Вдохни океан (СИ) - Обр Ольга

В четверг, пока Кирам постигает тонкости управления корпорацией, я делаю то, о чем забыла на эти три дня — проверяю новости с родины. В первое мгновение, кажется, забываю, как дышать. Под заголовком, набранным огромными буквами — НОВАЯ БОЛЬШАЯ ЛЮБОВЬ АЛЕКСА ЭВАНСА — несколько фотографий, каждая из которых как нож в спину. Алекс идет за руку с незнакомой светловолосой девушкой. Алекс обнимает все ту же девушку на какой-то вечеринке. И самая сногсшибательная, в прямом смысле, — мой жених целует не меня в салоне хорошо знакомой мне машины. Мой бывший жених. Я сижу в оцепенении, не в силах ни заплакать, ни закричать, ни как-то иначе выразить свою боль. Окаменев.

Не знаю, сколько времени провожу так, сидя на холодном мраморном полу кухни. Из ступора меня выводит звонок мобильного. Это Кир. Не могу сейчас разговаривать. Не хочу. Перевожу телефон в беззвучный режим и отправляюсь в ванную. На автомате набираю горячую воду и уже лежа в ванне, рассматриваю лезвие безопасной бритвы — размышляю, насколько реально вскрыть вены этой штуковиной. Потом прихожу в ужас от не прошеной и гадкой мысли. Нет. Из-за какой-то глупости лишать себя жизни? Нет. Это не про меня. Я поплачу, и все пройдет. Может, я буду плакать год, но я вернусь домой. Вернусь живой и здоровой, чтобы обрадовать родителей. Чтобы найти новую любовь. Папа всегда учил меня, что жизнь — это бесценный дар, коим нельзя жертвовать ни при каких обстоятельствах, то, что никак не отыграешь назад. И я цепляюсь за папины слова, чтобы не совершить непоправимую ошибку. Слезы, наконец, прорываются бесконечным потоком. Впрочем, не принося никакого облегчения. Кажется, я никогда не смогу выплакать их до дна. В какой-то момент замечаю, что вода уже остыла и неприятно холодит. В состоянии зомби выбираюсь из ванны, с трудом дохожу до кровати и, свернувшись комочком, впадаю в тяжелый сон без сновидений.

Просыпаюсь резко от того, что кто-то гладит меня по плечу.

— Уходи, — говорю со злостью. Он не слушается, и я срываюсь на крик. — УХОДИ.

— Нет, — отвечает просто. — Что случилось? Почему ты не брала трубку?

Наверное, в этот момент мне просто надо, жизненно необходимо, найти виновного во всех моих бедах. И кроме мальчишки здесь никого нет. В голову приходит только одно — все из-за того, что я повелась на Кира. Целовала его. Хотела его. Алекс просто почувствовал, что я его отпускаю. Я во всем виновата. Я и Кир.

— Я хочу побыть одна. Уходи, — говорю с тяжелой усталостью.

— Я никуда не уйду, пока не объяснишь, в чем дело, — заявляет этот упертый баран, ложится рядом и обнимает меня. Это срывает крышу окончательно.

Вскакиваю, вывернувшись из его рук и ору, чтобы оставил меня в покое. Что я ненавижу его. Это уже натуральная истерика, из которой я не смогу выбраться. Он же с настырностью, достойной лучшего применения, подходит и снова заключает меня в объятья. Сковывает мои руки по швам, чтобы не могла бить его, чего мне в данную секунду хочется безумно. Еще какое-то время стараюсь вырваться из железного захвата, но все без толку, он гораздо сильнее. Снова бесполезные слезы льются по щекам сплошным потоком.

— Что бы ни произошло, я буду рядом. Всегда. — Говорит мне в макушку. Мотаю головой, отрицая все и сразу.

— Просто уйди, — уже почти умоляю я. Но, не на того напала. В очереди за упрямством этот парень явно стоял в первых рядах. Мы не двигаемся, замерев, бесконечно долго. Слезы снова иссыхают, и я перестаю чувствовать, что бы то ни было. Ни боли, ни тоски. Но и хорошего не чувствую тоже — внутри бездонная пустота. Заметив перемены, Кир спрашивает:

— Теперь расскажешь?

— Нет, — отвечаю тихо. Пытаюсь вырваться из захвата, и на этот раз он отпускает. Устало сажусь на кровать, устремив взгляд в никуда. Пустота приносит облегчение, и я не хочу шевелиться, боюсь спугнуть ее. На мгновение замешкавшись, Кир выходит из комнаты, но скоро возвращается — приносит зеленый чай. И с этого момента я спокойна как робот. Все наладится, я все переживу.

КИРАМ

Я не могу знать наверняка, но похоже на то, что Мари все же нашла заготовленные для нее новости. Когда нахожу ее в слезах, сердце сжимается от жалости. Но лишь на секунду. Злое торжество охватывает меня — с Эвансом покончено. Удерживая рвущуюся из рук птичку, я доволен своей выходкой. Я победил. Проходит время и она успокаивается в моих руках. И так должно быть всегда. В МОИХ руках.

Но проходит неделя, другая, и я уже не так рад содеянному. Мари не приходит в себя. Все что она делает, делает автоматически. Не ест, если не напомнить. Не плавает, когда я практически заставляю ее отправиться кататься на яхте. Не хочет видеться с Диной. Не смеется, как бы я ни старался. И, в общем-то, почти не разговаривает.

Сложно описать, что я чувствую при этом. Азарт — сколько времени понадобится, чтобы вернуть ее себе? Злость, что чувства к этому придурку оказались так сильны. Жалость — видеть ее в таком сломленном состоянии невыносимо. И, совсем немного, — раскаяние. Но злость и азарт гораздо сильнее. И я упорно каждое долбаное утро встречаю ее чашкой кофе и цветами. Стараюсь почаще заманивать ее на яхту. Провоцирую ее, находясь на связи, когда я в офисе. Она же ужасающе раводушна.

Говорят, время лечит. И мне остается только ждать и быть рядом.

22

МАРИ

В сонном равнодушии проходит лето. Говорят, оно было невыносимо жарким, но я не заметила, в основном проведя его в прохладе домашних стен. С удивлением отмечаю для себя, что на исходе август. Я уже полгода провела в плену, а кажется, как будто один бесконечно долгий, застывший во времени день. Ничего вокруг не меняется, и я не меняюсь тоже. Но одним далеко не прекрасным утром, взглянув в зеркало, застываю в изумлении — неужели это я? Щеки ввалились, под глазами темные круги, плечо, кажется, можно обхватить двумя пальцами. Стараюсь припомнить, когда в последний раз ела, но в голове пустота. Словно стряхнув морок, берусь за ум и начинаю тщательно следить за своим рационом. Возвращаюсь к тренировкам, что дается нелегко — мышцы словно атрофировались. Осталось немного, каких-то полгода и я смогу вернуться домой. Я должна быть в форме к этому времени. Чтобы не пугать родителей, думаю я. Но где-то на задворках сознания крутится мысль: чтобы показать ему, от чего отказался. Отгоняю ее. Нельзя поддаваться соблазну впасть в депрессию снова.

Понемногу становится легче. Я снова чувствую вкус еды, испытываю удовольствие от плавания.

И однажды прошу Кира:

— Давай завтра устроим пикник на яхте?

Он удивленно улыбается, соглашается с готовностью. В этот вечер мы много разговариваем, и я с удивлением узнаю, что на днях у Кира начинается учебный год — он теперь будет учиться в университете, а работать во второй половине дня. Сквозь плотную вату отрешенности, окутавшую меня этим летом, до меня оказывается не дошла информация, что мы вскоре переезжаем жить в Палеру, ту, что столица. Университет находится там. А работать Кирам теперь будет в головном офисе. Мальчишка рассказывает, что он тренируется снова, но уже не планирует участвовать в боях без правил, просто не хочет терять форму. Мы общаемся, словно давно не встречавшиеся друзья, много шутим, и это отогревает мою душу. Я с нетерпением жду утра, чтобы отправиться в море.

Уже в семь часов мы на пристани и я улыбаюсь солнечному утру, предвкушая провести целый день в воде. Благо зной уже не такой невыносимый, держатся весьма комфортные для меня тридцать градусов. Кир тоже много улыбается. Видимо, жить с мрачной и депрессивной мной было совсем невыносимо, посмеиваюсь про себя, скосив на него глаза.

Мои ожидания более чем оправдываются: почти весь день мы проводим, плескаясь в море. Время от времени выбираемся на борт, чтобы перекусить и отдохнуть. Много смеемся. И, да, мы делаем это все, даже не думая одеваться. Наши отношения давно перешагнули тот рубеж, до которого люди стесняются друг друга. Хотя, на мой взгляд, Киру даже слово такое «стеснительность» незнакомо. Наша яхта встала недалеко от безумно красивого песчаного пляжа, укрытого среди скал. Я подначиваю Кира отправиться туда вплавь, и он весьма предсказуемо соглашается. Уставшие и довольные мы выбираемся с прибоем на мелкий горячий песок. Кир хватает меня и кружит, пока я не теряю ориентацию в пространстве. С хохотом падаем. Одним неуловимым движением Кир перекатывает нас, подминая меня под себя. Тяжесть его тела надо мной будоражит, посылает приятные мурашки вдоль спины. Он целует меня сначала нежно и тягуче, но чем дальше, тем сложнее ему сдерживаться. Поцелуй становится страстным и горячим, его язык в моем рту возбуждает до дрожи. Притягиваю его еще ближе к себе, вплавляюсь в него всем телом. Чувствую, его впечатляющую эрекцию и это дарит ощущение триумфа. От губ Кир спускается к обнаженной груди и втягивает в рот безумно чувствительный сосок, терзает его языком, прикусывает зубами. Прохладные волны накатывают на песок и ласкают босые ступни, руки моего мальчика обжигают нежную кожу низа живота, пальцы творят какие-то фантастические вещи с моим клитором. Я таю в ворохе невероятных ощущений, когда он оставляет следы от зубов на моей шее, будтоо помечает меня. Оторвавшись от поцелуев лишь на секунду, зависает надо мной, словно спрашивая разрешения на более решительные действия. Не в силах больше ждать, обвиваю его ногами и притягиваю к себе. Он входит медленно, плавно, намеренно растягивая удовольствие. Но уже очень скоро амплитуда толчков возрастает. И очень скоро я вижу небо в алмазах — оргазм настолько сокрушительный, что я не в силах дышать. Очень скоро Кир догоняет меня, кончает со звериным почти стоном. Впивается в шею поцелуем. И мы долго еще лениво валяемся в облизывающих расслабленные тела волнах.