанные обязательной лояльностью к английской короне и более свободно раскрывающие свой культурный потенциал. Отступило консервативное, угодливое; вперед выступило смелое, энергичное, своеобразное.

Теология отходила на второй план, мощные идеи революционного периода завладели общественным вниманием. Те, кто не был востребован в узких рамках колониального уклада, смело вышли на национальную арену независимой государственности. Основание единой столицы объединенных штатов содействовало формированию в умах американцев нового культурного миропорядка, в таком контексте секулярного (секуляризм – программное отделение власти церкви от власти государства) и основанного на самых просвещенных принципах века. Исчезновение с национальной сцены королевских чиновников высшего звена (губернаторов, военачальников, судей, крупных землевладельцев) привело к возвышению прежде стоявших на вторых ролях торговцев, фермеров, городских буржуа, средних землевладельцев. Это, несомненно, демократизировало всю систему общественных отношений в Соединенных Штатах, привнесло в культуру те элементы демократизма, которых и следовало ожидать от самой большой республики своего времени.