Новый мир: Университет (СИ) - Шамова Марина

Девушка обмякла. Она и так старалась после тренировок попасть в душ последней, чтобы не светить даже перед товарками голым телом, хотя остальные этого ничуть не стеснялись и иногда пугали Агнессу, таящуюся в раздевалке, громкими взвизгами и смехом из душевой. Сегодня, пожалуй, ей стоило вообще прикинуться мертвой и полежать здесь до обеда.

«А кто пойдет страдать вместо тебя на Ритуалистику?» — вклинился демон.

Агнесса явственно застонала. Да, идти на Ритуалистику надо. И идти надо отмытой до скрипа и приятно пахнущей, потому что обычные чистота и опрятность на лекциях профессора Лэнгли её не спасали.

А ведь кто бы мог подумать! Она делала такие большие ставки на свою прилежность и аккуратность, надеялась, что и по этому предмету получится вырваться вперёд… Кто мог предположить, что та самая «прекрасная во всех отношениях дама» окажется столь ярым поборником благородства крови?

Леди Изабелла Лэнгли, представительница древней и некогда могущественной семьи Лэнгли, полагала, что лишь высокородные имеют право на приобщение к Искусству. Простолюдинам же не стоило и мечтать о подобных притязаниях. Героический максимум, которого могли достичь «низкорожденные», это ремесленничество, вне зависимости от ИКМР.

Стоит ли говорить, что плебейку Агнессу леди Лэнгли невзлюбила с первого же занятия?

«Ритуалистика — сложный и многокомпонентный процесс. Он затрагивает все органы чувств, но обоняние, несомненно, играет одну из важнейший ролей. Разумеется, аромат благовоний или изысканного парфюма настроит на нужный лад куда эффективнее, чем вонь крестьянского пота».

Эти малоприятные слова прозвучали буквально на первой же лекции, и, говоря их, строгая и чопорная женщина неопределённых «вечных тридцати» лет, от шеи и до пят задрапированная в чёрное с серебром, смотрела прямо на Агнессу. Девушка тогда ещё понадеялась, что это просто фигура речи такая, но очень быстро осознала, что надежды тщетны. На каждом занятии леди Изабелла находила повод придраться к «незнатной» студентке, хотя и, стоит отдать должное, ни разу не оскорбила напрямую.

Что бы Агнесса ни делала, как бы ни старалась — всё было не так. Неаккуратно, потому что «разве могут грубые руки, привычные к тряпкам и котлам, начертить тонкую и точную линию?». Расточительно, ведь «только истинно благородные знают полную цену и значимость магических компонентов». Бездарно, поскольку «общеизвестно, что настоящая и чистая Магия отзывается лишь в древней крови».

Интересно, что к Томасу Макмиллану подобные претензии не предъявлялись, а ведь парень мог похвастать разве что не слишком далёкой династией совсем не благородных бандитов. Впрочем, единожды леди Лэнгли попыталась выделить их обоих из всей группы и вынести в касту «плебеев» официально, но Томас тогда что-то сделал или сказал — Агнесса не зафиксировала такую мелочь, — и потомственная аристократка в последующих высказываниях «атаковала» только девушку. Добровольно взявшийся посвящать Агнессу в тонкости университетской внутренней политики Генрих, упоминал, что у Изабеллы Лэнгли в Лондоне дом, муж, дети и пожилая мать, а еще в Лондоне отец Макмиллана, но девушка не совсем уловила между всем этим связь.

Мельхиор, по первости, конечно же, предлагал сжечь, выпотрошить и вывернуть наизнанку презренную смертную. Да что там, он даже апеллировал к пресловутой родовитости самой Агнессы и её могущественной далёкой родственнице-ведьме! Но всё это было для опечаленной студентки слабым утешением, ведь не могла же она сказать: «А мне, знаете, демон нашептал, что я принадлежу древнему роду!». Глупо, в самом деле… вот и приходилось терпеть. Ну, хотя бы профессор Лэнгли давала полезный материал, в отличие от Андера.

Из душа девушка, как и планировала, вышла последней, но не из-за того, что так ловко просчитала время, а потому что заснула, уткнувшись лбом в стену. От болезненного падения и, вероятно, травмы её спас Мельхиор, подсунув ей в эту полудрёму образ резко провалившейся под ногами земли. Или ступеньки — она не запомнила. Дёрнулась, судорожно вздохнула и хватанула ртом воды, закашлялась и на какое-то время пришла в себя.

«А если ты ещё и опоздаешь на лекцию — о-о-о…» — с малопонятным ей злорадством протянул Мельхиор, когда Агнесса вытиралась в раздевалке.

«Не опоздаю», — буркнула девушка, поспешно натягивая одежду.

Вопреки уверенности тона, таковой она не испытывала в душе и оттого путь до лектория проделала бегом, успев нырнуть в двери буквально за пару минут до назначенного времени, и рухнула за своё место, тщетно пытаясь унять сбитое дыхание.

«Да уж, тренироваться тебе ещё и тренироваться», — скептически заметил демон, но тут в помещение вошла леди Лэнгли, и Агнессе стало не до колкостей Мельхиора.

Поприветствовав группу и дождавшись ответного нестройного хора, профессор перешла к проверке домашнего задания.

«Блестяще!», «остроумно», «очень выразительно», «превосходно» — примерно такие эпитеты доставались большинству проверенных работ.

«Сносно» — эту оценку получила Агнесса, хотя девушка достоверно знала, что у княжны эссе вышло гораздо слабее, по мнению самой Виленской. Просто ей не хотелось утруждаться накануне…

Агнесса прикрыла глаза, считая вдохи и выдохи, но быстро сообразила, что это большая ошибка — сразу же начало клонить в сон и она едва удержала непрошенный широкий зевок.

— Что с руническими шаблонами? Профессор Эскатон подготовил их для вашей группы? — сдержанным, с еле слышными нотками раздражения, тоном поинтересовалась Лэнгли.

— Нет, профессор Лэнгли, — поспешно отозвался Густав, поправляя на переносице свои огромные очки. — Профессор Эскатон ещё работает над ними. Он сказал, что шаблоны будут готовы к следующему занятию.

Ритуалистка поджала губы, всем своим видом и позой дав понять, как она разочарована этими словами:

— Что ж… нерасторопность и склонность витать в облаках — характерная черта для низкорожденных. В таком случае, скорректируем план сегодняшнего урока. Базовое построение, от руки, с вписанным шестиконечным сигилом, соотношение два к четырём…

С постукиванием и шуршанием, студенты начали вразнобой переводить столы в положение «для черчения», сдвигая в стороны книги и пергамент и высвобождая графитную подставку.

— В будущем, — начала профессор, по обыкновению прохаживаясь между рядами, заглядывая через плечи готовящимся к практике студентам, — вам не понадобятся такие примитивные сигилы. Даже простейший шестисоставный циркулогик, — она махнула рукой в сторону стоящего в углу лектория массивного бронзового механизма с множеством крутящихся ручек для настройки вращающихся кругов со сменными графитовыми вставками, на которых можно было вырезать руны, — сэкономит вам массу времени. Но здесь как со счётами и арифмометром — прежде чем коснуться автоматических машин, вам следует научиться считать на пальцах.

Она резко развернулась на месте, но тяжёлая, в пол, чёрная юбка почти не колыхнулась. В отличие от многих студенток и женщин-преподавателей Университета Лэнгли была верна архаичной «пристойной» моде, чем сначала, до того как открыла рот, вызвала у Агнессы симпатию.

Изабелла Лэнгли, как ей попытался объяснить недавно Генрих, относилась с пренебрежением ко всем, кто принадлежал к родам менее знатным и с худшей родословной. Учитывая, что Лэнгли могли отследить свое генеалогическое древо едва ли не до знати времен Мэрлина, найти кого-то более знатного, родовитого и имеющего повод гордиться чистотой островной крови было трудно. Что, однако, не объясняло того, что с младшим Синклером Лэнгли едва ли не расшаркивалась в коридорах — по крайней мере, всегда здоровалась первой. Впрочем, и на эту тему у Генриха нашлось мнение: род Лэнгли, будучи знатным от пяток до кончиков волос, был столь же беден, оказавшись на обочине прогресса и развития рынка, и погряз в долгах у новой, финансовой, элиты. Агнессу это объяснение не совсем устраивало, поскольку представить, что кто-то из обитателей хрустальных дворцов Верхнего Лондона должен человеку, не имевшему даже самого захудалого титула, ей было трудно, и она подозревала, что за этим отношением кроется нечто большее — но спрашивать напрямую у Фридриха стеснялась.