Щит - Михаил Гвор

Про воспетые в нашем времени знаменитые пути („из варяг в греки“ и из тех же варяг в булгары, он же „большой волжский“) здесь не подозревали. Существовало огромное количество сравнительно коротких маршрутов, хорошо известных местным рекоходам. Из этих кусочков можно проложить маршрут откуда угодно и куда угодно.

Что же касается „варягов“, точнее скандинавов, то эта публика по рекам передвигаться не любила, и заманить ее к Днепру было совсем не просто. К ним же никто ходить не собирался — незачем. Свеи и прочие „викинги“ котировались здесь где-то между ушкуйниками, как именовала себя мелкая новгородская (и не только) шпана и гудошниками. Им многое прощалось. Что взять с неграмотной деревенщины. Впрочем, топорами свеи владели знатно, а потому князья их нанимали, но из-за недисциплинированности не слишком охотно. Больше к полабским да поморским славянам тяготели. Тоже варяги, между прочим. Только настоящие. Так что до Новгорода или Киева скандинавы доплыть еще могли. А вот в „греки“, а тем более „булгары“… Грекам не надо викингов (хотя наши историки считали иначе, опять путая свеев с ободритами). А булгары сами по себе малоинтересны, да еще под Каганатом сидят.

Водный путь из Кордно в Киев включал в себя один-единственный волок. И если бы не естественное петляние рек, получался заметно короче сухопутного. Вверх по Оке, потом по ее притоку, называвшемуся, как и в наше время, Угрой, а дальше — короткий волок на речку бассейна Днепра, которую наши штатные географы опознали как Десну. Впрочем, подвиг их был вполне предсказуем, ибо название свое речка поменять не удосужилась. Да и название прибрежного поселка Елна наводило на определенные мысли.

Елна оказалась своеобразным поселением. Во-первых, народу в ней жило чуть ли не больше, чем в двадцать первом веке, когда она называлась Ельня и числилась городом и райцентром. Во-вторых, ни один из окрестных племенных союзов на разросшуюся веску не претендовал. Кто тут только не обитал. Кривичи, вятичи, радимичи, драговичи, ильменцы, меря, мещера, голядь. Минус первым Интернационалом Серый обозвал местных вполне заслуженно.

Народ собрался очень непростой. Было похоже, что мы попали в классическую казацкую вольницу времен Запорожской Сечи, и если эти ребята на кого обидятся, то пару-тройку тысяч человек мигом под ружье поставят. И не оборонцев-землепашцев с вилами и плотницкими топорами, а серьезных бойцов. А если добавить, что укрепления Елны хоть и уступали Кордновским, не говоря уже про линию Мажино, но выглядели убедительнее московских, то оставалось только сочувствовать покойному огланкуру, реши он дернуться в этом направлении, даже трехкратно увеличив численность личного состава грабь-команды.

Жила Елна волоком. Брали за услуги недешево, но обслуживание прилагалось соответствующее. Лодьи мухой выволокли из Угры, перетащили к Десне и спустили на воду. Добрый десяток верст пересеченки, а уложились меньше, чем за день. Вот что значит мастера своего дела. Никаких скидок древлянским и прочим князьям обслуга волока не предусматривала. Вообще, скидки в местных товарно-денежных отношениях предусматривались только со скалы. Или в прорубь. Но у нас был с собой Изяслав…

Наверное, родители звали сына Изей и никогда Славой. Не знаю. Когда десантники Кировобадской дивизии вытащили младенца буквально из-под топора погромщика, знающие его имя были уже мертвы. Одуревшие от крови азербайджанцы били армян. Родители мальчика ими не были. Но бьют не по паспорту, а по морде. Особенно когда умелые провокаторы подогревают толпу водкой вперемешку с анашой…

В окровавленный паспорт отца посмотрел старший наряда, нарушивший приказ „не стрелять!“ и тем спасший ребенка. После этого предстояло спасти от трибунала самого сержанта, а потому Изю не эвакуировали в Армению, где он и не был никому нужен. Мальчик прожил три года подпольным „сыном полка“, после чего попал в „Дубраву“. Единственный из нас, кого переименовали до Проекта. И очень удачно.

При подготовке посольства в Изяславе проснулся коммерсант. Сыграли свою роль гены, или прорвались наружу личные особенности… Не знаю, да и неважно. Но Славик умудрился за пару дней вникнуть в тонкости местных рынков и свободно оперировал ценами на арабские шелка в Магдебурге и беличьи шкурки в Шаркиле и Таматархе. А курсы обмена дирхема на солиды и кератии из него так и сыпались. Конечно, основам коммерции в „Дубраве“ учили. Но весьма умозрительно. Тренироваться было негде. Большинство этот предмет не любили. А Изя… Да вроде тоже особо не замечалось. А тут вдруг…

— Это же элементарно, — втолковывал Заславу, ворочающему веслом на соседней банке, новоявленный коммерсант, — не надо торопиться голым в баню и задешево продавать шкурки в Киеве. В Византии за них дадут впятеро. Если по оптовой цене. А если в розницу… — Изяслав мечтательно зажмурился, потянулся всем телом. — В Киеве скидываем сувенирку и ягоду. Фруктовина товар нежный, даже сушеный. Плюс объем большой занимает и не дорог. На вырученные средства приобретаем дополнительные меха. И всё это везем в Царьград…

Заслав терпел эти издевательства целых три дня. Потом пообещал самолично разрушить ромейскую столицу до того, как туда попадет его слишком предприимчивый товарищ. Изя даже обиделся на изверга рода человеческого, грозящего лишить такого удовольствия. Но вовремя подвернулась Елна. Тут-то Славик душу и отвел, вдвое сократив оплату за волок. Мог бы и впятеро, но когда даже свои начали коситься неодобрительно, торг прекратил, оставив бедных бурлаков украдкой вытирать пот с взопревших лбов.

И снова потянулись однообразные дни в дороге. Версты оставались за спиной одна за другой. Мерно вздымающиеся весла, команды „парусного мастера“, скользящие в мозолистых ладонях веревки, отражающееся в волнах солнце бликует в глаза зайчиками, иногда „отдых“ в конных дозорах, сопровождающих караван вдоль берегов… Светлен решил работать по всем правилам, проверяя прибрежные места на момент засад. А заодно организовал постоянную тренировку по отработке слаженности совместных водно-кавалерийских операций. В свете будущих планов, лишним опыт не мог быть по определению. Ну и коней дружины перегнал. Две последние задачи были главными. Какой идиот будет ставить засаду на полноценную дружину? Дорога до Киева ожидалась простой и скучной.

Но одна-единственная встреча обеспечила нас развлечениями до самого Киева. Хотя произошла еще до волока, на Оке…»

Река Ока, лето 6447 от Сотворения мира, серпень

— Одеть брони!

Звучные крики командиров разнеслись над водой, но дружинники и сами не зевали. События прямо по курсу были понятны и так. Уменьшенная копия вятичских лодий, под завязку забитая оружными людьми, уверенно догоняла большой парусник, сильно напоминавший арабский дхоу. Гадать о намерениях преследователей не приходилось: обе стороны вовсю обменивались стрелами.

— Ушкуйники купца потрошат, — уверенно произнес сотник, стоящий на носу вместе с Серым и Светленом. — Только непонятно как-то.

— Чего непонятного? — спросил воевода.

— Одной соймой араба не взять, — попытался объяснить сотник. — У купца только охраны больше, чем на лодье народу. Обычно новгородцы в такую сечу не лезут. Они считать хорошо умеют. А тут, как оглашенные ломятся.

Тем временем погоня завершилась: с соймы взлетели крюки, зацепились за борта. Нескольких арабов, попытавшихся обрезать веревки, мигом истыкали стрелами. Корабли сошлись бортами, и ушкуйники полезли на абордаж, не обращая внимания ни на подходящие лодьи, ни на то, что их кораблик значительно меньше «араба».

— Разберемся, — сказал Светлен и скомандовал. — Берем с двух сторон. Кто сдастся, с теми и говорить будем.

На передних лодьях чаще замелькали весла. Корабли разошлись, беря сцепившиеся суда «в клещи». Теперь крючья полетели уже с вятичских судов. Добрая сотня луков уставилась на сошедшихся в клинче «араба» и «новгородца». С лодий, не дожидаясь пока подойдут вплотную, начали перепрыгивать абордажные команды. А у Серого мелькнула мысль о необходимости организации пары-тройки бригад морской пехоты. Пригодятся…

— А ну, люди добрые и не злые, бросай сечу! — в этом времени голос уважающему себя командиру надо иметь соответствующий. Матюгальников не изобрели, радиомашин — тем более. Во как Светлен орет, куда там иерихонским трубам. Сразу понятно, что князь. — Ответствуйте, что не поделили? А не то всех перебьем!

Схватка на борту помалу утихла. Что толку ратиться, если победителя не будет? А через пять частей на палубе купца ушкуйников отделили от хозяев корабля стеной дружинников. После этого на борт ступил Светлен, а за ним и Серый с Изяславом и Вашко перебрались.

— Ну? — спросил, грозно хмуря брови, древлянин у молчавших поединщиков. — Говорить по одному! — тут же пресек он попытку обеих сторон орать одновременно.