Пьесы - Эдвард Радзинский

Нечаев. Этого не было. Вы просто хотели, чтобы так было?

Аня. Ну, разошлись. Мы уже сделали тысячу вздохов, наверное.

Нечаев подошел к ней и положил ей руки на плечи.

(Вдруг шепотом) Я побежала!

Нечаев. Да.

Аня (не двигаясь с места). А я все боялась и решала, идти на съемку или не идти. И пока решала — опоздала. Я побежала. (Не двигаясь) Прощайте!

Нечаев. Прощайте! (Наклонился и поцеловал ее) Аня (не вырываясь). Не надо.

Он целует снова.

Ну, я это плохо делаю.

Он целует ее.

Ужас-ужас-ужас! (Она уткнулась ему лицом в плечо)

Нечаев. Ну…

Аня. Я не могу теперь на вас смотреть.

Нечаев. Ну где ты?

Аня. Я побежала-побежала-побежала! (Отчаянно) Побежала! (Убегает)

Нечаев один. Гудки машин. Шум ночного города.

Затемнение.

Квартира Надежды Леонидовны. Справа — комната, где накрыт праздничный стол. Слева — коридор, где стоит телефон. Когда высвечивается коридор, комната затемняется. Сейчас освещена комната. За столом — Надежда Леонидовна, Кирилл Владимировичи Ирин а.

Кирилл Владимирович. С днем ангела, Надежда Леонидовна! И сразу же за вас! (Пьет) Вы — языческая женщина! Вы нам в наследство от Древнего Рима! (Снова пьет)

Надежда Леонидовна (певуче). Дорогой! Ну как вы лихо пьете…

Кирилл Владимирович. Знаете, однажды я сел в поезд и узнал, что в буфете не продается водка. Я тотчас слез с поезда и пошел пешком.

Надежда Леонидовна (смеясь). Он ужасен! (Ирине) Дорогая, почему нет Ани? Где Аня?

Ирина. Я разрешила Ане задержаться сегодня до часу ночи. У них на работе какой-то вечер. Я хочу, чтобы она была вместе со всеми.

Кирилл Владимирович. У вас тяга к демократизму. Это правильно. Пусть она будет поближе к народу. У прогрессивных критиков была тяга к народности. Вы — Стасов!

Ирина. Кирилл Владимирович, по всему заметно, что вы уже перевыполнили норму.

Надежда Леонидовна. Ирина, не мешай ему. (Наивно-жеманно) Кириллушка, почему вы так много пьете?

Кирилл Владимирович. Как вам сказать…Одни люди пьют для того, чтобы им стало лучше, а другие… я, например… чтобы им не стало вдруг хуже. Сегодня я особенно боюсь, что мне станет вдруг хуже…

Ирина. Что-нибудь случилось?

Кирилл Владимирович. Час назад, направляясь к вам, я узнал нечто…

Звонок по телефону.

(Ирине) Это, конечно, вас.

Затемнение, высвечивается коридор. Ирина говорит по телефону.

Ирина (устало и значительно). Да, Аверкий Борисович… Да, я сегодня смотрела материал… Ну что вам сказать? Абсолютно самостоятельно… И самое интересное, что во всем этом есть… ну как бы вам сказать… какое бы слово здесь подобрать… Ну, нечто лермонтовское, что ли.

Затемнение в коридоре. Та же комната. За столом те же.

Ирина. Так что же случилось, Кирилл Владимирович?

Кирилл Владимирович. Пожалуй, я скажу вам об этом потом. Сейчас не хочу. Оставим дела в передней вместе с телефоном и шляпами. Каламбур для бедных!

Надежда Леонидовна. Как я люблю джаз. Пусть на моих похоронах…

Ирина. Тетя, тетя…

Надежда Леонидовна. Ну что тут такого… Мы все умрем, в этом нет ничего особенного. А может быть, это и хорошо. К старости мы становимся несколько карикатурны… Так вот… пусть на моих похоронах играет джаз. (Спохватившись.) Дорогая, где карандаш?

Ирина. Тетя! Тетя!

Надежда Леонидовна. Ну что тут особенного? Да, я суеверна, как все интеллигентные люди. Я не боюсь в этом признаться. И Кириллушка не станет смеяться надо мной. Я родилась ровно в два часа ночи. И пока часы будут бить два, я должна успеть записать все свои желания, а потом бросить листочек в бокал и выпить вместе с шампанским. И тогда все осуществится… Это ужасно. Ударов всего два… а желаний так много.

Звонок телефона. Затемнение в комнате.

В затемнении голос Ирины.

Голос Ирины. Да, Гаврила Захарыч… Это свежо. Ну что еще? Понимаете, во всем этом есть, ну как бы вернее и образнее выразиться… ну, если хотите… есть нечто лермонтовское.

Свет. Та же комната. Те же, без Ирины.

Кирилл Владимирович. И что же вы загадали, Надежда Леонидовна? Надежда Леонидовна. Это секрет. Какой холодный в этом году май! Дожди! Почему до сих пор нет Ани? Я тревожусь… Аня выросла. У нее стали фиолетовые глаза. Ирина этого, конечно, не видит. А я знаю эти глаза. И я ужасно боюсь за нее. У нее мой характер. Она будет много страдать от любви. Вот так, Кириллушка. Я уже научилась понимать красоту чужой любви и чужого поцелуя. Значит, я стала мудрой. Оказалось, старость приносит нам истинное успокоение. Она дарит нам покой и возможность точнее различать краски мира. Я всегда боялась, что состарюсь раньше, чем во мне умрет женщина. Но природа оказалась милостива. Все произошло красиво. Это большое счастье. (Помолчав) Я хотела попросить вас об одной вещи.

Возвращается Ирин а.

(Шепотом) Я вас попрошу об этом без нее.

Ирина усмехнулась.

Кирилл Владимирович. Надежда Леонидовна, если не секрет, сколько вам… лет… приблизительно? Надежда Леонидовна. Ну зачем же, я могу точно. Если в прошлом году мне было семнадцать, то в этом, очевидно, шестнадцать. Что делать, простите за банальность, я в том возрасте, когда следует только молодеть.

Телефонный звонок.

Затемнение.

Из затемнения — голос Ирины.

Голос Ирины. Да, искренне… И экспрессия… В этом есть… ну… я даже боюсь точно определить… определения всегда несовершенны… но в этом есть… нечто… лермонтовское.

Свет. Та же комната. Надежда Леонидовна и Кирилл Владимирович.

Надежда Леонидовна. О чем я вас прошу?.. Понимаете, однажды раскрылась дверь и вошел он. Кирилл Владимирович (испуганно). Кто? Надежда Леонидовна. Он работает диктором на стадионе «Динамо» и вдруг вообразил себя актером. Причем Гамлет, Ричард III, никак не меньше… А я, вместо того чтобы позвонить в психолечебницу, стала с ним заниматься. Что делать? Вы знаете, я не умею отказывать. Для этого нужна какая-то клеточка в мозгу, а у меня ее нет. Она выпала при моем рождении. Короче — с театром у нас не получилось. Так я думаю, может, он для кино сгодится? Поговорите с вашим режиссером, пусть он его посмотрит. Или нет. Лучше я сама с ним поговорю. Вы устроите мне встречу?

Кирилл Владимирович. Я устрою.

Надежда Леонидовна. Это ужасно. Бедная Иринушка, ее разорвут по телефону. И так каждый вечер. Я боюсь за вас, дорогой, вы много пьете. Это ужасно, что вы так редко к нам приходите. Приходите чаще. Я буду читать вам свою «Рашель». Я пишу о ней книгу. Пишу, и при этом оказалось, что я не могу писать без реакции. Поэтому я читаю страницы вслух своей кошке. И в патетических местах она мяучет. Видимо, ей нравится? Дорогой, я просто влюблена в свою Рашеличку. Это была гениальная актриса. И женщина! Она не боялась страсти! Вы знаете, когда эту книгу напечатают, я приглашу вас в ресторан и мы устроим такие вспрыски… Тьфу-тьфу-тьфу! Только бы не сглазить. Постучим по деревянному. Жаль, что с вдохновением плоховато. Кириллушка, вы великий умник. Почему вдохновение так редко посещает людей?

Кирилл Владимирович. Вдохновение — это как ребенок, которого посадили на горшок: «Умейте обождать!»

Вбегает Ирина.

Ирина. Тетя! Без пяти два!

Надежда Леонидовна. Боже! А где же Аня? Где карандаш? Я погибла!

Кирилл Владимирович. Возьмите авторучку. (Протягивает.)

Надежда Леонидовна. Я отравлюсь чернилами. Боже-боже!

Ирина сует ей карандаш. Шипение часов.

Лейте мне шампанское!

Кирилл Владимирович наливает. Удар часов.

(Лихорадочно записывает, бросает листок в бокал)

Удар часов.

(Пьет) Успела! Успела!

Ирина. С днем рождения, тетя! Надежда Леонидовна. С днем рождения! Ура! Ура!

Звонок телефона.

Затемнение в комнате. Высвечивается коридор. Ирина заканчивает разговаривать по телефону. Во время разговора входит Кирилл Владимирович. Снимает плащ с вешалки.

Ирина (говорит по телефону). Да, Иван Кузьмич. Это я… Именно, лермонтовское… А кто вам это передал?.. (Смеется). Ах, этот Аверкий Борисович… Да, по-моему, это тоже удачное определение… Что вы говорите? (Выслушивая ответ) Ну-ну… Ну… Ну-ну… Побеседуем завтра. Спокойной ночи! (Вешает трубку)